Церковь рядом с третьяковской галереей. Храм святителя николая в толмачах

Много горя, смертей и разрухи принесла советскому союзу Великая Отечественная Война. Как же праздновали красные дни календаря? Особенно, главный зимний праздник – Новый год в осажденном фашистами блокадном Ленинграде?

До начала страшной войны жизнь дарила массу приятных, веселых и торжественных событий которые наполняли смыслом мирную жизнь. Рассветы и свидания, свадьбы и рождение детей, начиная с 4-х утра 22 июня 1941 года стали иметь иные отзвуки и оттеки. Об успехах в учебе и на службе многое узнавали из фондовых сводок. Но жизнь как и праздник, никто не отменял…

Нематериальные ценности особой цены

В военные годы войны все довоенное стало особенно дорого как на фронте, так и в тылу. Память бережно хранила общее веселье на демонстрациях, песни, танцы, обильное застолье в дни семейных и общенародных праздников.

И поэтому не случайно в дневниках военного времени люди со щемящей грустью вспоминают малейшие детали праздничных дней, оставшихся в прошлом. В блокаду за дневную норму хлеба, для близкого человека, одевали фамильные драгоценности. Сахар, стал брильянтом.

Подготовка к Новому 1942-му году пришлась в блокадном Ленинграде на самое горькое для горожан время. Жизнь в городе замерла. Продукты по хрупкому, смертельно опасному ладожскому льду поступали в чрезмерно малых количествах. Карточки не отоваривались. В самую холодную из ленинградских зим в домах не было света, воды, тепла. Дистрофия начала убивать население.

Эти «Новогодние» дни запечатлелись в дневниках ленинградцев.

Да поможет талант

Иосиф Серебряный - художник : «Не могу позабыть встречу Нового 1942 года в одной из комнат Союза и наш «богато сервированный стол», покрытый белоснежной скатертью. Чего только тут не было, блюда на любой вкус – колбасы, рыба, икра… И все это… - где красками, где бутафория, но сделано было искусно. А на деле лишь сэкономленные - хлеб, котлеты из конины и немножко пива».

Борис Владимиров (16 лет Умер от дистрофии в 1942 году) – ремесленник: «1942 год Январь. Хлеба так же - рабочим 350, иждивенцам, детям 200 граммов. Все так плохо чувствуем, что еле ходим. Проходит первая декада, продуктов никаких нет, один хлеб. Супу варить не с чего. Пробуем варить столярный клей, и суп, и студень. Чай пьем с солью.

Идет вторая декада. В магазинах опять нет ничего. Я только раз приносил суп из столовой дрожжевой с лапшой, какой есть, а иногда и кашу, но каша лучше мучная из ржаной муки и раз была из зерен ржи кислая, дома кладем в суп. Приносил так же биточки, но сейчас не разрешают выносить из завода. Еще приносил капусты кислой от Любы Вьюшининой, тоже клали в суп. Дядюшка приносил с фабрики шкуру, которую палили, скоблили и через мясорубку пропускали и клали в суп. Еще он приносил муку, неважная, но все же тоже клали в суп. Уже второго никогда нет…»

Нина Худякова – Сотрудница исторического архива : «31 декабря встречали Новый год 1942-й. На столе стояла небольшая елочка, горели свечи. Каждому было положено по коржику и конфете. Затаив дыхание, слушали радио. Выступал Михаил Иванович Калинин. Его проникновенная речь, полная оптимизма, давала нам новые силы, укрепляла уверенность в победе. Лица присутствующих в тусклом свете свечей казались еще более худыми, изможденными. Начальник объекта поздравила всех с Новым годом и пожелала стойко преодолевать все трудности, выпавшие на нашу долю, мужественно защищать наш объект и весь Ленинград – город Великого Октября. Она говорила о героической битве за Москву, Ленинград и другие города, о сплоченности и коллективизме ленинградцев, о нашей команде, ее успехах, задачах, надеждах. «За нашу победу! «– закончила она здравицей. Мы единолично приветствовали её слова. В ту предновогоднюю ночь мы думали и о наших близких и родных, о тех, кто был на фронте и в городе. Всем сердцем мы были с ними. Вспоминали, как встречали Новый год в мирное время, сколько было веселья и радости. Все это вернется, обязательно вернется.

Мне подарили маленькую записную книжечку, на первой странице, которой написано: «Тов. Худякова! Помните Новый 1942 год, встреченный унитарной командой Архивного отдела УНКВД ЛО в осажденном немцами Ленинграде» . Я храню ее как талисман».

Глазами детей Ленинграда

Юра Байкалов – школьник, 4 класс, 370 школа : «31 декабря 1941 г. Сегодня нам сказали, что в 5 часов мы будем встречать Новый год в 4-й школе. Там был большой концерт и елка из сосны… А потом был обед. Дали суп из чечевицы, 2 котлеты с макаронами и какое-то желе, очень вкусное. Все очень вкусно. Хорошо все-таки в школе».

Володя Николаев - школьник: «27.12.41 суббота. Сегодня мама давала кровь – 220 куб. см. Выдали единовременный паек: 130гр. конфет, 73 гр. масла, 65граммов селедки, 100гаммов муки и 200граммов хлеба. Заплатили еще деньгами 55 рублей. Что только милая мамуленька не придумает, только чтобы пережить эти тяжелые для нас времена! Я очень ей благодарен за все ее материнские заботы, которые она для меня проявляет всю мою болезненную жизнь!

Вечером был в «театре». Слушал пьесу Симонова «Парень из нашего города» . Пьеса хорошая только не пришлось дослушать до конца выключили ток в радио. Даже для радио электричества не хватает. Трамваи давно не ходят. Дочитал книгу Ч. Диккенса «Жизнь и приключения Мартина Чарлздвитта». 31.12.41 среда . Наступил последний день 1941 года – года страшной войны. В 1941 году наша страна терпела поражения, т.к. коварный враг был сильнее нас в несколько раз, но, развернув свои резервы во всю, наша Армия уже с конца ноября перешла в контрнаступление и на некоторых фронтах успешно бьет врага. С новым победным годом!

Сегодня от Красной Армии получили подарок к новому году: наши войска Кр.Армии и Военно-Морского Флота заняли город и крепость Керчь, города Феодосия и Калуга.

В тяжкой обстановке встречаем мы ленинградцы Новый год. В кольце вражеской блокады, под артобстрелами, бомбежке с воздуха, голодом, без электричества, часто без воды и радио. В этом году уже не справляем елки, не приглашаем гостей встречать Новый год.

Сколько ленинградцев погибло в 1941г. От бомбежек, обстрелов и голода! Целый день только и везут наспех сколоченные гробы на кладбище, а поэтому особенно нам ленинградцам охота иметь новый 1942 год счастливым, спокойным и сытным годом»!

К сожалению, новый 1942-й год не принес снятия блокады Ленинграда, и последствия голодной зимы продолжали забирать жизни горожан. И тем ценнее меры, принимаемые руководством города и Военным советом Ленфронта по поддержке ленинградцев. Было принято решение о проведении детских Новогодних праздников, а деятелям науки и искусства Ленинграда выдали разовый дополнительный продуктовый паек.

Помогали всем миром

Постепенно массовая эвакуация из Ленинграда и помощь всей страны городу сказалась на улучшении снабжения населения, и совсем по-другому встречали ленинградцы Новые 1943 и 1944 годы.

Под новый 1943 год . Электрический свет зажегся уже в трех тысячах ленинградских домов. Но лимит расходования электроэнергии – строжайший. Семья может пользоваться одной лампочкой в 40 ватт, причем, только с 7 вечера до 12 ночи. Использование, каких бы то ни было, электрических приборов категорически запрещено.

30 ноября 1942 г. Исполком Ленгорсовета принял Решение «О проведении детского праздника Новогодней елки в Ленинграде».Праздничные утренники и вечера для детей и взрослых, билеты на Новогодние елки.

Дневники горожан пестрят уже другим набором продуктов к Новогоднему столу. И в настроениях уже сначала надежда на скорейшее освобождение от блокады, а затем и уверенность в Победе над фашизмом.

Израиль Назимов – заведующий Рай здравотделом Кировского района :«2 января 1943 года. Только что окончил свой «обильный» ужин, состоявший из 250 г хлеба, двух стаканов горячего чая и двух ирисок. Иногда это меню разнообразится кусочком сыра или селедки. В столовой кормят хуже. Чувство насыщения вновь начинает забываться. Встречали новый год. Закуски состояли из селедки, кетовой икры, шпика, соляной капусты и огурцов, и капустных пирожков. Выпивкой служило полученное по литру пиво и немного водки. Погуляли до трех часов и легли спать».

Евгения Морозова – боец МПВО Петроградского района : «23 января 1943 г. Вот прошел и Новый год. Новый и старый прошел и такой памятный день, которого ленинградцы никогда не забудут – 18 янв.1943 г., а я ничего не записала в эти дни. Новый год встретила ничего, повеселились до 4-х ч., а 1-го янв. пошла в увольнение после уборки снега. Была елка и неплохая. Дома в Новый год тоже устроила маленькую елочку из сучьев от нашей елки.

30 декабря 1943 г. Оживленно идет предновогодняя торговля. На елочных базарах и в магазинах уже продано елочных украшений на полтора миллиона рублей. В Ленинград завезено 7 тысяч елок.».

Наступает новый 1944год

Евгения Морозова :«31 декабря 1943 г. В конце дня в клубах и домах культуры Ленинграда начались праздничные вечера и концерты. Множество юношей и девушек собрались в Доме Культуры им. А.М. Горького. Разноцветными огнями зажглась огромная елка. Состоялся большой концерт с участием фронтовой агитбригады и коллектива художественной самодеятельности. Проводился конкурс на лучшее исполнение танцев. В Клубе им. С. Орджоникидзе блестяще прошёл костюмированный бал-маскарад.

1 января 1944 г . До самого вечера в городе было тихо. Новогодние елки для ребят зажглись в спокойной обстановке».

Лина Короткевич – школьница : 1 января 1944года. «Вчера я украшала елку, елка у нас в этом году (как говорят все) очень красивая. Только 31-го числа я достала лампочки, шнур оказался коротким и пришлось прибавить к нему шнур от чайника. Тем не менее елка горела… Мы пошли к соседке, пили пиво, шутили. Выступал Калинин, слушали его речь. Слушаю новогодний концерт…. Я хочу сказать, что и в школе было весело в последний день. Мы писали на уроках новогодние пожелания, очень интересно 5 января 1944 года. Сегодня я была на городской елке. Показывали кино, был концерт».

А почта полевая , как и в мирное время, пестрела Новогодними открытками. Дети делали свои елочные игрушки и открытки. Постепенно, с удачными боями наших войск менялся тон плакатов и открыток.

Ленинградцы, как и весь советский народ, были тесно связаны с фронтом. Не было семьи, из которой кто-либо не был на фронте или не работал для фронта, для Победы. Шефские связи с воинскими частями, сбор подарков воинам – неотъемлемая часть повседневной жизни блокадников.

Совсем по-другому выглядят Новогодние открытки в предчувствии Победы. Новогодние открытки играли особую агитационную роль, это не привычные пожелания счастья в наступающем году, а новогоднее поздравление и привет защитникам Родины.

От автора : Фронтовые фотографии говорят о том, как нужен был праздник и солдатам в перерыве между боями. Праздничное новогоднее настроение старались создать коллективы медиков санитарных поездов и госпиталей. Дети бывали в гостях у раненых.

И даже в стане врагов отмечали Рождество. Это видно из фото и памятных брошюр, изданных командованием для замерзающих в российских снегах немцев.

Статья написана по материалам СМИ «Ленинград. Победа»

Первый блокадный новый го д - 31 декабря 1941 - 1 января 1942 годов. Почти четыре месяца с начала блокады. Быт ленинградцев полон лишений и тягот. Нет света и воды. Улицы города полуопустели. В бомбоубежищах дети получают свои новогодние подарки - маленькие кусочки чёрного хлеба. А на улицах свирепствуют морозы. Зимой 1941-1942 годов температура опускается до -42 °С.

В канун нового, 1942, года Гитлер заявляет, что 1943 год ленинградцы уже не увидят, под невиданной доселе блокадой город падёт не позднее чем в январе сорок второго. Прошёл год, многие жители города действительно уже не встречают наступивший 1943-й. Но в некоторых квартирах горит свет, по улицам днём ходят трамваи, работает радио. Город стоит. Уже больше года. Но враг всё ещё держит Ленинград в плотном страшном кольце.

Еда - бесценна

Предновогодние, как и будние, дни тех лет жители Ленинграда проводят в страшных хлопотах: хоронят своих умерших родственников, друзей, завернув их в ковёр или портьеру и провезя в последний путь на детских санках; думают, как выжить самим и помочь своим ребятишкам, на сколько недель хватит мяса любимого домашнего пса и где взять дрова, чтобы хоть как-то обогреть жилище…

Хлеб в блокадном Ленинграде на чёрном рынке стоит бешеных денег. На это лакомство выменивает, кто может, одежду, драгоценности - будничные и новогодние столы ленинградцев голы. Живые жители слышат по радио бой курантов московского Кремля, а за городом стоят немцы. Невероятно, но некоторые ленинградцы (кто находит в себе физические силы хотя бы просто держаться на ногах) - от мала до велика «празднуют» (если можно применить это слово) Новый год. Песни под гармошку, детские хороводы вокруг ёлки, музыка из патефонов. На новогодних утренниках голодным детям дают маленькие невероятно ценные подарки - еду.

Новый 1945-й…

Меньше чем через 2 недели после наступления нового 1943 года - 12 января начинаются бои по прорыву блокадного кольца. В начале февраля замученные жители встречают первые составы, пришедшие по автомобильной и железной дороге вдоль Ладожского озера.

В 1942, 1943, 1944 годах в новогодние ночи люди вздрагивают, заслышав звуки сирен, умирают от голода. Но невероятная сила и дух жителей северной столицы помогают пережить им страшное время. И 1 января 1945 года те, кто выдержал тяжелейшие условия, встречают в покалеченном, местами разрушенном до неузнаваемости, но уже освобождённом городе.

Давайте хотя бы в канун праздников забудем обо всех неприятностях, невзгодах, проблемах, которые в ежедневной суете современной жизни кажутся нам серьёзными, порой неразрешимыми. Порадуемся простому теплу и драгоценному домашнему уюту. А под бой курантов загадаем здоровья близким и мирного времени!

В самую лютую из ленинградских зим в домах не было света, воды, тепла. Дистрофия начала истреблять население.

Эти Новогодние дни остались в дневниках ленинградцев:

Иосиф Серебряный — художник. «Не могу забыть встречу Нового 1942 года в одной из комнат Союза и наш „богато“ сервированный стол, покрытый белоснежной скатертью.

Чего только тут не было, блюда на любой вкус - колбасы, рыба, икра… И все это… — где красками, где бутафория, но сделано было искусно. А в натуре лишь сэкономленный „эрзац“ — хлеб, котлеты из конины и немного пива».

Боря Капранов (16 лет). «31 декабря 1941 г. Сейчас дров нет, в комнате мороз, кипятку согреть негде, хоть помирай. Неудивительно, что на улице падают люди от истощения. В Ленинграде в день помирают, говорят, от 6 до 9 тысяч человек.

Фото из архива Питера. Новый год в блокаде.

Сегодня последний день старого года, и новый встречать нечем.

Только и слышно, что скорей бы увезли из Ленинграда, хоть бы раз поесть вдоволь хлеба и картошки или чего-нибудь. Вырваться бы из Ленинграда и уж больше бы сюда не поехали».

Владимир Фокин — мастер завода. «1 /I - 1942 года. Новый год справили хорошо. Полина напекла по одной лепешке из картофельной кожуры, где она достала эту кожуру я не знаю.

Я принес две плитки столярного клею, из которого сварили студень, ну и по тарелке „бульона“.

Вечером ходили в театр смотрели постановку „Машенька“. Но смотреть было неприятно, в помещении холод такой же, как и на улице, все зрители сидят в инее».

Из книги А.Бурова «Блокада день за днем». «31 декабря 1941 г. Один из самых тяжелых дней очень тяжелого декабря. И все-таки наперекор всему в городе ощущается приближение праздника. Почти 50 тысяч ленинградских школьников собираются встретить его у новогодних елок. К празднику готовятся и детские сады.

Не смотря на нехватку горючего, автомобилисты привезли из лесу 1000 елок.

Положение с продовольствием крайне тяжелое, но город позаботился о праздничных угощениях для детей. Из глубокого тыла для детских садов Ленинграда в Кобону прибыли даже мандарины».

8 сентября 1941 года началась одна из самых мрачных страниц в истории Великой Отечественной войны. В этот день, несмотря на героическое сопротивление защитников Ленинграда, немецко-фашистским войскам удалось блокировать город с суши. В условиях блокады Ленинград находился почти 900 дней до 27 января 1944 года.

Дети.

Все это называется - блокада.
И детский плач в разломанном гнезде...
Детей не надо в городе, не надо,
Ведь родина согреет их везде.
Детей не надо в городе военном,
Боец не должен сберегать паек,
Нести домой. Не смеет неизменно
Его преследовать ребячий голосок.
И в свисте пуль, и в завыванье бомбы
Нельзя нам слышать детских ножек бег.
Бомбоубежищ катакомбы
Не детям бы запоминать навек.
Они вернутся в дом. Их страх не нужен.
Мы защитим, мы сбережем их дом.
Мать будет матерью. И муж вернется мужем.
И дети будут здесь. Но не сейчас. Потом.

Елена Вечтомова. Ленинград 1942 г.

Детские воспоминания блокадников.

Эвакуация. Ленинградцев во время посадки на пароход 1942 г.

Новогодние елки в блокадном Ленинграде.

Зима 1941/1942 года была с лютыми морозами (до -42 С). В одной из школ Красногвардейского района стояла нарядная елка и ждала детей. Городской транспорт бездействовал. Мама, Мамаева Евгения Ивановна, будучи директором школы, обратилась к директору совхоза «Ручьи» с просьбой о выделении трех подвод. И нас - детей, укутав в одеяла и полушубки, повезли лошадки на Николаевский проспект (ныне проспект Мечникова) в школу, в которой теперь расположен детский центр досуга. Лились мелодии из механически заводящегося патефона. Ни хороводов, ни танцев, ни пения - у окон и стен стояли изможденные дети. Худоба у иных такая, словно скелеты, обтянутые кожей, многие с неумытыми лицами и грязными руками - водопровод и канализация не работали. У многих ребят в руках были стеклянные баночки, традиционных подарков не было, нас угостили обедом. Что было на первое - не помню, а на второе - каша с крохотной котлеткой, что было уложено в баночки: все затем делилось на всех домашних. Вот так был отмечен новый 1942 год. Мне было тогда 10 лет.

Мама умерла в июле… Папа погиб на фронте… И мы с сестрой Лизой стали жить с тетями - сестрами мамы, окруженные заботой и вниманием.
Новогодняя елка 1943 года помнится на Петроградской в кинотеатре «Молния». Мы - дети заполнили зрительный зал, расположившись по рядам на сиденьях, а на сцене около зажженной елки выступали артисты - декламировали, пели для нас (елка была зажжена от аккумулятора, принесенного солдатами). И вдруг объявили: «Воздушная тревога!». Нас взрослые выводили в бомбоубежище и каждому вручали пакет с небольшим набором сладкого.
Все 900 дней блокады мы прожили в Ленинграде. Мы - дети посещали госпитали, устраивали концерты для раненых, чинили им белье и штопали носки, писали по их просьбе письма родным и близким.
Хазова Н.В. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

,Хлеба опять нет - только мороз и покойники,

Ленинград 23 декабря 1941 г. Мороз под тридцать градусов, уже давно выпал снег, который никто не убирает, и все ходят по протоптанным тропинкам. Как всегда утром, я иду в соседний дом № 11 в булочную за хлебом (мне 12 лет), выдают по карточкам по 125 граммов и мне и маме. Хлеб тяжелый и вязкий, муки не больше 50%, остальное - бумага и какие-то добавки.

В полутемной булочной (электричества давно нет) стоят всего 5-6 женщин, молчаливые и растерянные, такое же выражение лица и у продавщицы. Я подхожу к прилавку. «Девочка, сегодня хлеба выдавать не будем, на хлебозаводе нет воды и электричества», - говорит она мне. Я выхожу на улицу. «С чем же мы будем пить кипяток, который уже готовит на «буржуйке» мама, и никаких продуктов у нас уже давно нет». Конец месяца, наши карточки уже отоварены, остался только один талон на 200 граммов крупы.

Беру дома карточку и иду в дом № 6 на другой стороне улицы (мы жили на Смольном проспекте), покупаю ячневую крупу, так как другой нет и, крепко прижимая к груди маленький пакетик, иду домой. Светло. Уже повезли на санках покойников, завернутых в простыни и привязанных к санкам веревками, они плоские и прямые, как доски. Их везут через Неву, которая совсем рядом, по Охтинскому мосту на Пискаревское кладбище. Никто не плачет и не разговаривает.

24 декабря - опять хлеб не выдают. По-прежнему мороз и покойники.
25 декабря - хлеба нет. Мы с мамой почти целый день лежим в кровати и слушаем радио. Передают прекрасную симфоническую музыку и стихи. Утром на нашем проспекте - сплошной поток покойников. Проехали две грузовые трехтонки с высокими бортами, доверху наполненные мертвыми замерзшими подростками-ремесленниками в своих черных шинелях и в шапках с торчащими во все стороны руками и ногами. Бегу домой, так как смотреть на это уже нет сил.
26 декабря - выдали хлеб. Ничего до этого вкуснее я еще не ела.
31 декабря пришел домой на Новый год мой опухший, почерневший папа, еле-еле передвигая ногами. Он служил в ПВО судостроительного завода «Северная Верфь» и сказал, что 26 декабря в городе умерло от голода 126 тысяч человек. Позднее эта цифра встречалась мне в официальных и печатных изданиях.
Колесникова И.П. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

Как я осталось живой!

Я родилась в прекрасном городе Ленинграде. Когда началась война, мне было восемь лет. Родители были в длительной командировке, папа был военным. Я осталась с бабушкой и дедушкой. Жили мы на Васильевском острове, в Гавани.
8 сентября 1941 г. немцы замкнули кольцо блокады по суше. Снабжение стало возможным только по воздуху или через Ладожское озеро. Многократно начали снижать нормы выдачи продуктов, а выдача хлеба сократилась до 125 граммов. Это был блокадный хлеб - черный, тяжелый, с суррогатами. Начались морозы. Холодно и голодно.

Дедушка был очень высокий, крупный. Все время говорил: «Таня, я есть хочу, свари мне фикус». Этот цветок рос в изголовье его кровати и был очень высоким. Бабушка долго отказывалась, а потом все-таки сварила. Он съел и говорит: «Вот теперь я усну». На следующий день дедушка умер. Мы с бабушкой на саночках отвезли его к месту, где складывали всех мертвых. Бабушка все говорила: «Держи его ноги, они почему-то сваливаются», а я боялась.
Мы с бабушкой остались вдвоем. Морозы крепчали. Стекла вылетели во время бомбежки и обстрелов. Окна забили фанерой, завесили одеялом. Топлива не было, темно, одна коптилка. Мы вместе ходили за водой, хлебом. Бабушка боялась оставлять меня одну. Идти было трудно, повсюду слежавшийся снег, сугробы

Бабушка стала слабеть, часто отдыхала. Спали одетыми вместе в одной кровати, она прижимала меня к себе, чтобы было теплее. Ночью во время бомбежек вставали и шли в бомбоубежище.

Дети в бомбоубежище во время налета авиации противника (год не установлен)

В одну из ночей она меня не будила, чтобы встать, а я радовалась, что можно поспать. К утру, когда повернулась к ней, она как-то резко от меня отстранилась. Я стала ее тормошить - не просыпалась и была холодной. Бабушка была мертвой. Было очень страшно. В комнате холод, мрак, грязь. Я кое-как перебралась через нее, свалилась с кровати и спряталась в шкафу, который стоял в коридоре. Я пролежала там трое суток, пока меня не подобрали отряды МПВО и перевезли в квартиру, где были подобраны дети, такие же, как я. Я долго болела - не могла оправиться от дистрофии. Потом туберкулез, глухота. Но я все-таки выжила, хотя и сейчас еще страдаю от последствий голода. Почти все мы стали инвалидами.
Миндель И., член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

Новогодняя елка сорок второго.

Теперь, спустя столько лет, я с удивлением вспоминаю этот странный праздник. Все, чем одарили тогда меня, десятилетнего, и тысячи моих сверстников, везли по ладожскому льду. «Новогодние подарки ленинградским детям!» - такие транспаранты привешивали к бортам полуторок. И называли эти подарки грузом особого назначения. И берегли, как снаряды и другие боеприпасы. Но об этом вычитал в книгах позже. А тогда…

В хирургическом отделении Городской детской больницы им. доктора Раухфуса 1941-1942 г.

Как-то вечером раздался настойчивый стук в дверь и послышался такой знакомый голос, от которого я отвык за блокадные месяцы: после нескольких уроков в родной школе в самом начале сентября занятия там прекратились, переместившись на месяц-полтора в бомбоубежище. Но с наступлением морозов и голода никто уже на занятия в бомбоубежище не ходил. Это была моя учительница Любовь Яковлевна с первого по третий класс. Она шумно поздравила нас с прибавкой хлебной нормы. Именно с этого дня иждивенцам и служащим, к кому относились мама, я и младшие брат с сестрой, норму увеличили со 125 до 200 граммов. Было 25 декабря сорок первого. И о прибавке мама узнала еще утром в булочной.

Конечно, Любовь Яковлевна обходила своих учеников не только для того, чтобы поздравить с прибавкой. Она принесла пригласительный билет на праздник новогодней елки. Это праздник устраивался в тридцатой школе - на углу проспекта Маклина и нашей улицы Печатников. Там будут давать подарки. И еще ребят ждет новогодний сюрприз.

И вот наступил этот день. Поверх свитера и рейтуз я надел свое выходное - матроску. Эта синяя блузочка с отложным воротником в белых кантиках была связана в моей памяти с довоенными праздниками: днями рождений и воскресными прогулками с родителями - в зоопарк или в соседний садик. Мама молча завязала на мне, уже одетого в пальто и шапку, толстый платок, чтобы не замерз. И наказала помнить о младших - сестре и братике: не раскрывать подарок и принести его домой нетронутым. Навсегда запомнил этот новогодний утренник. Елка стояла в углу спортзала, увешанная стеклянными и бумажными игрушками. Только ни свечек, ни лампочек на ней не было: электричество давно отключили, а вместо свечек везде освещалось коптилками. Но помнится, что платки, пальтишки и шубки все дети оставили в раздевалке: значит в зале было тепло. То ли протопили, то ли каким-то образом нагрели обширный спортзал - не знаю.

Незнакомая учительница по музыке играла на рояле, а Любовь Яковлевна и другие преподаватели пытались сбить нас в хоровод. Но это им никак не удавалось. Не было ни сил, ни охоты двигаться. И елка не вызывала у нас, детей, никакого интереса. К тому же наше внимание было приковано к столам, составленным в ряд вдоль одной из стен зала. А на столах - глубокие тарелки и возле каждой - ложка и вилка. Я сразу догадался, что будут кормить. И понял, о каком сюрпризе говорила Любовь Яковлевна. И уже ждал этого.

Плохо помню, чем нас еще занимали учителя. Кажется, читались стихи, пелись в разнобой песенки и загадывались загадки. Время тянулось и тянулось, а за столы не приглашали. И вот, наконец, долгожданная команда - садиться. Распахнулись двери - и две тетеньки в белых халатах и колпаках на голове вкатили тележку. А на тележке - алюминиевые чаны, над которыми поднималось облако с таким дурманящим запахом живой кухни.

Тот блокадный обед из трех блюд на празднике новогодней елки врезался в память навсегда. На первое - суп с вермишелью с удивительно вкусной клейкой гущей. На второе - котлета и пюре из сушеной картошки, в котором попадались полутвердые, не разваренные кусочки. На третье - компот из сухофруктов с кругляшками яблок на донышке стакана. И еще ломтик черного хлеба. О, это был замечательный праздник! Любовь Яковлевна со слезами на глазах обходила своих бывших третьеклассников и уговаривала не глотать непрожеванное. Спешить, мол, некуда. Обстрела нет. А после обеда можно еще поиграть и повеселиться. Не поручусь, что мы и вправду веселились после обеда. Помню только, как вручили каждому красочный кулек с подарком. А в кульке - пачечка печенья, длинненькая шоколадка и несколько конфет. По дороге домой не удержался и все-таки съел одну или две конфеты, а маме соврал, что ничего из подарка не трогал. Этот подарок мама разделила потом на всех и растянула на несколько дней. И все сокрушалась, что младшеньким ничего не полагалось: одаривали только школьников… После нового года мы прожили в Ленинграде еще восемь месяцев: нас вывезли по Ладоге в сентябре сорок второго.
Родина З.А. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

,Этого нельзя забыть никогда,

Я, Родина (Становова) Зинаида Александровна, прожила все 900 дней и ночей блокады в пригороде Ленинграда, на ст. Борисова Грива, в 7 км от Ладожского озера, через которое проходила «Дорога жизни».
Тяжелейшие испытания, которые обрушились на жителей Ленинграда, были так же неожиданны, как и появление противника у его стен. Вначале это были артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки, которым по своей силе и продолжительности не подвергался ни один город в годы Второй мировой войны. Потом пришли голод, холод и массовая смертность.

Прошло 65 лет с начала Ленинградской блокады, но в памяти сохранилось все то, что нельзя забыть никогда. Я расскажу о двух случаях из моей блокадной жизни.
Я, семилетняя девочка, вместе со своей бабушкой Натальей Михайловной в середине сентября 1941 г. пошла за клюквой на Ладожское болото. Собирая ягоды, мы вдруг услышали дикий звук летевших немецких самолетов, которые, отбомбив Ладожскую переправу, возвращались обратно. Но один самолет спустился так низко, что я запомнила его на всю жизнь - лицо фашиста, его очки, ухмылку и как, нажимая на гашетку, он начал поливать нас смертельным огнем и так до тех пор, пока мы не добрались до опушки леса. На болоте укрыться негде и мы ложились на кочки, а когда фашист делал новый заход, мы бежали, а потом опять в кочки. Вокруг свистели пути. Вспоминая сейчас об этом, с содроганием думаю, каким же надо быть чудовищем-человеком, чтобы гоняться по болоту за ребенком и старым человеком. Добрались с трудом до леса, отдохнули и пошли домой со словами бабушки: «Зинушка, больше никуда не пойдем».

Был уже 1942 г. Открыли школы, собрали детей, которые были еще живы, но голод делал свое подлое дело. Я слегла, уже не вставала, полная дистрофия. А рядом стояла воинская часть, и бойцы меня часто видели и даже сухариком угощали, я ходила мимо этой части в школу. И когда бойцы узнали от моей мамы, что я умираю, они взводом отказались от суточного пайка и принесли его мне (их было трое матросов и одна девушка). Вот благодаря таким поступкам в то суровое (голодное, холодное) время спасались ленинградцы. Спасибо тем людям, низкий поклон и вечная память о них и их подвигах. В такую жестокую годину дать человеку сухарик, «дуранду» или что-то еще - это героизм души и тела.

А почему мы не эвакуировались? Нас, троих детей, много раз пытались отправить через «Дорогу жизни», но моя мама не могла выехать с нами, так как она была военнообязанная (она работала на железной дороге Ленинград-Ладожское Озеров, и нас, детей, должны были эвакуировать одних, да еще разделить на разные возрастные группы, чему моя мама возражала. За нами несколько раз приезжала машина, грузила наши узелки (наши вещи были связаны на непредвиденный случай), а мы разбегались по указанию мамы, и машина уходила. Все это сложно описать словами - шла жестокая война, немцы взяли Шлиссельбург и комендант ст. Борисова Грива вызвал мою маму и пригрозил ей трибуналом, так как немец находился в 7-10 км от нас.
Но кому-то надо было, чтобы мы выжили и рассказывали детям в школах, на уроках мужества о жестокой блокаде Ленинграда.
Селецкая Г.Я. Руководитель ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

Девочка из непокоренного города.

Я, маленькая девочка-дошкольница, прожила в осажденном Ленинграде все 900 блокадных дней. Когда началась война, мне было три года. С мамой и отчимом мы жили в старинном доме на Театральной площади, в огромной многонаселенной и дружной коммунальной квартире. Почти все соседи успели эвакуироваться. Моего отчима, токаря высшего разряда, в эвакуацию не отпустили - он работал на Адмиралтейском заводе, делал снаряды для фронта. Погиб в 1943 году, когда бомба попала в заводской корпус. Мама служила в речном пароходстве, в отделе кадров. Но за конторским столом работала два-три дня в неделю, а в остальное время служащих посылали на торфоразработки и лесозаготовки. Кроме нашей семьи, в квартире жили Ясюкевичи - подружка-ровесница Валя с мамой. Отец воевал на фронте. Была еще одна соседка, умершая еще в начале блокады.

Это счастье, что мы были маленькие и не вмещали в себя всей трагедии происходившего вокруг нас. Что может запомнить трех-пятилетний ребенок? Многое, но очень отрывочно, как отдельные эпизодические картины, выхваченные прожектором из темноты. Нам, блокадным детям, запомнилось, что не было в городе паники. Было тихое отчаяние, но от него спасало ленинградское радио. Приникали к черной тарелке репродуктора, слушали голос Левитана и, если сводка Совинформбюро была хорошей, радовались, прыгали, кричали «ура!». Стихи Ольги Берггольц воспринимали не как поэзию, а как продолжение фронтовой сводки. Запомнились, конечно, и ленинградский метроном, и сирена воздушной тревоги. От бомбежек прятались в подвале дома, превращенном в бомбоубежище. Прежде там хранились дрова, которые мы с Валей сами кое-как таскали на третий этаж. В подвале обитали полчища огромных, с собаку величиной, крыс. Твари эти не боялись ни взрослых, ни, тем более, детей. Мы их побаивались, но свое дело исполняли - обеспечивали квартиру дровами. Плохо, что дрова быстро закончились: даже голод не был так мучителен, как холод. Жгли в печах роскошный петербургский паркет, жгли мебель, книги. Ходили из квартиры в квартиру, добывая топливо. Возили на санках воду из канала Грибоедова. Отоваривали карточки в булочной-кондитерской, которая, по имени прежнего хозяина, называлась «У Крина» и была украшена фигурками ангелов. Летом собирали клевер и другие съедобные травы в городских скверах. Из клевера потом варили суп на керосинках.

После того, как была написана «Блокадная книга» Алеся Адамовича и Даниила Гранина, трудно что-нибудь добавить, и все-таки детство у нас было! Катались на санках с ледяной горки. Ходили - подумать только! - в театр и в кино. Рядом с домом располагался Кировский (Мариинский) театр. И в военные годы, и после войны по квартирам разносили бесплатные билеты - только ходите! Работала консерватория. Из консерваторского буфета приносили домой чуть закрашенный - главное горячий! - эрзац-чай. В осажденном городе давал спектакли театр Музкомедии, шли концерты в филармонии. Все бесплатно - деньги потеряли всякое значение. Мы с Валей стали «заядлыми театралками». Даже не столько к искусству тянулись, сколько к относительному теплу и многолюдью. Мы и в кино бегали - всю блокаду работал кинозал Дворца культуры имени 1-й пятилетки на улице Декабристов.

Однажды моя мама обменяла на «барахолке» свое бриллиантовое колечко на буханку черного хлеба и 50 граммов соевых конфет «Кавказские». И у нас был настоящий праздник с «тортом» - тоненький ломтик хлеба и кусочек конфеты сверху.
Кстати, о конфетах. После войны в Ленинграде было много пленных немцев. Что-то они строили, что-то ремонтировали. Ходили, расконвоированные, по городу, пытались продать или выменять свои рисунки. И пережившие блокаду дети их жалели, совали в руки, отрывая от себя, карамельку или печеньице. Великодушные маленькие победители, с детства усвоившие, что «лежачего не бьют»…
Степанова З.Г. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

Я горда, что Ленинградка.

Вот уже 62 года прошло, как была прорвана блокада Ленинграда, а вспоминать об этом до сих пор тяжело. Меня война застала в неполные 5 лет, но мы тогда стали взрослеть очень быстро. Отец ушел добровольцем в первые дни войны. Двадцатишестилетняя мама осталась с двумя детьми, моей сестре было 2,5 года. Бабушка вскоре умерла. Мама ходила на работу. Она работала на военном заводе. Я оставалась за старшую.

Надо представить состояние мамы, которая, уходя на работу, наставляла меня: дверь никому не открывать, к окну не подходить, так как жили мы на первом этаже, а над нами жила женщина, которая заморозила в сарае свою умершую мать и по частям ее ела (и такое было). Сестра плакала от голода, вытаскивала из тряпок нитки и ела их. Когда начинало смеркаться, мама возвращалась с работы, и мы, несмотря на запрет, у окна ждали ее. Мама приносила крошечные кусочки подобия хлеба, но их надо было разделить на вечер и следующий день. Мама часто отдавала свою пайку хлеба нам, а сама кипятила воду, добавляя в нее соль и перец, и пила эту жидкость, чтобы заглушить голод.

Весной сорок второго года, когда сошел снег, мы ходили на поля, где была посажена в прошлом году картошка, а убрать ее не успели из-за войны. Из этой мороженой и плохо пахнущей картошки мама делала лепешки, которые тогда казались вкусными.

Дети у грядок на набережной в Ленинграде, 1942 г.

Люди были истощены к весне, но основная масса ленинградцев человеческих качеств не растеряла. Помню, был такой случай в первую весну осады города. Недалеко от нашего дома (а мы жили на окраине города, которая уже простреливалась немцами) стояла воинская часть. Когда я вышла на крыльцо своего дома, чтобы погреться на солнышке, молодой боец окликнул меня и спросил: «Девочка, нужны ли тебе кости из супа, который варился для солдат?». Я побежала к маме, выскочила с тарелкой. Солдат дал мне несколько совсем голых костей. Но это был клад, так как из них мама еще раз сварила бульон и мы с удовольствием его пили.

В общем, порядочных, горячо любящих свой город людей было значительно больше и все старались помочь друг другу.
Когда появилась возможность эвакуировать женщин с детьми через Ладожское озеро, несмотря на бомбежки немцев, так как кормить людей было нечем, ленинградцы с большим трудом покидали свой любимый город. Но приказ есть приказ. Во время эвакуации погибло много детей и женщин, так как немец бомбил и топил баржи с беззащитными людьми, но эвакуация продолжалась. Нам повезло: наша баржа благополучно добралась до противоположного берега Ладоги, а сколько было потоплено барж в тот день. На воде плавали детские панамочки и вещи. До сих пор тело содрогается от воспоминаний, от крика и плача детей, которые ушли под воду.
Трепцов В.Е. член ОО «Блокадник» СВАО г. Москвы

Весной на,дороге жизни, 1942 г.

На передовую - на трамвае.

Солнечное, ясное утро. Но какое-то напряжение. Взрослые серьезные и угрюмые. Мама сказала: «Война!». Отец ушел на фронт на оборону Ленинграда. Взрослые стали рыть укрытие на спортплощадке - бомбоубежище.

Как-то вечером зашла женщина, передала записку отца. Она рыла окопы рядом с его частью. Рано утром я с ней отправился с Выборгской на передовую. Проехали фарфоровый завод им. Ломоносова и еще несколько остановок. Пешком еще пять километров. Под железнодорожными путями - КПП. Нас, к моему удивлению и волнению, пропустили. Народ шел рыть окопы и делать укрепления. У землянки меня обнял отец. Он волновался, что с рассветом начнется обстрел.

Медсестра из нашего района попросила отнести письмо. Когда стемнело, отец проводил до шоссейки и объяснил: как только немцы станут обстреливать проезжающие машины, быстро плашмя в кювет. Дома меня ждали. Гостинцы от отца, сухарики, мы несколько дней крошили в горячую воду. И у нас несколько дней был суп - обед, завтрак и ужин. Понес письмо по адресу, который мне дала медсестра. И вижу: дома нет - руины. Одинокая стена с дырами и пробоинами от снарядов. Под луной ветер колышет опаленные занавески и раскачивает на проводах абажур.
К бомбежкам, обстрелам привыкли и в укрытия перестали спускаться, а к голоду привыкнуть не смогли! Сто двадцать пять граммов хлеба каждому мама делила на обед, завтрак и ужин. Это давало возможность жить во времени. Она мудро поступала и всячески отвлекала нас от тупого и нудного чувства голода. Просила меня читать вслух, рассказывала нам русские народные сказки. Трехгодовалый брат бдительно следил за часовой стрелкой и в двенадцать кричал: «Обед!». Утром я шел на заготовку дров. Длинные деревяшки пилили с мамой двуручной пилой. Пилила дрова, конечно, она, а мне хватало сил держать пилу ровно.

Однажды из соседнего дома зашла мама одноклассника Вали Иванова, с которым мы сидели за одной партой, и горестно сказала: «Пойдем, попрощаешься с Валечкой». Он лежал в удивительно маленьком гробике, белый-белый, то ли от мороза, то ли от холодного света окна.
Горестная весточка пришла от родственников. Погибли двоюродные брат и сестра. Они жили на первом этаже, бомба взорвалась перед окном. Они сидели и делали уроки.
В декабре вдруг заработало радио, как часы отбивал метроном. Пошли сообщения «От советского Информбюро»: «Под Москвой наши войска разгромили фашистов и погнали на Запад». Радость, восторг, появилась надежда.

Но Ленинград был еще в кольце. Пятый раз я поехал по заснеженному городу на трамвае. Несколько раз объявляли тревогу. Отбой - и все возвращаются в пустой, холодный вагон. Притупилось чувство страха. Жутко воют сирены. Вдалеке разрывы, огрызаются зенитки. Добрался до КПП. Никто не охраняет. В землянке никого нет. Раздаются команды, войска уходят. Со слезами на глазах спросил у красноармейца: «Где солдаты из этой землянки?» В ответ: «Немцев оттеснили и войска ушли вперед». Понуро побрел назад. Как ехал - не помню, было грустно и печально, что не застал отца. Неожиданно встретил его около дома. Отец возвращался на новое место. Ему дали отпуск на четыре часа. Слава Богу, он жив и направляется на другой рубеж обороны. Это была последняя встреча - прощальная. В феврале отец погиб. Потянулись нудные, зимние, темные дни ожидания и надежды на прорыв блокады. Вспоминалась довоенная жизнь: солнечные, безмятежные дни. Окончил второй класс успешно. В мае записался в художественную студию при Дворце пионеров на Невском, у Аничкова моста. В сентябре решил сходить на занятия. Грустная дежурная сказала: «Мальчик, рисовать приходи после войны». Мы были уверены, что все это скоро кончится. «И на вражьей земле мы врага разобьем…».
Обстрелы и бомбежки то тут, то там продолжались. Радостная весть - по карточкам увеличили норму выдачи хлеба. Оттаивать стали сугробы и тропинки. Без удивления обнаружил в снегу руку и лицо замерзшего человека. Май, белые ночи, светло. На грузовик укладывали закоченевшие тела жителей города. С завода соседи привели маму. С ней случился обморок, и она, отдохнув один день, принялась готовиться к эвакуации. На заводе составили списки многодетных семей. В июне нас привезли к Ладоге - «Дороге жизни».
Плывем на маленьком буксирчике. Тихо шумит мотор. Напряженно ждем бомбежек и налета. К счастью, добрались до другого берега. Нас встречают врачи и медсестры. Помогают ослабевшим. Под открытым небом - столовая. Кормят манной кашей, выдают продукты. В редком березовом лесочке стоит пыхтящий паровозик с товарными вагонами. Суета и возбуждение - идет погрузка. Так мы отправились в эвакуацию.

Не дай Бог кому такое пережить.

Когда началась война, мне было восемь лет. Отец и мать работали на оружейном заводе «Арсенал». С первых дней войны завод перевели на казарменное положение. Правда, мать раз в две недели отпускали на несколько часов домой, а мужчины не имели права покидать территорию завода. Так что остались мы с бабушкой вдвоем. Помню, как мы с бабушкой возвращались из Народного дома. Добирались с Петроградской стороны почти сутки до своего Кондратьевского проспекта. Наш трамвай постоянно останавливался из-за воздушных налетов, а мы бежали в бомбоубежище. Я насчитал за дорогу 23 налета.

Спали мы с бабушкой вместе, чтобы теплее было. А 23 февраля, как раз в День Красной Армии, она умерла. Глянул я на нее, мертвую, а по ее лицу вши полчищами ползают. Я прямо с простыней стащил ее с кровати и отволок к окну. Просыпаюсь ночью, коптилка горит, слышу писк, посмотрел в сторону окна, а там в свете коптилки тени мечутся - крысы едят ее тело. Жутко стало. Забился я в угол под одеяло и до утра уснуть не мог. Поутру решил ее хоронить. Жили мы на пятом этаже, но спустить труп вниз не составляло особого труда, так как все ступени обледенели (люди воду носили и проливали). Внизу положил ее на саночки и повез на Богословское кладбище, что рядом с Пискаревским. Когда мать на побывку пришла, бабушки уже не было
С наступлением весны жить стало легче. Солнышко пригрело, начала прорастать зелень. Рвали лебеду, крапиву - суп из них варили. И еще за землей ходили. На Бадаевских складах она после пожара сладковатая была от сахара. А в районе Сосновки, где на станции из-за диверсии был взорван состав с крахмалом, земля была крахмалом пропитана. Кисель варили из этой земли.

Школьники в Ленинграде целый год не учились, занятия возобновились в 1942 году. Из-за постоянных бомбежек уроки проходили в подвалах-бомбоубежищах. А в 1943 году у завода имени Сталина пришвартовался минный заградитель - военный корабль. Матросы высыпали на пирс и под баян плясали «яблочко». Вымерший город, дым пожаров, а они танцуют, да так отрешенно... Из ада вырвались, с Балтики мало кто возвращался.
В 1944 году на первомайские праздники был салют. А мы с пацанами решили свой салют устроить. Натаскали на крышу штук 400 ракет и в девять часов вечера рванули. Но участковый с дворником нас всех четверых поймали, мою мать с работы вызвали, и она мне такую «ижицу» прописала, что неделю потом сидеть не мог.
Когда я хожу по городу, нет-нет да и всплывают в памяти те времена: пожарища, холод, голод, бомбы (я за блокаду 12 фугасок скинул с крыш). Вспоминаю, что вот у этого дома долгими ночами стоял за пайкой хлеба, а теми улицами ходил к Неве за водой примерно за три километра, где-то в этих дворах собирал дрова - куски заборов, обломки мебели.
Страшные это воспоминания, не дай Бог кому пережить такое.
Александр Сергеевич Трофимов

Юные защитники Ленинграда на Дворцовой площади. 1945 г.

Упокой, Господи, души блокадников-ленинградцев. Прости им их прегрешения и Сотвори им вечную Память.

Медаль учреждена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 декабря 1942 года. Частичное изменение Положения и описания медали произведено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 июня 1943 года. Кроме того, в описание медали были внесены изменения Постановлениями Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта и 3 мая 1943 года.

Медалью “За оборону Ленинграда” награждаются все участники обороны Ленинграда.

Медаль “За оборону Ленинграда” носится на левой стороне груди и при наличии других медалей СССР располагается после медали “За спасение утопающих”