Хождение за три моря Афанасия Никитина. Древнерусский текст, перевод, комментарии

От издательства

И мя тверского купца Афанасия Никитина (ок. 1433–1472) у всех на слуху. Всем известно, что он ходил в Индию и оставил «Хождение за три моря», и, если заглянуть в карту, можно даже догадаться, что три моря – это Черное, Каспийское и Аравийское. Но многие ли имели удовольствие наслодиться этим замечательным повествованием?

Путешествие за три моря не было первым для Афанасия. Скорее всего, к своим 33 годам, когда он отправился в Персию с посольством Ивана III, этот предприимчивый человек успел немало побродить по свету. Много знал, много повидал. Может быть, в те времена не так уж далеки друг от друга были Запад и Восток? Может быть, в Средние века не было такой уж пропасти между Европой и Азией, между западными и восточными верованиями и обычаями? Может быть, мы отгородились друг от друга позднее?

Как бы там ни было можно смело утверждать, что именно купцы, а не ученые, завоеватели и авантюристы, с таким упорством расширяли пределы известного мира, искали – и находили новые земли, устанавливали связи с новыми народами. А этого не достичь одной отвагой и бесшабашностью, не обойтись без способности к компромиссам, уважения к новому и дружелюбия. Жаль только, что следом, по проложенным торговыми людьми путям шли орды безжалостных кочевников и жадных правителей, каленым железом выжигая робкие ростки взаимопонимания и веротерпимости. Купец же ищет выгоды, а не ссоры: война – саван торговли.

Среди тысяч купцов, пускавшихся в полные опасностей путешествия в отчаянной решимости подороже сбыть, подешевле купить, можно по пальцам перечесть тех, кто оставил по себе путевые записи. И Афанасий Никитин – среди них. Более того, ему удалось посетить страну, куда, кажется, до него не ступала нога европейца, – удивительную, вожделенную Индию. Его немногословное «Хоженiе за трi моря Афонасья Микитина» вместило целую россыпь драгоценных сведений о староиндийской жизни, до сих пор не утративших своей ценности. Чего стоит одно только описание торжественного выезда индийского султана в окружении 12 визирей и в сопровождении 300 слонов, 1000 всадников, 100 верблюдов, 600 трубачей и плясунов и 300 наложниц!

Весьма поучительно узнать и о тех трудностях, с которыми христианин Афанасий столкнулся в чужой стране. Конечно, не он первый мучительно искал способ сохранить свою веру среди иноверцев. Но именно его повествование – ценнейший европейский документ, являющий пример не только духовной стойкости, но также веротерпимости и умения отстоять свои взгляды без ложного героизма и пустых оскорблений. И можно до хрипоты спорить, принял ли Афанасий Никитин мусульманство. Но разве сам факт того, что он всеми силами стремился вернуться на Родину, не доказывает, что он остался христианином?..

Внятное и размеренное, лишенное всяких литературных излишеств и при этом очень личное повествование Афанасия Никитина читается одним духом, но… ставит перед читателем множество вопросов. Как этот человек, лишившись всего своего имущества, добрался до Персии, а оттуда в Индию? Знал ли он заранее заморские языки, или выучил их по дороге (ведь он так точно передает русскими буквами татарскую, персидскую и арабскую речь)? Было ли среди русских купцов обыкновенным умение ориентироваться по звездам? Как он добывал себе пропитание? Как собрал деньги, чтобы возвращаться в Россию?

Разобраться во всем этом Вам помогут повествования других путешественников – купцов и послов, составившие приложение к этой книги. Познакомьтесь с записками францисканца Гийома де Рубрука (ок. 1220 – ок. 1293), изо всех сил пытающегося выполнить свою миссию и постоянно сетующего на нерадивость толмачей; русского купца Федота Котова, который отправился в Персию около 1623 г. и для которого на первом, на втором да и на третьем месте торговые выгоды и состояние торговых путей; и венецианцев Амброджо Контарини и Иосафата Барбаро, посла и купца, побывавших в России по дороге в Восточные страны в 1436–1479 гг. Сравните их впечатления. Оцените, как изменился мир за четыре столетия. И может быть именно вам откроется истина…

Афанасий Никитин. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ

Древнерусский текст Троицкий список XVI в.

З а молитву святыхъ отець наших, господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй мя раба своего грѣшнаго Афонасья Микитина сына. Се написах грѣшьное свое хоженіе за трі моря: прьвое море Дербеньское, дорія Хвалитьскаа; второе море Индѣйское, дорія Гондустаньскаа; третье море Черное, дорія Стемъбольскаа. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадія Твѣрьскыхъ, поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь къ святѣй живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Глѣбу; и у игумена ся благословивъ у Макарія братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною Грамотою. И князь великі отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Елесо, въ Новъгородъ Нижней к Михаилу къ Киселеву к намѣстьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно. А Василей Папин проехалъ въ городъ, а язъ ждалъ в хіовъ городѣ двѣ недели посла татарьскаго ширвашина Асамъбѣга, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою. И Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Верекезаны проехали есмя доброволно. И въехали есмя въ Вузанъ рѣку.

И ту наехали нас три татарины поганыи и сказали нам лживыя вѣсти: Каисымъ солтанъ стережет гостей въ Бузані, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашин Асанбѣгъ далъ имъ по однорядкы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да вѣсть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ да полѣзъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по мѣсяцу ночи парусом, царь насъ видѣл и татаровѣ намъ кликалі: «Качьма, не бѣгайте!» И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим грѣхомъ нас постигли на Бугунѣ, застрелили у нас человѣка, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ суднѣ. А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх насъ не пропустили вѣсти дѣля. И пошли есмя к Дербеньти двѣма суды: в одномъ суднѣ посол Асамъбѣгъ, да тезикы, да русаковъ насъ 10 головами; а в другомъ суднѣ 6 москвичь да 6 тверичь.

И въстала фуръстовина на морѣ, да судно меншее разбило о берегъ, и пришли каитаки да людей поимали всѣхъ. И пришлі есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что ихъ поимали под Тархы кайтаки. И Осанбѣгъ печаловался и ездилъ на гору к Бултабѣгу. И Булатъбѣгъ послалъ скоро да къ ширваншѣбѣгу: что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы пришедъ людей поимали, а товаръ их розъграбили. А ширваншабѣгъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу кайтаческому князю, что судно ся мое разбило подъ Тархы, и твои люди пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене дѣля люди ко мнѣ прислалъ и товаръ их собралъ, занеже тѣ люди посланы на мое имя; а что тобѣ будет надобетъ бѣ у меня, и ты ко мне пришли, и язъ тобѣ, своему брату, за то не стою и ты бы их отпустилъ доброволно меня дѣля. И Алильбѣгъ того часа отослалъ людей всѣх в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их къ ширванши въ-рду его коитулъ. А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челомъ, чтобы нас пожаловалъ, чѣм доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы заплакавъ да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамахѣе, а иные пошли работать к Бакѣ.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бакѣ, гдѣ огнь горить неугасимы; а изъ Бакі пошелъ есми за море к Чебокару, да тутъ есми жил въ Чебокарѣ 6 мѣсяць, да в Сарѣ жил мѣсяць в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми мѣсяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило. А из Дрѣя к Кашени, и тутъ есми былъ мѣсяць. А изъ Кашени к Наину, а из Наина ко Ездѣи, и тутъ жилъ есми мѣсяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома къ Лару, а изъ Лара к Бендерю. И тутъ есть пристанище Гурмызьское, и тутъ есть море Индейское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дорія; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили. А Гурмызъ есть на островѣ, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тутъ есми взялъ 1 Великъ день, а пришел есми в Гурмызъ за четыре недѣли до Велика дни. А то есми городы не всѣ писалъ, много городовъ великих. А в Гурмызѣ есть варное солнце, человѣка съжжеть. А въ Гурмызѣ былъ есми мѣсяцъ, а изъ Гурмыза пошелъ есми за море Индѣйское, по Велице дни в Фомину недѣлю, в таву, с коньми.

И шли ѳемя морем Дѣгу 4 дни; от Дѣга Кузряту; а от Кузрята Конбату, а тутъ ся родить краска да лекъ. А отъ Канбата к Чивилю, а от Чивиля есмя пошли в семую недѣлю по Велицѣ дни, а шли есмя в тавѣ 6 недѣль моремъ до Чивиля. И тутъ есть Индѣйскаа страна, и люди ходять нагы всѣ, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены, а всѣ ходят брюхаты, дѣти родять на всякый год, а детей у нихъ много, а мужы и жены всѣ черны; язъ хожу куды, ино за мною людей много, дивятся бѣлому человѣку. А князь их – фота на головѣ, а другаа, на бедрах; а бояре у них ходять – фота на плещѣ, а другыя на бедрах, а княгыни ходять – фота на плечемъ обогнута, а другаа на бедрах; а слугы княжия и боярьскыя – фота на бедрахъ обогнута, да щит да меч в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами; а всѣ нагы, да босы, да болкаты; а жонки ходят голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 лѣтъ, а сором не покрытъ. А изъ Чювиля пошли есмя сухомъ до Пали 8 дни до индѣйскыя горы. А отъ Пали до Умри 10 дни, то есть городъ индѣйскый. А отъ Умри до Чюнейря 6 дний, и тут есть Асатъхан Чюнерьскыя индѣйскыя, а холопъ Меликътучяровъ, а держить, сказывають, седмь темь отъ Меликтучара.

А Меликтучаръ сѣдит на 20 тмахъ; а бьется с кафары 20 лѣт есть то его побиють то онъ побивает ихъ многажды. Ханъ же езди на людех, а слоновъ у него и коний много добрых, а людей у него много хорозанцевъ; а привозять их изъ Хоросаньскыя земли, а иныя из Орабаньскыя земли, а иныя ис Тукърмескыя земли, а иныя ис Чеготаньскыя земли, а привозять все моремъ въ тавах, Индѣйскыя земли корабли. И язъ грѣшный привезлъ жеребьца в Ындѣйскую землю, дошел есми до Чюнеря богъ дал поздорову все, а стал ми сто рублевъ. Зима же у них стала с Троицина дни. А зимовали есмя в Чюнѣйрѣ, жили есмя два мѣсяца; ежедень и нощь 4 мѣсяца, а всюда вода да грязь. В тѣ же дни у них орють да сѣють пшеницу, да тутурганъ, да ногут, да все съястное. Вино же у нихъ чинять в великых орѣсех кози гундустаньскаа; а брагу чинят въ татну, кони кормять нохотом, да варять кичирисъ с сахаромъ да кормять кони, да с масломъ, порану же дають шьшени. Во Индѣйской же земли кони ся у нихъ не родят, въ ихъ земли родятся волы да буволы, на тѣхъ же ѣздѣть и товаръ иное возять, все дѣлають. Чюнеръ же град есть на острову на каменомъ, не дѣланъ ничим, богомь сътворенъ; а ходять на гору день по единому человѣку, дорога тѣсна, поити нелзя.

Во Индѣйской земли гости ся ставять по подворьемь, а ѣсти варять на гости господарыни, и постелю стелять, и спять с гостьми, сикишь илересънь ду житель берсень, достурь авратъ чектуръ а сикишь муфутъ любять бѣлых людей. Зимѣ же у них ходять люди фота на бедрах, а другаа на плещем, а третья на головѣ; а князи и бояря тогда въздевають на собя порткы, да сорочицу, да кавтанъ, да фота по плечемъ, да другою ся опояшеть, а третьею фотою главу обертить; а се оло, оло, абрь оло акъ, оло керимъ, оло рагымъ. А в томъ Чюнерѣ ханъ у меня взял жерепца, а увѣдал, что яз не бесерменинъ, русинъ, и онъ молвит: «И жерепца дам да тысячю золотых дам, а стань в вѣру нашу в Махмѣт дени; а не станешь в вѣру нашу в Махмет дени, и жерепца возму и тысячю золотыхъ на главѣ твоей возму». А срокъ учинил на 4 дни, въ говѣйно успении на Спасовъ день. И господь богъ смиловася на свой честный праздникъ, не отстави от меня милости своея грешнаго и не повелѣ погыбнути въ Чюнерѣ с нечестивымі; в канун Спасова дни приѣхал хозяйочи Махмет хоросанец билъ есми челомъ ему, чтобы ся о мнѣ печаловалъ; и он ѣздилъ к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в вѣру не поставили, да и жерепца моего у него взялъ.

Таково господарево чюдо на Спасовъ день! Ино, братья русьскіи християне, кто хочеть поити в Ындѣйскую землю, и ты остави вѣру свою на Руси, да въскликну Махмета, да поиди в Густаньскую землю. Мене залгали псы бесермена, а сказывали всего много нашего товару, ано нѣтъ ничего на нашу землю; все товаръ бѣло на бесермьньскую землю, перець да краска, то дешево; ино возят аче моремъ, иныи пошлины не дають. А люди иные намъ провести пошлины не дадут, и пошлины много, а разбойников на море много. А розбивають все кофары, ни крестіяне, ни бесерьмена; а молятся каменнымъ болваномъ, а Христа не знають. А ис Чюнеря есмя вышли на Успение Пречистые к Бедерю к большему ихъ граду. А шли есмя мѣсяць; а отъ Бедеря до Кулонкеря 5 дний; а отъ Кулонгеря до Кельбергу 5 дни. Промежю тѣхъ великых градовъ много градовъ; на всякъ день по три грады, а на иной день и 4 грады; колко ковъвъ, толко градов. А отъ Чювиля до Чюнейря 20 кововъ, а отъ Чюнеря до Бедеря 40 кововъ, а отъ Бедеря до Колуньгоря 9 кововъ, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов. В Бедери же торгъ на кони, да на товаръ, да камкы, на шелкъ и на всякой иной товаръ, да купити в нем люди черныя; а иныя в немъ купли нѣтъ. Да все товаръ их гундостаньской, да соястной все овощь, а на Русьскую землю товара нѣтъ.

А все черныя, а все злодѣи, а жонки все бляди, да вѣдь, да тать, да ложь, да зельи, господаря морять. Во Индѣйской земли княжать все хоросанци, и бояре все хоросанци; а гундустанци все пѣшиходы, а ходят борзо, а все нагы да босы, да щитъ в руцѣ, а в другой мечь, а иныя слугы с великими с прямимы лукы да стрелами. А бой их все слоны, да пѣшихъ пускають наперед, хоросанци на конехь да в доспѣсехъ, и кони и сами; а къ слономъ вяжуть к рылу да к зубомъ великия мечи по кендарю кованы, да оболочат ихъ в доспѣхъ булатный, да на них учинены городъкы, да и в горотъкѣ по 12 человѣкъ в доспѣсех, да все с пушками да стрелами. Есть у них одно мѣсто, шихбъ Алудинъ піръ атыръ бозаръ алядинандъ, на год единъ бозаръ, съѣждается вся страна Индѣйская торговати, да торгують 10 дний; от Бедеря 12 кововъ, приводять коней до 20 тысящь продають, всякый товаръ свозять; во Гондустаньской земли той торгъ лучшій, всякый товаръ продають, купят, на память шиха Аладина, на руськый праздникъ на Покровъ святыя богородица. Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летает ночи, а кличеть «гукукъ».

А на которой хороминѣ сѣдить, то тут человѣкъ умреть; а къто ея хочеть убити, ино у нея изо рта огнь выйдеть. А мамонь ходят ночи да имають куры, а живуть въ горѣ или в каменье. А обезьяны то тѣ живуть по лесу, да у них есть князь обезьяньскый, да ходіи ратию своею, да кто их заимаеть и они ся жалують князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и они, пришедъ на град, и дворы разволяють и людей побьють. А рати ихъ, сказывають, велми много, и языкы их есть свои, а детей родять много; да которой родится не в отца, не в матерь, они тѣх мечють по дорогамъ; ины гондустанци тѣх имают да учать их всякому рукодѣлью, а иных продають ночи, чтоб взад не знали побѣжати, а иных учат базы миканетъ. Весна же у них стала с Покрова святыя богородица; а празднують шиху Аладину и веснѣ двѣ недѣли по Покровѣ, а празднують 8 дни; а весну держать 3 мѣсяца, а лѣто 3 месяца, а зиму 3 мѣсяца, а осень 3 мѣсяца. В Бедери же их столъ Гундустану бесерменьскому. А град есть вѣликъ, а людей много велмии; а салтан великъ 20 лѣт, а держать бояре, а княжат фарасанци, а воюють все хоросанци. Есть хоросанець Меликтучаръ бояринъ, ино у него рати двѣсте тысячь, а у Мелик хана 100 тысячь, а у Харат-хана 20 тысячь; а много тех хановъ по 10 тысячь рати.

А с салтаном выходят 300 тысяч рати своей. А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добрѣ и пышны велми; а все их носять на кровати своеих на сребряных, да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 человѣкъ, а пѣших 500 человѣкъ, да трубниковъ 10, да нагарниковъ 10 человекъ, да свирѣлниковъ 10 человѣкъ. Султан же выещаеть на потѣху с матерью да с женою, ино с ним человѣковъ на конех 10 тысящь, а пѣшихъ 50 тысящь, а слоновъ водят 200 наряженых в доспѣсѣх золочоных, да пред ним 100 человекъ трубниковъ, да плясцевъ 100 человѣкъ, да коней простых 300 въ снастех золотых, да обезьянъ за ним 100, да блядей 100, а все гаурыкы. В султанов же дворъ 7-ры ворота, а в воротѣх сѣдят по 100 cторожевъ да по 100 писцевъ кофаровъ; кто поидеть, ини записывають, а кто выйдет, ини записывають; а гариповъ не пускають въ град. А дворъ же его чюденъ велми, все на вырезѣ да на золотѣ, и послѣдний камень вырѣзанъ да золотомъ описанъ велми чюдно; да во дворѣ у него суды розныя. Городъ же Бедерь стерегутъ в нощи тысяча человѣкъ кутоваловых, а ѣздять на конех да в доспѣсех, да у всѣх по свѣтычю. А язъ жерепца своего продал в Бедери, да наложилъ есми у него 60 да и 8 футуновъ, а кормилъ есми его годъ.

В Бедери же змии ходят по улицам, а длина ея двѣ сажени. Приидох же в Бедерь о заговѣйне о Филиповѣ ис Кулонгѣря и продал жеребца своего о Рожествѣ, и тут бых до великого заговейна в Бедери и познася со многыми индѣяны и сказах имъ вѣру свою, что есми не бесерменинъ исаяденіені есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся отъ меня крыти ни о чемъ, ни о ѣствѣ, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти. Да о вѣрѣ же о их распытах все, і оны сказывают: вѣруем въ Адама, а Буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А вѣръ въ Индѣи всѣх 80 и 4 вѣры, а все вѣрують в Бута; а вѣра с вѣрою ни пиеть ни ястъ, ни женится, а иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять а воловины не ядять никакаа вѣра. В Бедери же бых 4 мѣсяца и свѣщахся съ индѣяны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскыи Мягъкат, дѣ их бутхана. Там же поидох съ индѣяны да будутханы мѣсяць, и торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть с пол-Твѣри, камена, да рѣзаны по ней дѣяния Бутовыя, около ея всея 12 рѣзано вѣнцевъ, какъ Бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое человѣческым образомъ являлся; другое человѣкъ, а носъ слоновъ; третье человѣкъ, а виденье обезьанино; въ четвертые человѣкъ, а образомъ лютаго звѣря, являлся имъ все съ хвостом, а вырезанъ на камени, а хвостъ черезъ него сажень.

К бухану же съеждается вся страна Индѣйскаа на чюдо Бутово; да у бутханы бреются старыя жонкы и дѣвки, а бреють на собѣ всѣ волосы, и бороды, и головы, да поидуть к бутхану; да со всякыя головы емлють по двѣ шекшени пошлини на Бута, а с коней по четыре футы; а съѣжшается к бухану всѣхъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ. В буханѣ же Бутъ вырѣзанъ ис камени, велми великъ, да хвостъ у него черезъ него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ, акы Устьянъ царь Царяградскы, а в лѣвой руцѣ у него копіе, а на немъ нѣтъ ничево, а гузно у него обязано ширинкою, а виденье обезьянино, а иныя Буты нагы, нѣт ничево, кот ачюк, а жонкы Бутавы нагы вырезаны и с соромомъ, и з детми, а перет Бутом же стоитъ волъ велми великъ, а вырезанъ ис камени ис чернаго, а весь позолочен, а цѣлують его въ копыто, а сыплют на него цвѣты, и на Бута сыплют цвѣты.

Индѣяне же не ядят никоторого мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы ни свинины, а свиней же у них велми много; а ядят же днем двожды, а ночи не ядять, а вина не пиють, ни сыдны; а с бесермены не піють, ни ядять. А ѣства же их плоха, а одинъ съ дним ни піеть ни ястъ, ни с женою; а ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя ядят, все рукою правою, а левою не приимется ни за что; а ножа не держать, а лъжици не знають; а на дорозѣ кто же собѣ варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни вь яству; а посмотрил бесерменинъ на ѣству, і онъ не ястъ, а ядять иные, покрываются платомъ, чтобы никто не видѣлъ его. А намазъ же их на востокъ по-руськы, обе рукы подымають высоко, да кладуть на тѣмя, да ложатся ниць на земли, да все ся истягнеть по земли, то их поклоны. А ясти же садятся, ини омывають рукы да и ногы, да и ротъ пополаскывають. А бутуханы же их безъ дверей, а ставлены на востокъ, а буты стоятъ на востокъ. А кто у нихъ умреть, и они тѣх жгут да пепел сыплють на воду. А у жены дитя родится, ино бабить мужь, а имя сыну даеть отець а дочери мати; а добровтра у них нѣтъ, а сорома не знають. Или пришел, ины ся кланяють по чернечьскы, обе рукы дотычють до земли, а не говорить ничево.

К Первотѣ же яздять о Великомъ заговѣйне, къ своему буту, тотъ их Іерусалимъ, а по-бесерменьскыи Мякъка, а по-рускы Ерусалимъ, а по-индѣйскый Парватъ. А съеждаются всѣ нагы, только на гузне платъ; а жонкы всѣ нагы, толко на гузне фота, а иныя в фотах, да на шиях жемчюгъ, много яхонтовъ, да на рукахъ обручи да перстьни златы олло оакъ, а внутрь к бутхану яздять на волех, да у вола рога окованы мѣдью, да на шие колоколцевъ 300, да копыта подкованы; а тѣ волы ачьче зовут. Индѣяне же вола зовуть отцемъ, а корову матерью, а каломъ ихъ пекут хлѣбы и ѣству варять собѣ, а попеломъ тѣмъ мажуться по лицу, и по челу, и по всему тѣлу ихъ знамя. В недѣлю же да в понедѣлникъ ядять единожды днемъ. В Ындѣе же какъ пачекъ-туръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь. От Первати же приехал есми в Бедерь, за 15 дни и до бесерменьскаго улубагря. А Великого дни въскресения Христова не вѣдаю, а по примѣтамъ гадаю – Великый день бываеть хрестьяньскы первие бесерьменьскаго багрима за 9-ть день или за 10 дни.

А со мною нѣтъ ничево, никакоя книгы, а книгы есмя взяли с собою с Руси; ино коли мя пограбили, ини их взяли, и язъ позабылъ вѣры хрестьяньскыя всея и праздниковъ хрестіаньскых, ни Велика дни, ни Рожества Христова не вѣдаю, ни среды, ни пятници не знаю; а промежу есми вѣръ тангрыдань истремень олъсакласынъ; олло худо, олло акъ, олло ты, олло акъберъ, олло рагымъ, олло керимъ, олло рагымелъло, олло кари мелло, танъ танъгрысень, худосеньсень. Богь единъ то царь славы, творець небу и земли. А иду я на Русь, кетьмышьтыръ имень уручь тутъ тымъ. Месяць март прошелъ, и азъ месяць мяса есмь не ялъ, заговѣлъ с бесермены в недѣлю, да говѣл есми ничево скоромнаго, никакыя ястъвы бесерменьскыя, а ялъ есми все по двожды днемъ хлѣбъ да воду, вратыйял ятъ мадымъ; да молился есми богу вседержителю, кто сътворилъ небо и землю, а иного есми не призывал никоторово имени, богъ олло, богъ керимъ, богъ рагымъ, богъ худо, богъ акъ беръ, богъ царь славы, олло варенно, олло рагымелло сеньсень олло ты.

А от Гурмыза ити моремъ до Голатъ 10 дни, а от Калаты до Дѣгу 6 дни, а от Дѣга до Мошката до Кучьзрята до Комбата 4 дни, отъ Камбата до Чивеля 12 дни, а отъ Чивиля до Дабыля – 6. Дабыль же есть пристанище в Гундустани послѣднее бесерменьству. А от Дабыля до Колекота 25 дни, а от Селекота до Силяна 15 дни, а от Силяна до Шибаита мѣсяць ити, а отъ Сибата до Певгу 20 дни, а отъ Певгу до Чини да до Мачина месяць итьти, моремъ все то хожение. А от Чини да до Кытаа итьти сухом 6 месяць, а морем четыре дни ити, аросто хода чотом. Гурмызъ же есть пристанище великое, всего свѣта люди въ немъ бывають, и всякы товаръ въ немъ есть, что на всемъ свѣте родится, то в Гурмызѣ есть все; тамга же велика, десятое со всего есть. А Камблятъ же пристанище Индѣйскому морю всему, а товаръ в немъ все дѣлають алачи, да пестреди, да канъдаки, да чинятъ краску ниль, да родится въ немъ лекъ да ахыкъ да лонъ. Дабыло же есть пристанище велми велико, и привозять кони изъ Мисюря, изъ Рабаста, изъ Хоросани, ис Туркустани, изъ Негостани да ходять сухомъ месяць до Бедери да до Келъбергу. А Келекотъ же есть пристанище Индѣйскаго моря всего, а проити его не дай богъ никакову кестяку. А кто его ни увидить, тотъ поздорову не проидеть моремъ.

А родится в немъ перець да зеньзебиль, да цвѣт, да мошкатъ, да калафуръ, да корица, да гвозникы, да пряное коренье, да адрякъ, да всякого коренья родится в нем много. Да все въ немъ дешево, да кулъ да каравашь письяръ хубь сія. А Силян же есть пристанище Индѣйскаго моря немало, а в немъ баба Адамъ на горѣ на высоцѣ, да около его родится каменье драгое, да червьци, да фатисы, да бабогури, да бинчаи, да хрусталь да сумбада, да слоны родятся, да продають в локоть, да девякуши продають в вѣсъ. А Шабаитьское пристанище Индѣйскаго моря велми велико. А хоросанцемъ дають алафу по тенкѣ на день, и великому и малому; а кто в немъ женится хоросанець и князь шабатьской даеть по тысячи тенекъ на жертву, да на олафу, да ѣстъ на всякый месяць по десяти денек; да родится в Шаботе шелкъ, да сандал, да жемчюгъ, да все дешево. А въ Пегу же есть пристанище немало, да все в нем дербыши живуть индѣйскыя, да родится въ немъ камѣние дорогое, маникъ, да яхут, да кырпукъ; а продають же камение дербыши. А Чиньское же да Мачиньское пристанище велми велико, да дѣлають в немъ чини, да продають чини в вѣсъ, а дешево.

А жены же их с мужи своими спять в день, а ночи жены их ходять к гарипомъ да спять с гарипы, дают имъ олафу, да приносять с собою яству сахорную да вино сахарное, да кормять да поятъ гостей, чтобы ее любилъ, а любять гостей людей бѣлых, занже их люди черны велми; а у которые жены от гостя зачнется дитя, и мужь даеть алафу; а родится бело, ино гостю пошлины 18 тенекъ; а черно родится, ино ему нѣтъ ничево, что пил да ѣлъ, то ему халялъ. Шаибать же отъ Бедеря 3 месяци, а от Дабыля до Шаибата 2 месяца моремъ итьти, Мачимъ да Чимъ от Бедеря 4 месяца моремъ итьти, а тамъ же дѣлають чими да все дешево; а до Силяна 2 месяца моремъ итьти. В Шабаите же родится шелкъ, да инчи, да жемчюгъ, да сандалъ; слоны продають в локоть. В Силяне же родится аммоны, да чрьвци, да фатисы. В Лекоте же родится перець, да мошкат, да гвоздникы, да фуфалъ, да цвѣт. В Кузряте же родится краска да люкъ. Да в Камбатѣ родится ахикъ. В Рачюре же родится алмазъ биркона да новъкона же алмазъ; продають почку по пяти рублевъ, а доброго по десяти рублевъ, новаго же почка алмазу пѣнечь чекени, сія же чаршешкени, а сипитъ екъ тенка. Алмазъ же родится в горѣ каменой, а продають же тую гору каменую по двѣ тысячи фунтовъ золотых новаго алмазу, а кона алмазу продають в локоть по 10 тысячь фунтовъ золотых. А земля же тоя Меликханова, а холопъ салтановъ, а от Бедеря 30 кововъ.

А сыто жидове зовуть Шабатъ своими жидовы, а то лжут; а шабаитене ни жидове, ни бесермена, ни христиане, инаа вѣра индейскаа, ни с худы, ни зъ бесермены ни піють ни ядять, а мяса никакого не ядять. Да в Шабатѣ же все дешево, а родится шелкъ да сахаръ велми дешево; да по лесу у них мамоны да обезьяны, да по дорогамъ людей дерут; ино у нихъ ночи по дорогамъ не смѣють ѣздити обезъянъ дѣля да момонъ дѣля. А отъ Шаибата же 10 месяць сухомъ итьти, а моремъ 4 месяца аукиковъ. А оленей окормленныхъ рѣжуть пупы, а пупъ в немъ мускусъ родится; а дикыи олені пупькы ис собя ронять по полю и по лесу, ино ис тѣх воня выходить, да ѣсть то тотъ не свѣжь. Месяца маа Великій день взялъ есми в Бедере бесерменьскомъ и в Гондустани; а в бесермене бограмъ взяли въ среду месяца маа; а заговѣлъ есми месяца априля 1 день.

О благовѣрныи христіяне! Иже кто по многым землямъ много плаваеть, въ многыя грѣхы впадаеть и вѣры ся да лишаеть христианскые. Азъ же, рабище божие Афонасие, и сжалися по вѣрѣ; уже проидоша четыре великыя говѣйна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грѣшный не вѣдаю, что есть Великый день, или говѣйно, ни Рожества Христова нѣ вѣдаю, ни иныхъ праздниковъ не вѣдаю, ни среды, ни пятници не вѣдаю; а книгъ у меня нѣтъ, коли мя пограбили, ини книгы взяли у мене, азъ же от многыя беды поидох до Индѣи, занже ми на Русь поити нѣ с чѣмъ, не осталося товару ничево. Пръвый же Великъ день взял есми в Каинѣ, другой Великъ день в Чебукару в Маздраньской земли, третий Великый день в Гурмызѣ, четвертый Великый день въ Индѣи с бесермены въ Бедери; и ту же много плакахъ по вѣрѣ по хрестьяньской.

Бесерменинъ же Мелик, тотъ мя много понуди в вѣру бесерменьскую стати. Азъ же ему рекохъ: «Господине! Ты намаръ кыларесенъ менда намазъ киларьменъ, ты бешь намазъ киларьсизъменда 3 калаременьмень гарипъ асень иньчай»; онъ же ми рече: «Истину ты не бесерменинъ кажешися, а хрестьаньства не знаешь». Аз же въ многыя помышления впадохъ и рекох себѣ: «Горе мнѣ окаанному, яко отъ пути истиннаго заблудихся и пути не знаю, уже самъ поиду. Господи боже вседержителю, творець небу и земли! Не отврати лица отъ рабища твоего, яко скорбь близъ есмь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, господи, от пути истиннаго и настави мя, господи, на путь твой правый, яко никоея же добродѣтели в нужи той сотворих тебѣ, господи мой, яко дни своя преплых все во злѣ, господи мой, олло перводигерь, олло ты, каримъ олло, рагымъ олло, каримъ олло, рагымелло; ахалимъ дулимо». проидоша 4 Великыя дни в бесерменьской земли, а христианства не оставихъ; далѣ богъ ведаеть, что будеть. Господи боже мой, на тя уповахъ, спаси мя господи боже мой!

Во Индѣи же бесерменьской, в великомъ Бедери, смотрилъ есми на Великую ночь на Великый же день – Волосыны да Кола в зорю вошьли, а Лось головою стоит на восток. На баграмъ на бесерменьской выехал султанъ на теферичь, ино с нимъ 20 възыревъ великых, да триста слоновъ наряженых в булатных в доспѣсех да с гороткы, да и городкы окованы, да в гороткѣх по 6 человѣкъ в доспѣсех, да с пушками да с пищалми; а на великомъ слонѣ 12 человѣкъ, на всякомь слонѣ по два проборца великых, да къ зубомъ повязаны великыя мечи по кентарю, да к рыломъ привязаны великыя желѣзныя гыры, да человѣкъ сѣдить в доспѣсѣ промежу ушей, да крюкъ у него в руках желѣзной великы, да тѣмъ его править; да коней простыхъ тысяча въ снастѣхъ золотых, да верблюдовъ сто с нагарами, да трубникъвъ 300, да плясцевъ 300, да ковре 300. Да на султанѣ ковтанъ весь саженъ яхонты, да на шапкѣ чичакъ олмазъ великы, да сагадакъ золот со яхонты, да 3 сабли на немъ золотомъ окованы, да седло золото, да перед нимъ скачет кофаръ пѣшь да играеть теремьцемъ, да за нимъ пѣшихъ много, да за ним благой слонъ идеть, а весь в камкѣ наряжанъ, да обиваеть люди да чепь у него велика желѣзна во ртѣ, да обиваеть кони и люди, чтобы кто на султана не наступилъ блиско. А братъ султановъ, тот сидит на кровати на золотой, да над нимъ теремъ оксамитенъ, да маковица золота со яхонты, да несуть его 20 человѣкъ. А махтумъ сидит на кровати на золотой, да над ним теремъ шидянъ с маковицею золотою, да везутъ его на 4-хъ конехъ въ снастехъ золотыхъ; да около людей его много множество, да перед нимъ пѣвци, да плясцевъ много, да всѣ с голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да сулицами, да с копіи, да с лукы с прямыми с великими, да кони всѣ в доспѣсехъ, да сагадакы на них, да иныа нагы всѣ, одно платище на гузнѣ, соромъ завѣшенъ.

Русский путешественник Афанасий Никитин – загадочная фигура. Древнерусский оригинальный текст его «Хожения за три моря» написан на четырех языках, а заканчивает свой путевой дневник Никитин молитвой Аллаху.

Русский первопроходец

Великие географические открытия XVI века – не история лишь европейских достижений. Русские путешественники в XV веке находили пути в Сибирь и Персию, а иные – мечтали о сказочной Индии, стране огромных богатств и фантастических монстров. В 1466 году тверскому купцу Афанасию Никитину удалось попасть в Индию из Москвы кратчайшим путем, опередив попытки Христофора Колумба отыскать морской путь и настоящее открытие морского пути в Индию Васко да Гама в 1498-1502 гг. Наибольший интерес представляют путевые записки Никитина, подробно описывающие не только его путь, но и быт и воззрения встреченных им в Индии людей.

Выехав из столицы вместе с русским посольством, Афанасий Никитин добрался по Волге до Астрахани. Купцу с самого начала не сильно везло – один его корабль потонул во время бури в Каспийском море, другой захватили разбойники, похитившие товары. Неутомимый и неунывающий путник, не взирая на потери добрался до Дербента, оттуда – в Персию, а далее – морским путем в Индию. В сказочной стране Афанасий Никитин пробыл целых три года, но так и не смог вернуться обратно – в 1472 году на пути к Смоленску он умер. Однако его история продолжала жить – были найдены и переданы летописцам записки Никитина, названные «Хожением за три моря».

Хожение за три моря

Афанасию Никитину удалось очень подробно описать быт жителей Индии и подметить особенные черты народ, доселе неизвестного на Руси. Купец удивлялся тому, что индийцы ходят по улице голые, даже женщины, а князь – лишь с покрывалом на бедрах и голове: «люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много». Афанасий Никитин подробно описывал роскошь двора бедерского султана, при котором ему удалось пожить: «выехал султан на теферич, ино с ним 20 возыров великых, да триста слонов наряженых в доспесех булатных да з городки, да и городкы окованы. Да на салтане кавтан весь сажен яхонты, да на шапке чичяк олмаз великый, да саадак золот сь яхонты, да три сабли на нем золотом окованы, да седло золото, да снасть золота, да все золото».
Описал Никитин и индийские религиозные обычаи: весьма известен эпизод «Хожения», в котором, во время странствия по Индии, Афанасий Никитин решает продать жеребца чунерскому хану. После того, как хан узнает, что Никитин – русский, он угрозами заставляет его принять ислам: «А в том в Чюнере хан у меня взял жеребца, а уведал, что яз не бесерменянин - русин. И он молвит: «Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в веру нашу - в Махметдени; а не станеш в веру нашу, в Махматдени, и жеребца возму и тысячю златых на голове твоей возму». Благодаря случайно проезжавшему мимо прохожему, заступившемуся за Афанасия, купца в мусульманскую веру «не поставили».

Принял ислам?

Впрочем, факт, неоспоримый для советской науки – Афанасий Никитин своей веры не оставил и «любил Русскую землю», как писал академик Д.С. Лихачев, занимавшийся переизданием «Хожения», в современными историками не раз подвергался сомнению. Первые сомнения касательно смены вероисповедания Никитина могли возникнуть уже у тех, кто читал оригинальный текст, изданный при хрущевской политики дружбы с Индией в 1960 году. В этом издании можно было встретить явно мусульманского происхождения пассажи: «Милостиею Божиею преидох же три моря. Дигерь Худо доно, Олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши Худо, илелло акшь Ходо». Никитинский «Олло акьберь» (Аллах акбар) заставляет задуматься о том, насколько путешественник был искренен со своими будущими читателями, упоминая о своем «спасении» от «веры бесерменской».

Помимо арабских слов, в тексте Никитина встречаются персидские и тюркские слова. Скорее всего, с помощью незнакомых большинству населения Руси языков, купец хотел скрыть интимную информацию от нечаянного читателя: например, на тюркском Афанасий Никитин пишет, сколько денег нужно платить индийским «гулящим женщинам».

Исламский код

Очень часто исследователи «забывали» о немаловажном, но будто бы вскользь упомянутом Никитиным факте: купец, собираясь возвращаться домой, пишет: «А иду я на Русь (с думой: погибла вера моя, постился я бесерменским постом)». В оригинале эта фраза звучит как «А иду я на Русь, кетъмышьтыр имень, уручь тутътым». Возможно, с помощью иноязычных заимствований Никитин пытался скрыть свою тайну: он все же принял, пусть и против своей воли, ислам. В пользу принятия Афанасием Никитиным ислама говорят и многочисленные упоминания на страницах «Хожения» Аллаха: в русском переводе 1986 года этого слова уже не найти – его везде заменили на «Господь», чтобы отсечь ненужные официальной истории разночтения. За Никитина-мусульманина высказывается историк П.В. Алексеев, а также западные ученые Г. Д. Ленхофф и Дж. Б. Мартин, считающие, что первоначально Никитин только формально перешел в ислам, в душе оставшись православным, однако позже он принял мусульманское имя, стал соблюдать исламские праздники и посты, молиться Аллаху.

К концу путешествия, как считают Ленхофф и Мартин, «Афанасий Никитин перешел в лагерь ислама». Против этого свидетельствует историк Я.С. Лурье, подмечая, что, хотя Афанасий Никитин, видимо, и не являлся православным, с помощью арабских и тюркских слов купец, вероятно, лишь пытался скрыть «мусульманские молитвы, замечания, сомнительные с точки зрения христианской морали, которые могли принести ему неприятности на Руси». Никитин, как считает Лурье, не мог принять ислам, так как для этого ему нужно было совершить обрезание, что закрыло бы ему путь на родину. Однако эта точка зрения, показывающая русского купца своего рода космополитом и теистом, не объясняет, почему Никитин заканчивает свое «Хожение» - почти личный дневник - молитвой из Корана и перечислением имен Аллаха.

Несмотря на разногласие среди ученых касательно вероисповедания Никитина, самым удивительным фактом, который выяснился в ходе их споров, стал необычайный для своего времени подход Никитина к религии. Воспитанный в ортодоксальной среде, но веротерпимый купец, приехав в другую страну, смог не только примириться с чужими религиями, но и принять их и извлечь самые главные идеи, содержащиеся как в православии, так и в исламе – монотеистические идеалы добра и любви.

В лѣто 6983 <...>. Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца, что былъ в Ындѣе 4 годы, а ходил, сказывает, с Васильемъ Папиным. Азъ же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми — за год до казанского похода пришел из Орды, коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили. Се же написано не обретох, в кое лѣто пошел или в кое лѣто пришел из Ындѣя, умер, а сказывают что, деи, Смоленьска не дошед, умеръ. А писание то своею рукою написал, иже его рукы тѣ тетрати привезли гости к Мамыреву Василью, к дияку к великого князя на Москву.

В год 6983 (1475) (...). В том же году получил записи Афанасия, купца тверского, был он в Индии четыре года, а пишет, что отправился в путь с Василием Папиным. Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с кречетами послом от великого князя, и сказали мне — за год до Казанского похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный, когда князь Юрий на Казань ходил. В записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с его записями привезли купцы в Москву Василию Мамыреву, дьяку великого князя.

За молитву святыхъ отець на ших, Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, раба своего грѣшнаго Афонасъя Микитина сына .

За молитву святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.

Се написах свое грѣшное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьс каа ; 2-е море Индѣйское, дорѣя Гундустанскаа, 3-е море Черное, дориа Стебольская.

Записал я здесь про свое грешное хождение за три моря: первое море — Дербентское, дарья Хвалисская, второе море — Индийское, дарья Гундустанская, третье море — Черное, дарья Стамбульская.

Поидох от Спаса святаго златоверхаго и сь его милостию, от государя своего от великаго князя Михаила Борисовича Тверскаго, и от владыкы Генадия Тверскаго, и Бориса Захарьича.

Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя своего великого князя Михаила Борисовича Тверского, от владыки Геннадия Тверского и от Бориса Захарьича.

И поидох вниз Волгою. И приидох в манастырь Колязин ко святѣй Троицы живоначалной и къ святым мучеником Борису и Глѣбу. И у игумена ся благословив у Макария и у святыа братии. И ис Колязина поидох на Углеч, и с Углеча отпустили мя доброволно. И оттуду поидох, с Углеча, и приѣхалъ есми на Кострому ко князю Александру с ыною грамотою великого князя. И отпустил мя доброволно. И на Плесо приѣхая есми доброволно.

Поплыл я вниз Волгою. И пришел в монастырь калязинский к святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калягина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв из Углича, приехал в Кострому и пришел к князю Александру с другой грамотой великого князя. И отпустил меня без препятствий. И в Плес приехал без препятствий.

И приѣхал есми в Новгород в Нижней к Михайло х Киселеву, к намѣстьнику , и к пошлиннику к Ывану к Сараеву, и они мя отпустили доброволно. А Василей Папин проѣхал мимо город двѣ недѣли, и яз ждал в Новѣгороде в Нижнем две недѣли посла татарскаго ширваншина Асанбега а ѣхал с кречаты от великого князя Ивана, а кречатов у него девяносто.

И приехал я в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к пошленнику Ивану Сараеву, и отпустили они меня без препятствий. А Василий Папин, однако, город уже проехал, и я в Нижнем Новгороде две недели ждал Хасан-бека, посла ширваншаха татарского. А ехал он с кречетами от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто.

И приѣхал есми с ними на низ Волгою. И Казань есмя проѣхали доброволно, не видали никого, и Орду есмя проѣхали, и Усланъ , и Сарай, и Берекезаны есмя проѣхали. И въѣхали есмя в Бузанъ. Ту наѣхали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вѣсти: «Кайсым салтан стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар». И посол ширваншин Асанбѣгъ дал имъ по однорятке да по полотну, чтобы провели мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове, по однорятке взяли, да вѣсть дали в Хазтараханъ царю. И яз свое судно покинул да полѣз есми на судно на послово и с товарищи своими.

Поплыл я с ними вниз по Волге. Казань прошли без препятствий, не видали никого, и Орду, и Услан, и Сарай, и Берекезан проплыли и вошли в Бузан. И тут встретили нас три татарина неверных да ложную весть нам передали: «Султан Касим подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар». Посол ширваншаха Хасан-бек дал им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, неверные татары, по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали. А я с товарищами свое судно покинул, перешел на посольское судно.

Поѣхали есмя мимо Хазтарахан, а мѣсяць свѣтит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: «Качма, не бѣгайте!» А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богунѣ и учали нас стреляти. И у нас застрелили человѣка, а у них дву татаринов застрѣлили. И судно наше меншее стало на ѣзу, и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мѣлкая рухлядь вся в меншем судне.

Плывем мы мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас увидел, и татары нам кричали: «Качма — не бегите!» А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал царь за нами всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, и мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у еза застряло, и они его тут же взяли да разграбили, а моя вся поклажа была на том судне.

А в болшом суднѣ есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взад велѣли тянути вверхъ до ѣзу. И тут судно наше болшее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверхъ нас не пропустили вѣсти дѣля.

Дошли мы до моря на большом судне, да стало оно на мели в устье Волги, и тут они нас настигли и велели судно тянуть вверх по реке до еза. И судно наше большое тут пограбили и четыре человека русских в плен взяли, а нас отпустили голыми головами за море, а назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали.

И пошли есмя в Дербенть, заплакавши, двема суды: в одном судне посол Асанбѣг, да тезикы, да русаков нас десеть головами; а в другом судне 6 москвич, да шесть тверич, да коровы, да кормъ нашь. А въстала фуртовина на море, да судно меншое разбило о берег. А ту есть городок Тархи, а люди вышли на берегъ, и пришли кайтакы да людей поимали всѣх.

И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент: в одном судне посол Хасан-бек, да тезики, да нас, русских, десять человек; а в другом судне — шесть москвичей, да шесть тверичей, да коровы, да корм наш. И поднялась на море буря, и судно меньшее разбило о берег. И тут стоит городок Тарки, и вышли люди на берег, да пришли кайтаки и всех взяли в плен.

И пришли есмя в Дербенть, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени. И билъ есми челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбѣгу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поимали под Тархи кайтаки. И Асанбѣг печаловался и ѣздил на гору къ Булатубегу. И Булатбегъ послал скорохода ко шир ван шибегу, что: «господине, судно руское розбило под Тархи, и кайтаки, пришед, люди поимали, а товар их розграбили».

И пришли мы в Дербент, и Василий благополучно туда пришел, а мы ограблены. И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли, — чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: «Господин! Судно русское разбилось под Тарками, а кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили».

И ширваншабегъ того же часа послал посла к шурину своему Алиль-бегу, кайтачевскому князю, что: «судно ся мое разбило под Тархи, и твои люди, пришед, людей поимали, а товаръ их пограбили; и ты чтобы, меня дѣля, люди ко мнѣ прислал и товар их собрал, занже тѣ люди посланы на мое имя. А что будет тебѣ надобе у меня, и ты ко мнѣ пришли, и яз тебѣ, своему брату, не бороню. А тѣ люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мнѣ доброволно, меня дѣля». И Алильбегъ того часа люди отслал всѣх в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их к ширванши в ърду его, коитулъ.

И ширваншах послал тотчас посла к шурину своему, князю кайтаков Халил-беку: «Судно мое разбилось под Тарками, и твои люди, придя, людей с него захватили, а товар их разграбили; и ты, меня ради, людей ко мне пришли и товар их собери, потому что те люди посланы ко мне. А что тебе от меня нужно будет, и ты ко мне присылай, и я тебе, брату своему, ни в чем перечить не стану. А те люди ко мне шли, и ты, меня ради, отпусти их ко мне без препятствий». И Халил-бек всех людей отпустил в Дербент тотчас без препятствий, а из Дербента отослали их к ширваншаху в ставку его — койтул.

А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловалъ, чѣм доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы, заплакавъ, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли. А иные осталися в Шамахѣе, а иные пошли роботать к Бакѣ.

Поехали мы к ширваншаху в ставку его и били ему челом, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси. И не дал он нам ничего: дескать, много нас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят. А иные остались в Шемахе, иные же пошли в Баку работать.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бакѣ, гдѣ огнь горить неугасимы, а изъ Баки пошелъ есми за море к Чебокару.

А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый; а из Баку пошел за море — в Чапакур.

Да тутъ есми жил в Чебокарѣ 6 мѣсяць, да в Сарѣ жил мѣсяць, в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми мѣсяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня, Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило.

И прожил я в Чапакуре шесть месяцев, да в Сари жил месяц, в Мазандаранской земле. А оттуда пошел к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошел к Демавенду, а из Демавенда — к Рею. Тут убили шаха Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда — семьдесят городов разрушилось.

А из Дрѣя к Кашени, и тутъ есми был мѣсяць, а из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездѣи, и тутъ жилъ есми мѣсяцъ. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома к Лару, а изъ Лара к Бендерю, и тутъ есть пристанище Гурмызьское. И тут есть море Индѣйское, а парьсѣйскым языкомъ и Гондустаньскаа дория; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили.

Из Рея пошел я к Кашану и жил тут месяц, а из Катана — к Наину, а из Наина к Йезду и тут жил месяц. А из Йезда пошел к Сирджану, а из Сирджана — к Тарому, домашний скот здесь кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников. А из Тарома пошел к Лару, а из Лара — к Бендеру — то пристань Ормузская. И тут море Индийское, по-персидски дарья Гундустанская; до Ормуза-града отсюда четыре мили идти.

А Гурмызъ есть на островѣ, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тут есми взял первый Великъ день, а пришел есми в Гурмыз за четыре недѣли до Велика дни. А то есми городы не всѣ писал, много городов великих. А в Гурмызе есть солнце варно, человѣка сожжет. А в Гурмызе был есми мѣсяць, а из Гурмыза пошел есми за море Индѣйское по Велице дни в Радуницу, в таву с конми.

А Ормуз — на острове, и море наступает на него всякий день по два раза. Тут провел я первую Пасху, а пришел в Ормуз за четыре недели до Пасхи. И потому я города не все назвал, что много еще городов больших. Велик солнечный жар в Ормузе, человека сожжет. В Ормузе был я месяц, а из Ормуза после Пасхи в день Радуницы пошел я в таве с конями за море Индийское.

И шли есмя морем до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дѣгу 4 дни; а от Дѣга Кузряту; а от Кузрята Конбаату. А тут ся родит краска да лекъ. А от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пошли въ 7-ую недѣлю по Велице дни, а шли в тавѣ есмя 6 недѣль морем до Чивиля.

И шли мы морем до Маската десять дней, а от Маската до Дега четыре дня, а от Дега до Гуджарата, а от Гуджарата до Камбея. Тут родится краска да лак. От Камбея поплыли к Чаулу, а из Чаула вышли в седьмую неделю после Пасхи, а морем шли шесть недель в таве до Чаула.

И тут есть Индийская страна, и люди ходят всѣ наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а всѣ ходят брюхаты, а дѣти родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и жонкы всѣ нагы, а всѣ черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются бѣлому человѣку. А князь ихъ — фота на головѣ, а другая на гузнѣ; а бояре у них — фота на плещѣ, а другаа на гузне, княини ходят фота на плещѣ обогнута, а другаа на гузне. А слуги княжие и боярьскые — фота на гузне обогнута, да щит, да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами; а всѣ наги, да босы, да болкаты, а волосовъ не бреют. А жонки ходят голова не покрыта, а сосцы голы; а паропки да девочки ходят наги до семи лѣт, сором не покрыт.

И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много — дивятся белому человеку. У тамошнего князя — фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних — фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят — фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах. А у слуг княжеских и боярских одна фата на бедрах обернута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А женщины ходят — голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт.

А ис Чювиля сухом пошли есмя до Пали 8 дни, до индѣйскыя горы . А от Пали до Умри 10 дни, и то есть город индѣскый. А от Умри до Чюнеря 7 дни.

Из Чаула пошли посуху, шли до Пали восемь дней, до Индийских гор. А от Пали шли десять дней до Умри, то город индийский. А от Умри семь дней пути до Джуннара.

Ту есть Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаровъ. А держит, сказывають , семь темъ от меликъточара. А меликътучар седит на 20 тмах; а бьется с кафары 20 лѣт есть, то его побивают, то он побивает ихъ многажды. Хан же Асъ ѣздит на людех. А слонов у него много, а коней у него много добрых, а людей у него много хоросанцев. А привозят ихъ из Хоросаньские земли, а иные из Орапской земли, а иные ис Туркменскые земли, а иные ис Чеботайские земли, а привозят все морем в тавах — индѣйские карабли.

Правит тут индийский хан — Асад-хан джуннарский, а служит он мелик-ат-туджару. Войска ему дано от мелик-ат-туджара, говорят, семьдесят тысяч. А у мелик-ат-туджара под началом двести тысяч войска, и воюет он с кафарами двадцать лет: и они его не раз побеждали, и он их много раз побеждал. Ездит же Асад-хан на людях. А слонов у него много, и коней у него много добрых, и воинов, хорасанцев, у него много. А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах — индийских кораблях.

И яз грѣшный привезлъ жеребца в Ындѣйскую землю, и дошелъ есми до Чюнеря: Богъ далъ поздорову все, а стал ми во сто рублев. Зима же у них стала с Троицына дни. А зимовали есмя в Чюнерѣ, жили есмя два мѣсяца. Ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь. В тѣ же дни у них орют да сѣют пшеницу, да тутурган, да ногут, да все сьѣстное. Вино же у них чинят в великых орѣхех — кози гундустанская; а брагу чинят в татну. Кони же кормят нофутом, да варят кичирисъ с сахаром, да кормят кони, да с маслом, порану же дают имъ шешни. В Ындѣйской же земли кони ся у них не родят, вь их землѣ родятся волы да буйволы, на тѣх же ѣздят и товар, иное возят, все дѣлают.

И я, грешный, привез жеребца в Индийскую землю, и дошел с ним до Джуннара, с Божьей помощью, здоровым, и стал он мне во сто рублей. Зима у них началась с Троицына дня. Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь — целых четыре месяца — всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, кози гундустанские называются, а брагу — из татны. Коней тут кормят горохом, да варят кхичри с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают шешни. В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы — на них ездят и товар и иное возят, все делают.

Чюнерей же град есть на острову на каменом, не одѣланъ ничѣм, Богом сотворен. А ходят на гору день по одному человѣку: дорога тесна, а двема поити нелзѣ.

Джуннар-град стоит на скале каменной, не укреплен ничем, Богом огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка, двоим пройти нельзя.

В Ындѣйской земли гости ся ставят по подворьем, а ѣсти варят на гости господарыни, и постелю стелют на гости господарыни, и спят с гостми. Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любят бѣлых людей.

В Индийской земле купцов поселяют на подворьях. Варят гостям хозяйки, и постель стелют хозяйки, и спят с гостями. Если имеешь с ней тесную связь, давай два жителя, если не имеешь тесной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда тесная связь даром; а любят белых людей.

Зимѣ же у них ходит люди фота на гузнѣ, а другая по плечем, а третья на головѣ; а князи и бояре толды на себя въздевают порткы , да сорочицу, да кафтан, да фота по плечем, да другою опояшет, а третьею голову увертит. А се оло, оло абрь, оло акъ, олло керем, олло рагим!

Зимой у них простые люди ходят — фата на бедрах, другая на плечах, а третья на голове; а князья да бояре надевают тогда на себя порты, да сорочку, да кафтан, да фата на плечах, другой фатой себя опояшет, а третьей фатой голову обернет. О Боже, Боже великий, Господь истинный, Бог великодушный, Бог милосердный!

А в том в Чюнерѣ ханъ у меня взял жеребца, а увѣдал, что яз не бесерменянин — русинъ. И он молвит: «Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в вѣру нашу — в Махмет дени; а не станеш в вѣру нашу, в Махмат дени, и жеребца возму и тысячю златых на головѣ твоей возму». А срок учинил на четыре дни, в Оспожино говѣйно на Спасов день. И Господь Богъ смиловался на свой честный праздникъ, не оставил милости своеа от меня грѣшнаго и не велѣлъ погибнути в Чюнерѣ с нечестивыми. И канун Спасова дни приѣхал хозяйочи Махмет хоросанець, и бил есми ему челом, чтобы ся о мнѣ печаловал. И он ѣздил к хану в город да меня отпросил, чтобы мя в вѣру не поставили, да и жеребца моего у него взял. Таково осподарево чюдо на Спасовъ день. Ино, братие рустии християня, кто хощет поити в Ындѣйскую землю, и ты остави вѣру свою на Руси, да воскликнув Махмета да поити в Гундустанскую землю.

И в том Джуннаре хан отобрал у меня жеребца, когда узнал, что я не бесерменин, а русин. И он сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых впридачу дам, только перейди в веру нашу — в Мухаммеддини. А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму». И срок назначил — четыре дня, на Спасов день, на Успенский по.ст. Да Господь Бог сжалился на свой честной праздник, не оставил меня, грешного, милостью своей, не дал погибнуть в Джуннаре среди неверных. Накануне Спасова дня приехал казначей Мухаммед, хорасанец, и я бил ему челом, чтобы он за меня хлопотал. И он ездил в город к Асад-хану и просил обо мне, чтобы меня в их веру не обращали, да и жеребца моего взял у хана обратно. Таково Господне чудо на Спасов день. А так, братья русские христиане, захочет кто идти в Индийскую землю — оставь веру свою на Руси, да, призвав Мухаммеда, иди в Гундустанскую землю.

Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нѣт ничего на нашу землю: все товаръ бѣлой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево. Ино возят ачеи морем, ини пошлины не дают. А люди иные намъ провести пошлины не дадут . А пошлин много, а на море разбойников много. А разбивают все кафары, ни крестияне, не бесермене; а молятся каменым болваном, а Христа не знают, ни Махмета не знают.

Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево. Те, кто возят волов за море, те пошлин не платят. А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много. Разбойничают кафары, не христиане они и не бесермены: молятся каменным болванам и ни Христа, ни Мухаммеда не знают.

А ис Чюнеря есмя вышли на Оспожин день к Бедерю, к болшому их граду. А шли есмя мѣсяць до Бедеря; а от Бедеря до Кулонкеря 5 дни; а отъ Кулонгеря до Кольбергу 5 дни. Промежу тѣх великих градов много городов; на всяк день по три городы, а ино и по четыре городы; колко ковов, толко градов. От Чювиля до Чюнеря 20 ковов, а от Чюнеря до Бедеря 40 ковов, а от Бедеря до Кулонгеря 9 ковов, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов .

А из Джуннара вышли на Успенье и пошли к Бидару, главному их городу. Шли до Бидара месяц, а от Бидара до Кулонгири — пять дней и от Кулонгири до Гулбарги пять дней. Между этими большими городами много других городов, всякий день проходили по три города, а иной день по четыре города: сколько ковов — столько и городов. От Чаула до Джуннара двадцать ковов, а от Джуннара до Бидара сорок ковов, от Бидара же до Кулонгири девять ковов, и от Бидара до Гулбарги девять ковов.

В Бедере же торгъ на кони, на товар, да на камки, да на шелкъ, на всей иной товар, да купити в нем люди черные; а иные в нем купли нѣт. Да все товар ихъ гундустанской, да сьестное все овощь, а на Рускую землю товару нѣт. А все черные люди, а все злодѣи, а жонки все бляди, да вѣди , да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелиемъ.

В Бидаре на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные., все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят.

В Ындѣйской земли княжат все хоросанцы, и бояре всѣ хоросанцы. А гундустанцы все пѣшеходы, а ходят перед хоросанцы на конех, а иные всѣ пѣши, ходятъ борзо, а все наги да боси, да щит в руцѣ, а в другой меч, а иные с луки великими с прямыми да стрелами. А бой их все слоны. Да пѣших пускают наперед, а хоросанцы на конех да в доспѣсех, и кони и сами. А к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кентарю кованых, да оболочат ихъ в доспѣхи булатные, да на них учинены городкы, да в городкѣх по 12 человѣкъ в доспѣсех, да всѣ с пушками да с стрелами.

В Индийской земле княжат все хорасанцы, и бояре все хорасанцы. А гундустанцы все пешие и ходят перед хорасанцами, которые на конях; а остальные все пешие, ходят быстро, все наги да босы, в руке щит, в другой — меч, а иные с большими прямыми луками да со стрелами. Бой ведут все больше на слонах. Впереди идут пешие воины, за ними — хорасанцы в доспехах на конях, в доспехах и сами и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи, по кентарю весом, да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами.

Есть у них одно мѣсто, шихбъ Алудин пиръ ятыр базар Алядинандъ. На год единъ базаръ, съезжается вся страна Индийская торговати, да торгуют 10 дни; от Бедеря 12 ковов. Приводят кони, до 20 тысящь коней продавати, всякый товар свозят. В Гундустаньской земли тъй торгъ лучьший, всякый товар продают и купят на память шиха Аладина, а на русскый на Покров святыя Богородица. Есть в том Алянде птица гукукь, летает ночи, а кличет: «кукъ-кукъ», а на которой хоромине седит, то тут человѣкъ умрет; и кто хощет еа убити, ино у ней изо рта огонь выйдет. А мамоны ходят нощи, да имают куры, а живут в горѣ или в каменье. А обезьяны, то тѣ живут по лѣсу. А у них есть князь обезьяньскый, да ходит ратию своею. Да кто замает, и они ся жалуют князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать , и оны, пришед на град, дворы разваляют и людей побьют. А рати их, сказывают, велми много, а язык у них есть свой. А детей родят много; да которой родится ни в отца, ни в матерь, ини тѣх мечют по дорогам. Ины гундустаньцы тѣх имают, да учат ихъ всякому рукодѣлию, а иных продают ночи, чтобы взад не знали бежать, а иных учат базы миканет.

Есть тут одно место — аланд, где шейх Алаеддин, святой, лежит и ярмарка. Раз в год на ту ярмарку съезжается торговать вся страна Индийская, торгуют тут десять дней; от Бидара двенадцать ковов. Приводят сюда коней — до двадцати тысяч коней — продавать, да всякий товар привозят. В Гундустанской земле эта ярмарка лучшая, всякий товар продают и покупают в дни памяти шейха Алаеддина, а по-нашему на Покров святой Богородицы. А еще есть в том Аланде птица гукук, летает ночью, кричит: «кук-кук»; а на чьем доме сядет, там человек умрет, а захочет кто ее убить, она на того огонь изо рта пускает. Мамоны ходят ночью да хватают кур, а живут они на холмах или среди скал. А обезьяны, те живут в лесу. Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать, и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой. Детенышей родится у них много, и если который из них родится ни в мать, ни в отца, таких бросают на дорогах. Иные гундустанцы подбирают их да учат всяким ремеслам; а если продают, то ночью, чтобы они дорогу назад не могли найти, а иных учат людей забавлять .

Весна же у них стала с Покрова святыа Богородица. А празднують шигу Аладину, веснѣ две недѣли по Покровѣ, а празднуют 8 дни. А весну дрьжат 3 мѣсяцы, а лѣто 3 мѣсяца, а зиму 3 мѣсяцы, а осень 3 мѣсяца .

Весна у них началась с Покрова святой Богородицы. А празднуют память шейха Алаеддина и начало весны через две недели после Покрова; восемь дней длится праздник. А весна у них длится три месяца, и лето три месяца, и зима три месяца, и осень три месяца.

В Бедери же их стол Гундустану бесерменьскому. А град есть великъ, а людей много велми. А салтан невелик — 20 лѣт, а держат бояре, а княжат хоросанцы, а воюют все хоросанцы.

Бидар — стольный город Гундустана бесерменского. Город большой, и людей в нем очень много. Султан молод, двадцати лет — бояре правят, а княжат хорасанцы и воюют все хорасанцы.

Есть хоросанець меликтучар боярин, ино у него двѣсте тысящь рати своей, а у Меликхана 100 тысячь , а у Фаратхана 20 тысяч, а много тѣхъ ханоз по 10 тысящь рати. А с салтаном выходят триста тысящь рати своей.

Живет здесь боярин-хорасанец, мелик-ат-туджар, так у него двести тысяч своей рати, а у Мелик-хана сто тысяч, а у Фарат-хана двадцать тысяч, и у многих ханов по десять тысяч войска. А с султаном выходит триста тысяч войска его.

А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добрѣ и пышны велми. А все их носят на кровати своеи на серебряных, да пред ними водят кони в снастех златых до 20; а на конех за ними 300 человѣкъ, а пѣших пятьсот человѣкъ, да трубников 10 человѣкъ, да нагарниковъ 10 человѣкъ, да свирѣлников 10 человѣкъ.

Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а бояре власть большую имеют и очень богаты. Носят бояр на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да дударей десять.

Салтан же выезжает на потѣху с матерью да з женою, ино с ним человѣкъ на конех 10 тысящь, а пѣших пятьдесят тысящь, а слонов выводят двѣсте, наряженых в доспѣсех золоченых, да пред ним трубников сто человѣкъ, да плясцов сто человѣкъ, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним сто, да блядей сто, а все гаурокы.

А когда султан выезжает на прогулку с матерью да с женою, то за ним всадников десять тысяч следует да пеших пятьдесят тысяч, а слонов выводят двести, и все в золоченых доспехах, и перед ним — трубачей сто человек, да плясунов сто человек, да ведут триста коней верховых в золотой сбруе, да сто обезьян, да сто наложниц, гаурыки называются.

В салтанове же дворѣ семеры ворота, а в воротех седит по сту сторожев да по сту писцов кафаров. Кто поидет, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают. А гарипов не пускают въ град. А дворъ же его чюден велми, все на вырезе да на золоте, и послѣдний камень вырезан да златом описан велми чюцно. Да во дворѣ у него суды розные.

Во дворец султана ведет семь ворот, а в воротах сидят по сто стражей да по сто писцов-кафаров. Одни записывают, кто во дворец идет, другие — кто выходит. А чужестранцев во дворец не пускают. А дворец султана очень красив, по стенам резьба да золото, последний камень — и тот в резьбе да золотом расписан очень красиво. Да во дворце у султана сосуды разные.

Город же Бедерь стерегут в нощи тысяща человѣкъ кутоваловых, а ѣздят на конех в доспѣсех, да у всѣх по свѣтычю.

По ночам город Бидар охраняет тысяча стражей под начальством куттавала, на конях и в доспехах, да в руках у каждого по факелу.

А яз жеребца своего продал в Бедери. Да наложил есми у него шестьдесят да осмь футунов, а кормил есми его год. В Бедери же змеи ходят по улицам, а длина еѣ двѣ сажени. Приидох же в Бедерь о заговейнѣ о Филиповѣ ис Кулонгѣря, и продахъ жеребца своего о Рожествѣ.

Продал я своего жеребца в Бидаре. Издержал на него шестьдесят восемь футунов, кормил его год. В Бидаре по улицам змеи ползают, длиной по две сажени. Вернулся я в Бидар из Кулонгири на Филиппов пост, а жеребца своего продал на Рождество.

И тут бых до Великого заговейна в Бедери и познася со многыми индѣяны. И сказах имъ вѣру свою, что есми не бесерменинъ исаядениени есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся от меня крыти ни о чемъ, ни о ѣствѣ, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти.

И жил я здесь, в Бидаре, до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а веры Иисусовой христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя — ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни о иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать.

Да о вѣрѣ же о их распытах все, и оны сказывают: вѣруем въ Адама, а буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А вѣръ въ Индѣи всѣх 80 и 4 вѣры, а все вѣрують в бута. А вѣра с вѣрою ни пиеть, ни ястъ, ни женится. А иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять, а воловины не ядять никакаа вѣра.

Расспрашивал я их о вере, и они говорили мне: веруем в Адама, а буты, говорят, и есть Адам и весь род его. А всех вер в Индии восемьдесят и четыре веры, и все веруют в бута. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест.

В Бедери же бых 4 мѣсяца и свѣщахся съ индѣяны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскый Мягъкат, г дѣ их бутхана. Там же поидох съ индѣяны да будутханы мѣсяць. И торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть, с пол-Твѣри, камена, да рѣзаны по ней дѣяния бутовыя. Около ея всея 12 рѣзано вѣнцевъ, какъ бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое, человѣческым образомъ являлся; другое, человѣкъ, а носъ слоновъ; третье, человѣкъ, а виденье обезьанино; в четвертые, человѣкъ, а образом лютаго звѣря, а являся им все съ хвостомъ. А вырезан на камени, а хвостъ через него сажени.

Пробыл я в Бидаре четыре месяца и сговорился с индусами пойти в Парват, где у них бутхана — то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка. Шел я с индусами до бутханы месяц. И у той бутханы ярмарка, пять дней длится. Велика бутхана, с пол-Твери, каменная, да вырезаны в камне деяния бута. Двенадцать венцов вырезано вкруг бутханы — как бут чудеса совершал, как являлся в разных образах: первый — в образе человека, второй — человек, но с хоботом слоновым, третий — человек, а лик обезьяний, четвертый — наполовину человек, наполовину лютый зверь, являлся все с хвостом. А вырезан на камне, а хвост с сажень, через него переброшен.

К бутхану же съезжается вся страна Индийская на чюдо бутово. Да у бутхана бреются старые и молодые, жонки и девочки. А бреют на себѣ всѣ волосы, — и бороды, и головы, и хвосты. Да поидут к бутхану. Да со всякие головы емлют по двѣ шешькѣни пошлины на бута, а с коней по четыре футы. А съезжается к бутхану всѣх людей бысты азаръ лекъ вах башет сат азаре лек.

На праздник бута съезжается к той бутхане вся страна Индийская. Да у бутханы бреются старые и молодые, женщины и девочки. А сбривают на себе все волосы, бреют и бороды, и головы. И идут к бутхане. С каждой головы берут по две шешкени для бута, а с коней — по четыре футы. А съезжается к бутхане всего людей двадцать тысяч лакхов, а бывает время и сто тысяч лакхов .

А с султаном вышло двадцать шесть везиров, и с каждым везиром по десять тысяч конной рати, да пеших по двадцать тысяч, а с иным визиром по пятнадцать тысяч конных людей и по тридцать тысяч пеших. А великих индийских везиров четыре, а с ними вышло конной рати сорок тысяч да сто тысяч пеших. И разгневался султан на индусов, что мало людей с ними вышло, и прибавили еще пеших двадцать тысяч, да две тысячи конных, да двадцать слонов. Такова сила султана индийского, бесерменского. Мухаммедова вера годится . А раст дени худо донот — а правую веру Бог ведает. А правая вера — единого Бога знать и имя его во всяком месте чистом в чистоте призывать.

В пятый же Велик день възмыслих ся на Русь. Идох из Бедеря града за мѣсяць до улу багряма бесерменьскаго Мамет дени розсулял . А Велика дни крестьянскаго не вѣдаю Христова въскресения, а говѣйно же ихъ говѣх з бесермены, и розговѣхся с ними, и Велик день взял в Кельбери от Бедери 10 ковов.

На пятую Пасху решился я на Русь идти. Вышел из Бидара за месяц до бесерменского улу байрама по вере Мухаммеда, посланника божья . А когда Пасха, Воскресение Христово, — не знаю, постился с бесерменами в их пост, с ними и разговелся, а Пасху отметил в Гулбарге, от Бидара в десяти ковах.

Султан пришол да меликътучаръ с ратию своею 15 день по улѣ багрямѣ, а в Келбергу. А война ся имъ не удала, один город взяли индийской, а людей их много изгибло, и казны много истеряли.

Султан пришел в Гулбаргу с мелик-ат-туджаром и с ратью своей на пятнадцатый день после улу байрама. Война им не удалась — один город взяли индийский, а людей много у них погибло и казны много поистратили.

А индийскый же салтан кадам велми силен, и рати у него много. А сидит в горѣ в Бичинѣгѣрѣ, а град же его велми велик. Около его три ровы, да сквозѣ его река течет. А с одну страну его женьгѣль злый, а з другую страну пришол долъ, и чюдна мѣста велми и угодна на все. На ону же страну приитти нѣкуды, сквозѣ градо дрога, а града же взяти нѣкуды, пришла гора велика да деберь зла тикень. Под городом же стаяла рать мѣсяць, и люди померли безводни, да голов велми много изгибло з голоду да с безводицы. А на воду смотрит, а взяти нѣкуды.

А индийский великий князь могуществен, и рати у него много. Крепость его на горе, и стольный город его Виджаянагар очень велик. Три рва у города, да река через него течет. По одну сторону города густые джунгли, а с другой стороны долина подходит — удивительное место, для всего пригодное. Та сторона не проходима — путь через город идет; ни с какой стороны город не взять: гора там огромная да чащоба злая, колючая. Стояла рать под городом месяц, и люди гибли от жажды, и очень много людей поумирало от голода да от жажды. Смотрели на воду, да не подойти к ней.

А град же взял индийской меликъчанъ хозя, а взял его силою, день и нощь бился з городомъ 20 дни, рать ни пила, ни ѣла, под городом стояла с пушками. А рати его изгибло пять тысяч люду добраго. А город взял, ини высѣкли 20 тысяч поголовья мужскаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял великаго и малаго. А продавали голову полону по 10 тенекъ, а иную по 5 тенекъ , а робята по две тенкы. А казны же не было ничего. А болшаго города не взял.

Ходжа мелик-ат-туджар взял другой город индийский, силой взял, день и ночь бился с городом, двадцать дней рать ни пила, ни ела, под городом с пушками стояла. И рати его погибло пять тысяч лучших воинов. А взял город — вырезали двадцать тысяч мужского полу и женского, а двадцать тысяч — и взрослых, и малых — в плен взяли. Продавали пленных по десять тенек за голову, а иных и по пять, а детей — по две тенки. Казны же совсем не взяли. И стольного города он не взял.

А отъ Кельбергу поидох до Кулури. А в Кулури же родится ахикь, и ту его дѣлают, на весь свѣт оттуду его розвозят. А в Курили же алмазников триста сулях микунѣ т . И ту же бых пять мѣсяць, а оттуду же поидох Калики. Ту же бозар велми великъ. А оттуду поидох Конаберга, а от Канаберга поидох к шиху Аладину. А от шиха Аладина поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури, а от Сури поидох к Дабыли — пристанище Индийскаго моря.

Из Гулбарги пошел я в Каллур. В Каллуре родится сердолик, и тут его обрабатывают, и отсюда по всему свету развозят. В Каллуре триста алмазников живут, оружье украшают . Пробыл я тут пять месяцев и пошел оттуда в Коилконду. Там базар очень большой. А оттуда пошел в Гулбаргу, а из Гулбарги к Аланду. А от Аланда пошел в Амендрие, а из Амендрие — к Нарясу, а из Наряса — в Сури, а из Сури пошел к Дабхолу — пристани моря Индийского.

Дабил же есть град велми велик, а к тому же Дабыли а сьѣзжается вся поморья Индийская и Ефиопская. Ту же и окаянный аз рабище Афонасей Бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вѣре по крестьяньской, и по крещении Христовѣ, и по говѣйнех святых отець устроеных, по заповедех апостольских и устремихся умом поитти на Русь. И внидох же в таву , и зговорих о налонѣ корабленем, а от своеа главы два златых до Гурмыза града дати . Внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за три мѣсяцы бесерменьскаго говѣйна.

Большой город Дабхол — съезжаются сюда и с Индийского и с Эфиопского поморья. Тут я, окаянный Афанасий, рабище Бога вышнего, творца неба и земли, призадумался о вере христианской, и о Христовом крещении, о постах, святыми отцами устроенных, о заповедях апостольских и устремился мыслию на Русь пойти. Взошел в таву и сговорился о плате корабельной — со своей головы до Ормуза-града два золотых дал. Отплыл я на корабле из Дабхола-града на бесерменский пост, за три месяца до Пасхи.

Идох же в тавѣ по морю мѣсяць, а не видѣх ничего. На другий же мѣсяць увидѣх горы Ефиопскыа, ту же людие вси воскричаша: «Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти», а по-рускыи языком молвят: «Боже осподарю, Боже, Боже вышний, царю небесный, здѣ нам судил еси погибнути!»

Плыл я в таве по морю целый месяц, не видя ничего. А на другой месяц увидел горы Эфиопские, и все люди вскричали: «Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти », а по-русски это значит: «Боже, Господи, Боже, Боже вышний, царь небесный, здесь нам судил ты погибнуть!»

В той же землѣ Ефиопской бых пять дни. Божиею благодатию зло ся не учинило. Много раздаша брынцу, да перцу, да хлѣбы ефиопом, ини судна не пограбили .

В той земле Эфиопской были мы пять дней. Божией милостью зла не случилось. Много раздали рису, да перцу, да хлеба эфиопам. И они судна не пограбили.

А оттудова же идох 12 дни до Мошката. В Мошкате же шестой Велик день взял. И поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых 20 дни. Из Гурмыза поидох к Лари, и в Лари бых три дни. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязе бых 7 дни. И из Ширяза поидох к Вергу 15 дни, а в Велергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езди 9 дни, а въ Езди бых 8 дни. А изь Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Пагани поидох Кашини, а в Кашини бых 5 дни. А ис Кашина поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А из Сава поидох к Султаню, а из Султания поидох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбѣгъ. В ордѣ же бых 10 дни, ано пути нѣт никуды. А на турскаго послал рати двора своего 40 тысяч. Ини Севасть взяли, а Тохат взяли да пожгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на караманского воюючи.

А оттуда шли двенадцать дней до Маската. В Маскате встретил я шестую Пасху. До Ормуза плыл девять дней, да в Ормузе был двадцать дней. А из Ормуза пошел в Лар, и в Ларе был три дня. От Лара до Шираза шел двенадцать дней, а в Ширазе был семь дней. Из Шираза пошел в Эберку, пятнадцать дней шел, и в Эберку был десять дней. Из Эберку до Йезда шел девять дней, и в Йезде был восемь дней, а из Йезда пошел в Исфахан, пять дней шел, и в Исфахане был шесть дней. А из Исфахана пошел в Кашан, да в Кашане был пять дней. А из Кашана пошел в Кум, а из Кума — в Савэ. А из Савэ пошел в Сольтание, а из Сольтание шел до Тебриза, а из Тебриза пошел в ставку Узун Хасан-бека. В ставке его был десять дней, потому что пути никуда не было. Узун Хасан-бек на турецкого султана послал двора своего сорок тысяч рати. Они Сивас взяли. А Токат взяли да пожгли, и Амасию взяли, да много сел пограбили и пошли войной на караманского правителя.

И яз из орды пошол ко Арцыцану, а из Орцыцана пошол есми в Трепизон.

А из ставки Узун Хасан-бека пошел я в Эрзинджан, а из Эрзинджана пошел в Трабзон.

В Трепизон же приидох на Покров святыя Богородица и приснодѣвы Мариа, и бых же въ Трапизоне 5 дни. И на корабль приидох и сговорил о налонѣ — дати золотой от своеа главы до Кафы; а золотой есми взял на харчь, а дати в Кафѣ.

В Трабзон же пришел на Покров святой Богородицы и приснодевы Марии и был в Трабзоне пять дней. Пришел на корабль и сговорился о плате — со своей головы золотой дать до Кафы, а на харч взял я золотой в долг — в Кафе отдать.

А в Трапизоне ми же шубаш да паша много зла учиниша. Хлам мой весь к себѣ възнесли в город на гору, да обыскали все — что мѣлочь добренкая, ини выграбили все. А обыскивают грамот, что есми пришол из орды Асанбега.

И в том Трабзоне субаши и паша много зла мне причинили. Добро мое все велели принести к себе в крепость, на гору, да обыскали все. И что было мелочи хорошей — все выграбили. А искали грамоты, потому что шел я из ставки Узун Хасан-бека.

Божиею милостию приидох до третьяго моря Чернаго , а парсийскимъ языкомъ дория Стимбольскаа. Идох же по морю вѣтром 10 дни, доидох до Вонады, и ту нас срѣтили великый вѣтръ полунощный, възврати нас къ Трапизону, и стояли есмя в Платанѣ 15 дний, вѣтру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды , и вѣтръ нас стрѣчает злый, не дастъ нам по морю ходити. Олло акь, олло худо перводигерь! Развие бо того иного Бога не знаю.

Божией милостью дошел я до третьего моря — Черного, что по-персидски дарья Стамбульская. С попутным ветром шли морем десять дней и дошли до Боны, и тут встретил нас сильный ветер северный и погнал корабль назад к Трабзону. Из-за ветра сильного, встречного, стояли мы пятнадцать дней в Платане. Из Платаны выходили в море дважды, но ветер дул нам навстречу злой, не давал по морю идти. Боже истинный, Боже покровитель! Кроме него — иного Бога не знаю.

И море же проидохъ, да занесе насъ сыс къ Баликаеѣ, а оттудова к Токорзову, и ту стояли есмя 5 дни. Божиею милостию приидох в Кафу за 9 дни до Филипова заговѣниа. Олло перводигер!

Море перешли, да занесло нас к Балаклаве, и оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы там пять дней. Божиею милостью пришел я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец!

Милостию Божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рухоало, ааликъсолом. Олло акьберь. А илягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги размам ррагим. Хуво могу лези, ля лясаильля гуя алимуль гяиби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ля иляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу , алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю , алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу.

Милостию Божией прошел я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь! Во имя Господа милостивого, милосердного. Господь велик, Боже благой, Господи благой. Иисус дух Божий, мир тебе. Бог велик. Нет Бога, кроме Господа. Господь промыслитель. Хвала Господу, благодарение Богу всепобеждающему. Во имя Бога милостивого, милосердного. Он Бог, кроме которого нет Бога, знающий все тайное и явное. Он милостивый, милосердный. Он не имеет себе подобных. Нет Бога, кроме Господа. Он царь, святость, мир, хранитель, оценивающий добро и зло, всемогущий, исцеляющий, возвеличивающий, творец, создатель, изобразитель, он разрешитель грехов, каратель, разрешающий все затруднения, питающий, победоносный, всеведущий, карающий, исправляющий, сохраняющий, возвышающий, прощающий, низвергающий, всеслышащий, всевидящий, правый, справедливый, благой.

Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца... — Запись эта, относящаяся к 1474—1475 гг., скорее всего принадлежит составителю независимого летописного свода 80-х гг. XV в.

...в Ындѣе 4 годы... — Афанасий Никитин пробыл в Индии, как мы можем полагать, с середины 1471 до начала 1474 г.; см. приведенные далее известия индийских хроник ο времени взятия городов, упоминаемых Никитиным, и указания на соотношения между датами русского календаря и мусульманского лунного календаря.

...коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили . — Речь идет, очевидно, ο походе на Казань русских войск под предводительством брата Ивана III князя Юрия Васильевича Дмитровского, закончившемся в сентябре 6978 (1469) г.; вне комментируемого памятника сведений ο после Ивана III в Ширван Василии Папине нет.

...Смоленьска не дошед, умеръ. — Смоленск до 1514 г. входил в состав Литовского государства.

Василий Мамырев (1430—1490) — великокняжеский дьяк, оставленный Иваном III вместе с И. Ю. Ряполовским в Москве во время нашествия хана Ахмата в 1480 г. и руководивший в 1485 г. строительством укреплений во Владимире.

За молитву... Афонасья Микитина сына . — Отчество («фамилия») автора «Хождения за три моря» упоминается только в начальной фразе памятника, восполненной в издании по Троицкому списку (в летописном изводе ее нет).

...море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа... — Каспийское море; дарья (перс.) — море.

...море Индѣйское, дорѣя Гундустанскаа... — Индийский океан.

...дориа Стебольская . — Черное море именуется также Стебольским (Стамбульским) по греческому народному и турецкому названию Константинополя — Истимполи, Стамбул.

...от Спаса святаго златоверхаго... — Главный собор Твери (XII в.), по которому и Тверская земля именовалась часто «домом святого Спаса».

Михаил Борисович — великий князь тверской в 1461—1485 гг.

Владыка Геннадий — епископ тверской в 1461—1477 гг., бывший московский боярин Геннадий Кожа.

Борис Захарьич — воевода, возглавлявший тверские войска, помогавшие Василию Темному в борьбе с его противником Дмитрием Шемякой, представитель рода Бороздиных, перешедших впоследствии на московскую службу.

...монастырь Колязин ко святѣй Троицы... Борису и Глѣбу . — Троицкий монастырь в тверском городе Калязине на Волге был основан игуменом Макарием, упоминаемым у Никитина; церковь Бориса и Глеба находилась в Макарьевском Троицком монастыре.

...на Углеч... — Углич — город и удел великого княжества московского.

...приѣхалъ... на Кострому ко князю Александру... — Кострома на Волге входила в число непосредственных владений великого князя московского.

...в Новгород в Нижней... — Нижний Новгород с 1392 г. входил в состав владений великого князя московского; наместник Михаил Киселев — видимо, отец Φ. Μ. Киселева, получившего жалованную грамоту Ивана III до 1485 г.

... двѣ недѣли... — Очевидно, ошибка переписчика; эти слова (в Троицкой редакции их нет) повторяются далее в той же фразе.

...ширваншина... — Ширваншах Фаррух Ясар правил в Ширванском государстве в 1462—1500 гг.

...Кайсымъ салтан... — Хан Касим, второй по времени правитель Астраханского ханства.

...на ѣзу... — Ез (закол) — деревянное заграждение на реке для рыбной ловли.

...тезикы... — Так обычно называли купцов из Ирана.

...кайтакы... — Кайтак — горная область в Дагестане.

...к Бакѣ, гдѣ огнь горить неугасимы... — Вероятно, речь идет ο пламени в местах выхода нефти или ο храме огнепоклонников.

Α ту убили Шаусеня... — Β дни памяти имама Хусейна (погиб в Месопотамии в VII в.) участники процессии восклицают: «Шахсей! Вахсей!» (Шах Хусейн! Вах Хусейн!); эти дни отмечаются шиитами в начале года по мусульманскому лунному календарю (в 1469 г. ошур байрам приходился на конец июня—начало июля). Запустение округа Рея связано с войнами XIII в.

...батманъ по 4 алтыны... — Батман (перс.) — мера веса, достигавшая нескольких пудов; алтын — денежная счетная единица, заключавшая в себе шесть денег.

...а ежедень поимаеть его море по двожды на день. — Морские приливы в Персидском заливе имеют полусуточный характер.

И тут есми взял первый Великъ день... — Из дальнейшего изложения следует, что в Ормузе Никитин отметил третью Пасху за пределами Руси. Возможно, путешественник хотел сказать, что это первый праздник, который он встретил, придя к Индийскому океану.

...в Радуницу. — Радуница — девятый день после Пасхи.

...в таву с конми . — Тава (маратск. даба) — парусное судно без верхней палубы. Массовый завоз лошадей в Индию осуществлялся для пополнения конницы и нужд местной знати в течение многих веков.

...краска да лекъ. — Речь идет ο синей краске индиго (ср. далее «да чинят краску нил») и приготовлении лака.

...фота на головѣ, а другая на гузнѣ... — Путешественник говорит ο чалме (перс. фота) и дхоти (инд.), которые, так же как и женская одежда сари, изготовлялись из несшитой ткани.

...Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаровъ . — Асадхан Джуннарский, выходец из Гиляна, упоминается в индийских хрониках как лицо, близкое великому везиру, Махмуду Гавану, носившему титул мелик-аттуджар (повелитель купцов).

...кафары... — Кафир (арабск.) — неверный, так сначала Никитин называл индусов, пользуясь термином, принятным среди мусульман; позднее он называл их «гундустанцы» и «индѣяны».

Зима же у них стала с Троицына дни . — Имеется в виду период муссонных ливней, длящийся в Индии с июня по сентябрь. Троица — пятидесятый день после Пасхи; приходится на май-июнь. — Неясно, какой именно город имеет в виду А. Никитин. Весна же у них стала с Покрова... — Имеется в виду начало нового сезона в октябре после периода муссонных ливней.

Α салтан невелик — 20 лѣ т... — Β год приезда Никитина в Индию султану Мухаммеду III было семнадцать лет, в год отъезда — двадцать.

Есть хоросанець меликтучар боярин... — Так Никитин называет великого везира Махмуда Гавана, выходца из Гиляна.

...тысяща человѣкъ кутоваловых... — Кутувал (перс.) — комендант крепости.

...футунов... — Возможно, что Никитин так называет золотую монету фанам.

...о заговѣйне ο Филиповѣ ... — Филиппов пост длится с 14 ноября до Рождества, которое приходится на 25 декабря.

...до Великого заговейна... — Великий пост начинается за семь недель до Пасхи, т. е. в феврале—начале марта.

...аки Устенеянъ царь Цареградскый... — Статуя в Константинополе Юстиниана I (527—565 гг.).

...стоит волъ велми велик, а вырѣзан ис камени... — Статуя быка Нанди, спутника Шивы.

...сыты. — Сыта — медовый напиток.

...жител... — Житель — медная монета.

...до бесерменьскаго улу багря . — Улу байрам — великий праздник, то же, что курбан байрам (праздник жертвоприношения) — один из главных праздников в исламе, отмечается 10—13 числа месяца зу-ль-хиджжа по мусульманскому лунному календарю, соотношение которого с солнечным календарем меняется ежегодно. Далее Никитин указывает, что праздник состоялся в середине мая; это позволяет установить год — 1472 г.

...а от Мошката... — По-видимому, вставка летописца; эти слова противоречат указанному времени пути; в Троицком списке они отсутствуют. ...маникъ, да яхут, да кирпук... — Мани (санскр.) — рубин; якут (арабск.) — яхонт, чаще сапфир (синий яхонт), реже рубин (лал); кирпук (искаж. карбункул) — рубин.

...родится аммоны... — Аммон — драгоценный камень, возможно алмаз.

Продают почку по пяти рублев... — Почка — мера веса для драгоценных камней («тяжелая» — одна двадцатая и «легкая» — одна двадцать пятая золотника, соответственно: 0.21 г и 0.17 г).

...аукыиков (в Троицком списке: аукыковъ) — текст неясен. Предполагают указание на а) тип кораблей (арабск. — гунук); б) расстояние.

Мѣсяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере... — Четвертую Пасху за пределами Руси Никитин отметил не в положенный срок; Пасха не бывает позже 25 апреля (по юлианскому календарю).

...а бесермена баграм в зяли в середу мѣ сяца... — Курбан байрам в 1472 г. приходился на 19 мая.

Первый же Велик день взял есми в Каинѣ , а другый Велик день въ Чебокару... — Относительно этого места высказаны предположения, что Каин либо искаженное название какого-то пункта в Закавказье, либо Наин в Иране; но Никитин посетил Наин после Чапакура, в таком случае следует, что первую за пределами Руси Пасху Никитин встретил в Чапакуре, а вторую — в Наине.

...да к рылу привязаны великыа желѣзныа гири . — Никитин принял за гири большие колокольцы, которые вешали на шею слону.

Да коней простых тысяща в снастѣ хъ златых... — При выезде знатных особ было принято выводить верховых лошадей в полном конском уборе, демонстрируя богатство и знатность владельца.

Саадак — набор вооружения: лук в чехле и колчан со стрелами.

...играет теремцомъ... — Имеется в виду парадный зонт чхатра (инд.), символ власти.

...махтумъ... — Махдум (арабск.) — господин. Почетный титул, который великий везир Махмуд Гаван получил в мае 1472 г. после взятия Гоа.

...бегляри. — Беги (тюрк., ч. от бег, бей) — представители феодальной знати (арабск. синоним — эмир).

Яишу мырзу убил Узоасанбѣгъ... —Джеханшах Кара-Коюнлу, правивший в Иране и ряде соседних областей, был убит в ноябре 1467 г. в сражении с войсками своего соперника Узуна Хасана Ак-Коюнлу.

...а султан Мусяитя окормыли... — Султан Абу-Саид, правивший в Средней Азии, вторгся в Закавказье. Окруженный войсками Узуна Хасана и его союзника Фаррух Ясара попал в плен и в феврале 1469 г. был казнен.

...а Едигерь Махмет... — Мухаммед Ядигар — соперник Абу-Саида, временно захвативший власть после его гибели.

...два города взял индийскых... — Согласно индийским хроникам во время войны 1469—1472 гг. были взяты два прибрежных города Сангамешвар и Гоа; последний, как видно из переписки Махмуда Гавана, был занят 1 февраля 1472 г.

...стоял под городом два года... — Речь идет об осаде крепости Келна во время той же войны.

...взяли три городы великие. — Согласно индийским хроникам во время похода в Телингану в 1471—1472 гг. были заняты три важные крепости — Варангал, Кондапалли, Раджамандри. Войсками командовал Малик Хасан, носивший титул низам-ал-мульк.

...пришли... — Ошибка переписчика: в Летописном изводе — пришие; в следующей фразе содержится правильно написанное слово «пришли».

...у бинедарьскаго князя... — Вирупакша II, махараджа Виджаянагара, правил в 1465—1485 гг. Далее Никитин называет его «индийский авдоном» и «индийский султан кадам».

Султан выѣхал из града Бедеря восмой мѣсяць по Велице дни . — Султан Мухаммед III, как устанавливается из переписки Махмуда Гавана, выступил в поход на Белгаон 15 марта 1473 г.

...а прав ую вѣ ру Богъ вѣ дает. Α праваа вѣра Бога единаго знати, и имя его призывати на всяком мѣсте чисте чисто . — Это высказывание Афанасия Никитина, непосредственно примыкающее к написанной по-персидски фразе: «А Мухаммедова вера годится», свидетельствует ο своеобразии его мировоззрения. Оно не может быть сведено к простой идее веротерпимости: слова «Бог ведает» в другом месте у Никитина означают неуверенность — «дале Богь вѣдает, что будет». Никитин считает обязательным свойством «правой веры» только единобожие и моральную чистоту. Β этом отношении его мировоззрение сближается со взглядами русских еретиков конца XV в., утверждавших, что «приятным Богу» может стать представитель любого «языка», лишь бы он «творил правду».

...за мѣсяць до улу багряма... — Β 1473 г. начало этого праздника приходилось на 8 мая.

...и розговѣхся с ними, и Велик день взял в Кельбери... — Следовательно, шестую Пасху Никитин отметил в мае, т. е. не в срок, так же как и предыдущую.

...один город взяли индийской... — Город Белгаон, осада и взятие которого в 1473 г. подробно описаны в индийских хрониках.

Под городом же стояла рать мѣсяць... — Речь идет ο неудачной осаде города Виджая-нагар.

...поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури... — Неясно, ο каких именно городах между Аландом и Дабхолом говорит путешественник.

...до Велика дни за три мѣсяцы бесерменьскаго говѣйна . — Никитин указывает здесь на соотношение в данном году двух переходящих дат мусульманского и православного календаря. Β 1474 г. начало поста Рамазан приходилось на 20 января, а Пасха на 10 апреля.

Α на турскаго... — Турецкий султан Мехмед II правил в 1451—1481 гг.

...на караманского... — Власть в Карамане в эти годы несколько раз переходила из рук в руки. Наместником султана был Мустафа, сын Мехмеда II. Наследственным правителем Карамана был Пир Ахмед (ум. в 1474 г.), союзник Узуна Хасана.

...шубаш да паша... — Су-баши — начальник охраны города; паша — наместник султана.

Хождение за три моря Афанасия Никитина

Древнерусский текст. Источник, комментарии.

В лето 6983. Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца1, что былъ в Ындее 4 годы2, а ходил, сказывает, с Василиемъ Папиным. Азъ же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми - за год до казанского похода пришел из Орды, коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили3. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындея, умер, а сказывают, что, деи, Смоленьска недошед, умеръ4. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василию5, к дияку к великого князя на Москву.

За молитву святыхъ отець наших, господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй мя, раба своего грешнаго Афонасья Микитина сына6.

Се написах свое грешное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа7; 2-е море Индейское, дорея Гундустанскаа8; 3-е море Черное, дориа Стебольская9.

Поидох от Спаса святаго златоверхаго10 и сь его милостию, от государя своего от великаго князя Михаила Борисовича11 Тверскаго и от владыкы Генадия12 Тверскаго, и Бориса Захарьича13.

И поидох вниз Волгою. И приидох в манастырь Колязин ко святой Троицы живоначалной и къ святым мучеником Борису и Глебу14. И у игумена благословив у Макария и у святыа братьи. И ис Колязина поидох на Углеч15, и с Углеча отпустили мя доброволно. И оттуду поидох, с Углеча, и приехалъ есми на Кострому ко князю Александру16 с ыною грамотою великого князя. И отпустили мя доброволно. И на Плесо приехал есми доброволно.

И приехал есми в Новгород в Нижней17 к Михаиле х Киселеву, к наместьнику, и к пошлиннику к Ывану к Сараеву, и они мя отпустили доброволно. А Василей Папин проехал мимо город две недели18, и яз ждал в Новегороде в Нижнем две недели посла татарскаго ширваншина19 Асанбега, а ехал с кречаты от великого князя Ивана, а кречатов у него девяносто. И приехал есми с ними на низ Волгою. И Казань есмя проехали доброволно, не видали никого, и Орду есмя проехали, и Усланъ, и Сарай, и Берекезаны есмя проехали. И вьехали есмя в Бузанъ. Ту наехали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вести: "Кайсым салтан20 стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар". И посол ширваншин Асанбегъ дал имъ по однорятке да по полотну, чтобы провели мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове, по однорятке взяли, да весть дали в Хазтараханъ царю. И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с товарищи своими.

Поехали есмя мимо Хазтарахан, а месяць светит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: "Качма, не бегайте!" А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне и учали нас стреляти. И у нас застрелили человека, а у них дву татаринов застрелили. И судно наше меншее стало на езу,21 и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне.

А в болшом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянути вверхъ до езу. И тут судно наше болшее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверхъ нас не пропустили вести деля.

И пошли есмя в Дербенть, заплакавши, двема суды: в одном судне посол Асанбег, да тезикы22, да русаков нас десеть головами; а в другом судне 6 москвич, да шесть тверич, да коровы, да кормъ нашь. А въстала фуртовина на море, да судно меншое разбило о берег. А ту есть городок Тархи, а люди вышли на берегъ, и пришли кайтакы23 да людей поймали всех.

И пришли есмя в Дербенть, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени. И билъ есми челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поймали под Тархи кай-таки. И Асанбег печаловался и ездил на гору къ Булату-бегу. И Булатбегъ послал скорохода ко ширваншибегу, что: "господине, судно руское розбило под Тархи, и кайтаки, пришел, люди поймали, а товар их розграбили",

И ширваншабегъ того же часа послал посла к шурину своему Алильбегу, кайтачевскому князю, что: "судно ся мое розбило под Тархи, и твои люди, пришед, людей поймали, а товаръ их пограбили; и ты чтобы, меня деля, люди ко мне прислал и товар их собрал, занже те люди посланы на мое имя. А что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню. А те люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мне доброволно, меня деля". И Алильбегъ того часа люди отслал всех в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их к ширванши в ърду его, контулъ.

А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловалъ, чем дойти до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы, заплакавъ, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли. А иные осталися в Шамахее, а иные пошли роботать к Баке.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Баке, где огнь горить неугасимы24; а изъ Баки пошелъ есми за море к Чебокару.

Да тутъ есми жил в Чебокаре 6 месяць, да в Саре жил месяць, в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми месяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня25, Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило.

А из Дрея к Кашени, и тутъ есми был месяць, а из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездеи, и тутъ жилъ есми месяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны26. А изъ Торома к Лару, а изъ Лара к Бендерю, и тутъ есть пристанище Гурмызьское. И тут есть море Индийское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дория; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили.

А Гурмызъ есть на острове, а ежедень поимаеть его море по двожды на день27. И тут есми взял первый Великъ день28, а пришел есми в Гурмыз за четыре недели до Велика дни. А то есми городы не все писал, много городов великих. А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет. А в Гурмызе был есми месяць, а из Гурмыза пошел есми за море Индийское по Велице дни в Радуницу29, в таву с конми30.

И шли есмя морем до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дегу 4 дни; а от Дега Кузряту; а от Кузрята Конбаату. А тут ся родит краска да лекъ31. А от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пошли въ 7-ую неделю по Велице дни, а шли в таве есмя 6 недель морем до Чивиля.

И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и жонкы все нагы, а все черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку. А князь ихъ - фота на голове, а другая на гузне32; а бояре у них - фота на плеще, а другаа на гузне, княини ходят фота на плеще обогнута, а другаа на гузне. А слуги княжие и боярьскые - фота на гузне обогнута, да щит, да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами; а вси наги, да босы, да болкаты, а волосовъ не бреют. А жонки ходят голова не покрыта, а сосцы голы; а паропки да девочки ходят наги до семи лет, сором не покрыт.

А ис Чювиля сухом пошли есмя до Пали 8 дни, до индейскыя горы. А от Пали до Умри 10 дни, и то есть город индейскый. А от Умри до Чюнеря 7 дни.

Ту есть Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаровъ33. А держит, сказывають, семь темъ от меликъточара. А меликътучар седит на 20 тмах; а бьется с кафары34 20 лет есть, то его побивают, то он побивает ихъ многажды. Хан же Асъ ездит на людех. А слонов у него много, а коней у него много добрых, а людей у него много хоросанцев35. А привозят ихъ из Хоросаньские земли, а иные из Орапской земли, а иные ис Туркменские земли, а иные ис Чеботайские земли, а привозят все морем в тавах - индейские карабли.

И яз грешный привезлъ жеребца в Индийскую землю, и дошелъ есми до Чюнеря богъ далъ поздорову все, а стал ми во сто рублев. Зима же у них стала с Троицына дни36. А зимовали есмя в Чюнеря, жили есмя два месяца. Ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь. В те же дни у них орют да сеют пшеницу, да тутурган, да ногут, да все сьестное. Вино же у них чинят в великых орехех - кози гундустанская37; а брагу чинят в татну38. Кони же кормят нофутом, да варят кичирисъ39 с сахаром, да кормят кони, да с маслом, порану же дают имъ шешни40. В Индийской же земли кони у них не родят, вь их земле родятся волы да буйволы, на тех же ездят и товар, иное возят, все делают.

Чюнерей же град есть на острову на каменом, не оделанъ ничем, богом сотворен, А ходят на гору день по одному человеку: дорога тесна, а двема пойти нелзе.

В Ындейской земли гости ся ставят по подворьем, а ести варят на гости господарыни, и постелю стелют на гости господарыни, и спят с гостми. Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любят белых людей.

Зиме же у них ходит люди фота на гузне, а другая по плечем, а третья на голове; а князи и бояре толды на себя въздевают порткы, да сорочицу, да кафтан, да фота по плечем, да другою опояшет, а третьею голову увертит. А се оло, оло абрь, оло акъ, олло керем, олло рагим!

А в том в Чюнере ханъ у меня взял жеребца, а увядал, что яз не бесерменянин - русинъ. И он молвит: "Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в веру нашу - в Махмет дени; а не станеш в веру нашу, в Махмат дени, и жеребца возму и тысячю златых на голове твоей возму". А срок учинил на четыре дни, в Оспожино говейно на Спасов день41. И господь богъ смиловался на свой честный праздникъ, не оставил милости своеа от меня грешнаго и не велелъ погибнути в Чюнере с нечестивыми. И канун Спасова дни приехал хозяйочи Махмет хоросанецъ, и бил есми ему челом, чтобы ся о мне печаловал. И он ездил к хану в город да меня отпросил, чтобы мя в веру не поставили, да и жеребца моего у него взял. Таково осподарево чюдо на Спасовъ день. Ино, братие рустии християня, кто хощет пойти в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да воскликнув Махмета да пойти в Гундустанскую землю.

Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нет ничего на нашу землю: все товаръ белой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево. Ино возят ачеи моремъ, ини пошлины не дают. А люди иные намъ провести пошлины не дадут. А пошлин много, а на море разбойников много. А разбивают все кафары, ни крестияне, не бесермене; а молятся каменым болваном, а Христа не знают, ни Махмета не знают.

А ис Чюнеря есмя вышли на Оспожин день42 к Бедерю, к болшому их граду43. А шли есмя месяць до Бедеря; а от Бедеря до Кулонкеря44 5 дни; а отъ Кулонгеря до Кольбергу 5 дни. Промежу тех великих градов много городов; на всяк день по три городы, а иной по четыре городы; колко ковов45, толко градов. От Чювиля до Чюнеря 20 ковов, а от Чюнеря до Бедеря 40 ковов, а от Бедеря до Кулонгеря 9 ковов, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов.

В Бедере же торгъ на кони, на товар, да на камки46, да на шелкъ, на всей иной товар, да купити в нем люди черные; а иные в нем купли нет. Да все товар ихъ гундустанской, да съестное все овощь, а на Рускую землю товару нет. А все черные люди, а все злодеи, а жонки все бляди, да веди, да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелиемъ.

В Ындейской земли княжат все хоросанцы, и бояре все хоросанцы. А гундустанцы все пешеходы, а ходят перед хоросанцы на конех, а иные все пеши, ходятъ борзо, а все наги да боси, да щит в руце, а в другой меч, а иные с луки великими с прямыми да стрелами. А бой их все слоны. Да пеших пускают наперед, а хоросанцы на конех да в доспесех, и кони и сами. А к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кентарю47 кованых, да оболочат ихъ в доспехи булатные, да на них учинены городкы, да в городкех по 12 человекъ в доспесех, да все с пушками да с стрелами.

Есть у них одно место, шихбъ Алудин48 пиръ ятыр базар Алядинандъ. На год единъ базаръ, съезжается вся страна Индийская торговати, да торгуют 10 дни; от Бедеря 12 ковов. Приводят кони, до 20 тысящь коней продавати, всякый товар свозят. В Гундустаньской земли тъй торгъ лучьший, всякый товар продают и купят на память шиха Аладина, а на русскыи на Покров святыя богородица49. Есть в том Алянде50 птица гукукь, летает ночи, а кличет: "кукъ-кукь", а на которой хоромине седит, то тут человекъ умрет; и кто хощет еа убити, ино у ней изо рта огонь выйдет. А мамоны51 ходят нощи, да имают куры, а живут в горе или в каменье. А обезьяны, то те живут по лесу. А у них есть князь обезьяньскый, да ходит ратию своею. Да кто замает, и они ся жалуют князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и оны, пришел на град, дворы разваляют и людей побьют. А рати их, сказывают, велми много, а язык у них есть свой. А детей родят много; да которой родится ни в отца, ни в матерь, ини тех мечют по дорогам. Ины гундустанцы тех имают, да учат ихъ всякому рукоделию, а иных продают ночи, чтобы взад не знали бежать, а иных учат базы миканет.

Весна же у них стала с Покрова52 святыа богородица. А празднують шигу Аладину, весне две недели по Покрове, а празднуют 8 дни. А весну дрьжат 3 месяцы, а лето 3 месяца, а зиму 3 месяцы, а осень 3 месяца.

В Бедери же их стол Гундустану бесерменскому. А град есть великъ, а людей много велми. А салтан невелик53 - 20 лет а держат бояре, а княжат хоросанцы, а воюют все хоросанцы.

Есть хоросанець меликтучар боярин54, ино у него двесте тысящь рати своей, а у Меликхана 100 тысячь, а у Фаратхана 20 тысяч, а много техъ ханов по 10 тысящь рати. А с салтаном выходят триста тысящь рати своей.

А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добре и пышны велми. А все их носят на кровати своей на сребряных, да пред ними водят кони в снастех златых до 20: а на конех за ними 300 человекъ, а пеших пятьсот человекъ, да трубников 10 человекъ, да нагарниковъ 10 человекъ, да свирелников 10 человекъ.

Салтан же выезжает на потеху с матерью да з женою, ино с ним человекъ на конех 10 тысящь, а пеших пятьдесят тысящь, а слонов выводят двесте, наряженых в доспесех золоченых, да пред ним трубников сто человекъ, да плясцов сто человекъ, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним сто, да блядей сто, а все гаурокы.

В салтанове же дворе семеры ворота, а в воротех седит по сту сторожев да по сту писцов кафаров. Кто пойдет, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают. А гарипов не пускают въ град. А дворъ же его чюден велми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезан да златом описан велми чюдно. Да во дворе у него суды розные.

Город же Бедерь стерегут в нощи тысяща человекъ кутоваловых55, а ездят на конех в доспесех, да у всех по светычю.

А яз жеребца своего продал в Бедери. Да наложил есми у него шестьдесят да осмь футунов56, а кормил есми его год. В Бедери же змеи ходят по улицам, а длина ее две сажени. Приидох же в Бедерь о заговейне о Филипове57 ис Кулонгеря, и продахъ жеребца своего о Рожество.

И тут бых до Великого заговейна58 в Бедери и познася со многыми индеяны. И сказах имъ веру свою, что есми не бесерменинъ исаядениени семь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани59. И они же не учали ся от меня крыти ни о чемъ, ни о естве, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учалн крыти.

Да о вере же о их распытах все, и оны сказывают: веруем въ Адама, а буты60, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А веръ въ Индеи всех 80 и 4 веры, а все верують в бута. А вера с верою ни пиеть, ни ястъ, ни женится. А иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яйца ядять, а воловины не ядять никакаа вера.

В Бедери же бых 4 месяца и свещахся съ индеяны пойти к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскый Мягъкат, где их бутхана61. Там же поидох съ индеяны да будутханы месяць. И торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть, с пол-Твери, камена, да резаны по ней деяния бутовыя. Около ея всея 12 резано венцевъ, какъ бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое, человеческым образомъ являлся; другое, человекъ, а носъ слоновъ; третье, человекъ, а виденье обезьанино; в четвертые, человекъ, а образом лютаго зверя, а являся им все съ хвостомъ. А вырезан на камени, а хвостъ через него сажени.

К бутхану же съезжается вся страна Индийская на чюдо бутово62. Да у бутхана бреются старые и молодые, жонки и девочки. А бреют на себе все волосы, - и бороды, и головы, и хвосты. Да пойдут к бутхану. Да со всякие головы емлют по две шешькени63 пошлины на бута, а с коней по четыре футы. А съезжается к бутхану всех людей бысты азаръ лекъ64 вах башет сат азаре лек.

В бутхане же бут вырезан65 ис камени ис чернаго, велми великъ, да хвестъ у него через него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ ее, аки Устенеянъ царь66 Цареградскый, а в левой руце у него копие. А на нем нет ничего, а гузно у него обязано ширинкою, а видение обезьянино. А иные буты наги, нет ничего, кот ачюкъ, а жонки бутовы нагы вырезаны и с соромом, и з детми. А перед бутом же стоит волъ велми велик, а вырезан ис камени67 ис чернаго, а весь позолочен. А целуют его в копыто, а сыплют на него цветы. И на бута сыплют цветы.

Индеяне же не едят никоторого же мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, а свиней же у них велми много. Ядят же в день двожды, а ночи не ядят, а вина не пиют, ни сыты68. А з бесермены ни пиютъ, ни ядят. А ества же ихъ плоха. А один с одным ни пьет, ни есть, ни з женою. А едят брынец, да кичири с маслом, да травы розные ядят, а варят с маслом да с молоком, а едят все рукою правою, а левою не приимется ни за что. А ножа не дрьжат, а лжицы не знают. А на дорозе кто же варит себе кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермен крыются, чтоб не посмотрил ни в горнець, ни въ еству. А толко посмотрит, ино тое ествы не едят. А едят, покрываются платомъ, чтобы никто не виделъ его.

А намаз же их на восток, по-русьскыи. Обе руки подымают высоко, да кладут на темя, да ложатся ниць на земле, да весь ся истягнет по земли, то их поклоны. А ести же садятся, и оны омывают руки да ноги, да и рот пополаскивают. А бутханы же их без дверей, а ставлены на восток, а буты стоят на восток. А кто у них умрет, ини тех жгут да и попел сыплют на воду. А у жены дитя ся родит, ино бабит муж, а имя сыну дает отець, а мати дочери. А добровта у них нет, а сорома не знают. Пошел или пришелъ, ини ся кланяют по чернеческыи, обе руки до земли дотычют, а не говорит ничего.

К Первоти же ездят о Великом заговение, къ своему буту. Их туто Иерусалимъ, а бесерменскыи Мякъка, а по-русьскы Иерусалимъ, а по-индейскыи Порват. А съезжаются все наги, только на гузне плат; а жонки все наги, толко на гузне фота, а иные ф фотах, да на шеях жемчюгу много, да яхонтов, да на руках обручи да перстьни златы. Олло оакь! А внутрь к бутхану ездят на волех, да у вола рога окованы медию, да на шеи у него триста колоколцов, да копыта подкованы медию. А те волы аччеи зовут.

Индеяне же вола зовут отцем, а корову материю. А каломъ их пекут хлебы и еству варят собе, а попелом темъ мажутся по лицу, и по челу, и по всему телу знамя. В неделю же да в понеделник едят однова днем. В Ындея же какъпа чектуръ а учюсьдерь: секишь илирсень ики жител69; акичаны ила атарсын алты жетел берь; булара достуръ. А куль коравашь учюзь чяр фуна хубъ, бем фуна хубе сиа; капъкара амьчюкь кичи хошь.

От Первати же приехал есми в Бедерь, за пятнатцать денъ до бесерменьскаго улубагря70. А Великаго дни и въскресения Христова не видаю, а по приметам гадаю Великъ день бывает християньскы первие бесерменьскаго баграма за девять дни или за десять дни. А со мною нет ничего, никоей книги; а книги есмя взяли с собою с Руси, ино коли мя пограбили, инии ихъ взяли, а яз забыл виры кристьяньские всее. Праздники крестьянскые, ни Велика дни, ни Рожества Христова не ведаю, ни среды, ни пятница не знаю; а промежу есми вер таньгрыдан истремень ол сакласын: "Олло худо, олло акь, олло ты, олло акъберъ, олло рагымъ, олло керимъ, олло рагым елъло, олло карим елло, таньгресень, худосеньсень. Богъ един, тъй царь славы, творець небу и земли".

А иду я на Русь, кетъмышьтыр имень, уручь тутътым. Месяць мартъ прошел, и яз заговълъ з бесермены в неделю, да говел есми мъсяць, мяса есми не елъ и ничего скоромнаго, никакие ествы бесерменские, а елъ есми по двожды на день хлебъ да воду, авратыйля ятмадым. Да молился есми Христу вседрьжителю, кто сотворил небо и землю, а иного есми не призывал никоторого именемъ, богъ олло, богъ керим, богъ рагимъ, богъ худо, богъ акьберь, богъ царь славы, олло варенно, олло рагим ельно сеньсень олло ты.

А от Гурмыза итти морем до Галат 10 дни, а от Галатыдо Дегу шесть дни, а от Дега до Мошката 6 дни, а от Мошката71 до Кучьзрята 10 дни, а от Кучьзрята до Камбата 4 дни, а от Камбата до Чивиля 12 дни, а от Чювиля до Дабыля 6 дни. И Дабыло же есть пристанище в Гундустани последнее бесерменьству. А от Дабыля до Колекота 25 дни, а от Келекота до Силяна 15 дни, а от Силяна до Шаибата месяць итти, а от Шаибата до Певгу 20 дни, а от Певгу до Чини да до Мачина месяць итти, морем все то хожение. А от Чини до Китаа итти сухом 6 месяць, а морем 4 дни итти, арастъ хода чотъмъ,

Гурмыз же есть пристанище велико, всего света люди в нем бывают, всякый товар в нем есть, что во всем свете родится, то в Гурмызе есть все. Тамга же велика, десятое съ всего емлют.

Камбаят же пристанище Индийскому морю всему, а товаръ в нем все делают алачи, да пестреди, да киндяки72, да чинят краску нил, да родится в нем лекь да ахикь да лон.

Дабыло же есть пристанище велми велико, а приводят кони из Мисюря, изо Арабъстани, изъ Хоросани, ас Туркустани, из Негостани, да ходят сухом месяць до Бедери да до Кельбергу.

А Келекот же есть пристанище Индейскаго моря всего. А пройти его не дай бо никакову костяку: а кто его не увидит, тот поздорову не приидет морем. А родится в нем перець, да зеньзебил, да цвет, да мошкат, да каланфуръ, да корица, да гвоздники, да пряное коренье да адряк73, да всякого коренья в нем родится много. Да все в немъ дешево. Да кул да калавашь писааръ хубь сия.

А Силянъ же есть пристанище Индейскаго моря немало, а в немъ лежит баба Адамъ на горе на высоце. Да около ее родится камение драгое, да червьцы, да фатисы, да бабугури, да бинчаи, да хрусталь, да сумбада74. Да слоны родятся, да продают ихъ в локот75, да девякуши продают в вес.

А Шабатское пристанище76 Индейскаго моря велми велико. А хоросанцем дают алафу по тенке на день77, и великому и малому. А кто в нем женится хоросанець, и князь шабатскый дает по тысячи тенекъ на жертву, да алафу дает на всякый месяць по пятидесяти тенекъ. Да родится в Шабате шолкъ, да сандалъ, да жемчюгъ, да все дешево.

А в Пегу же есть пристанище немало. Да все в нем дербыши живут индийскыи, да родятся в нем камение драгое, маникъ, да яхут, да кирпук78; а продают же каменье деръбыши.

А Чинское же да Мачинское пристанище велми велико, да делают в нем чини, да продают же чини в вес, а дешево. А жоны их с мужи своими спят в день, а ночи жены их ходят спати к гарипом да спят с гарипы, да дают имъ алафу, да приносят с собою еству сахарную да вино сахарное, да кормят да поят гостей, чтобы ее любил, а любят гостей людей белых, занже их люди черны велми. А у которые жены от гостя зачнется дитя, и мужи дают алафу; а родится дитя бело, ино гостю пошлины 300 тенекъ, а черное родится, ино ему нет ничего, что пилъ да елъ, то ему халялъ.

Шаибат же от Бедеря 3 месяцы, а от Дабыля до Шабата 2 месяца морем итти, Мачим да Чим от Бедеря 4 месяцы морем итти, а там же делают чими, да все дешево.

А до Силяна 2 месяца итти морем, а до Келекота месяць итти.

В Шаибате же родится шолкъ, да инчи, да жемчюг, да сандалъ, слоны же продают в локот. В Силяне же родится аммоны79, да червьцы, да фатисы, да хрусталь, да бабугури. В Лекоте же родится перець, да мошкат, да гвоздники, да фуфал, да цвет. В Кузряте же родится краска да лукь, да в Камбояти родится ахикь.

Во Рачюре же родится алмаз бир кона да новъ кона же алмаз. Продают почку по пяти рублев80, а доброго по десяти рублевъ, нового же почка алмазу пенечьче кени, сия же чара - шеше кень, а сипит екъ тенка. Алмаз родится в горе каменой, а продают же ту гору каменую локот по две тысячи фунтов златых новаго алмаза, а кона алмазу продаютъ в локот по десяти тысяч фунтовъ златых. А земля же таа Меликъханова, а холопъ салтанов. А от Бедеря 30 ковов.

А сыто жидове зовут Шабат своими жидовы, а то лжут; а шаибатене не жидова, ни бесермена, ни кристьяне, иная вера индийскаа, ни с худы, ни з бесермены ни пиют, ни ядят, а мяса никакова не ядят. Да в Шабате же все дешево. А родится шолкъ да сахар, велми дешев. Да по лесу у них мамоны ходят да обезьяны, да по дорогам людей дерут; ино у них ночи по дорогам не смеют ездити обезьянъ деля да мамон деля.

От Шабата же 10 месяць сухом итти, а морем 4 месяцы аукыиков81. А у оленей кормленых режут пупки, а в нем мускус родится; а дикие олени пупкы из собя роняют по полю и по лесу, ино ис тех воня выходит, да и есть тот не свеж.

Месяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере82 в бесерменском в Гундустане, а бесермена баграм взяли в середу месяца83; а заговел есми месяца априля 1 день. О благовернии рустии кристьяне! Иже кто по многим землям много плавает, во многия беды впадают и виры ся да лишают кристьяньские. Аз же, рабище божий Афонасий, сжалихся по вире кристьянской. Уже проидоша 4 великая говейна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грешный не ведаю, что есть Велик день или говейно, ни Рожества Христова не знаю, ни иных праздников не ведаю, ни среды, ни пятницы не ведаю - а книг у меня нету. Коли мя пограбили, ини книги взяли у меня. Азъ же от многия беды поидох до Индия, занже ми на Русь пойти не с чем, не осталось у меня товару ничего. Первый же Велик день взял есми в Каине, а другый Велик день въ Чебокару84 в Маздраньской земле, третей Велик день в Гурмызе, четвертый Велик день взял есми в Ындее з бесермены в Бедере; ту же много плаках по вере кристьяньской.

Бесерменин же Меликъ, тот мя много понуди в веру бесерменьскую стати. Аз же ему рекох: "Господине! Ты намаз каларъсень, мен да намаз киларьменъ; ты бешь намазъ кыларъсиз, мен да 3 каларемен; мень гарипъ, а сень инчай". Он же ми рече: "Истинну ты не бесерменин кажешися, а кристьяньства не знаешь". Азъ же во многыя помышлениа впадох, и рекох в себе: "Горе мне, окаянному, яко от пути истиннаго заблудихся и пути не знаю, уже камо пойду. Господи боже вседрьжителю, творець небу и земли! Не отврати лица от рабища твоего, яко въ скорби семь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, господи, от пути истиннаго, настави мя, господи, на путь правый, яко никоея же добродетели в нужи тъй не сътворих тобе, господи боже мой, яко дни своя преплых во зле все. Господи мой, олло перводигерь, олло ты, карим олло, рагим олло, карим олло, рагимелло; ахамдулимо. Уже проидоша Великия дни четыре в бесерменской земле, а кристьянства не оставих. Дале богъ выдает, что будет. Господи боже мой, на тя уповах, спаси мя, господи боже мой".

В Ындее же бесерменской, в Великом Бедере, смотрил есми на Великую нощь на Великый день Волосыны да Кола в зорю вошли, а Лось главою стоит на восток.

На багрям на бесерменской выехал султан на геферич, ино с ним 20 возыров великых, да триста слонов наряженых в доспесех булатных да з городки, да и городкы окованы. Да в городках по 6 человекъ в доспесех, да и с пушками да и с пищалми, а на великом слоне по 12 человекъ. Да на всяком по два проборца великых, да к зубом повязаны великые мечи по кентарю, да к рылу привязаны великыа железныа гири85. Да человекъ седит в доспесе промежу ушей, да крюк у него железной великой, да тем его правят. Да коней простых тысяща86 в снастехъ златых, да верьблюдов сто с нагарами, да трубников 300, да плясцов 300, да ковре 300. Да на салтане кавтан весь сажен яхонты, да на шапке чичяк олмаз великый, да саадак87 золот сь яхонты, да три сабли на нем золотом окованы, да седло золото, да снасть золота, да все золото. Да пред ним скачет кафаръ пешь да играет теремцомъ88, да за ним пеших много. Да за ним благой слонъ идет, а весь в камке наряженъ, да обивает люди, да чепь у него железна велика во рте, да обивает кони и люди, кто бы на салтана не наступил блиско.

А брат султанов, а тот седит на кровати на золотой, да над ним терем оксамитен, да маковица золота съ яхонты, да несут его 20 человекъ.

А махтумъ89 седит на кровати же на золотой, да над ним терем шидян с маковицею золотою, да везут его на 4-х конех в снастехъ златых. Да около его людей многое множество, да пред нимъ певцы, да плясцов много; да все з голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да с сулицами, да с копии, да с луки с прямыми с великими. Да кони все в доспесех, да саадаки на них. А иные наги все, одно платите на гузне, сором завышен.

В Бедере же месяць стоит три дни полонъ. В Бедере же сладкаго овощу нет. В Гундустани же силнаго вару нет. Силен варъ в Гурмызе да в Кятобагряим, где ся жемчюг родит, да в Жиде, да в Баке, да в Мисюре, да в Оръобьстани, да в Ларь. А в Хоросанской земль варно, да не таково. А в Чеготани велми варно. В Ширязи, да въ Езди, да в Кашини варно, да ветръ бывает. А в Гиляи душно велми да парище лихо, да в Шамахее паръ лих; да в Вавилоне варно, да в Хумите, да в Шаме варно, а в Ляпе не так варно.

А в Севастии губе да в Гурзыньской земле добро обидно всем. Да Турская земля обидна велми. Да в Волоокой земле обидно и дешево все съестное. Да и Подольская земля обидна всем. А Русь еръ тангрыд сакласын; олло сакла, худо сакла! Бу даниада муну кибить ерь ектуръ; нечикь Урус ери бегляри90 акой тугиль; Урусь ерь абоданъ болсынъ; растъ кам даретъ. Олло, худо, богъ, данъиры.

Господи боже мой! На тя уповах, спасти мя, господи! Путине знаю, иже камо пойду из Гундустана: на Гурмыз пойти, а из Гурмыза на Хоросан пути нету, ни на Чеготай пути нету, ни в Бодату пути нет, ни на Катабогряим пути нету, ни на Ездь пути нет, ни на Рабостан пути нет. То везде булгакъ стал; князей везде выбил. Яишу мырзу убил Узоасанбегъ91, а султан Мусяитя окормыли92, а Узуосанбекъ на Ширязе селъ, и земля ся не скрепила, а Едигерь Махмет93, а тот к нему не едет, блюдется. А иного пути нет никуды. А на Мякку итти, ино стати в веру бесерменскую. Занеже кристьяне не ходят на Мякку веры деля, что ставять в веру. А жити в Гундустани, ино вся собина исхарчити, занеже у них все дорого: один есми человекъ, ино по полутретья алтына на харчю идет на день, а вина есми не пивал, ни сыты.

Меликътучар два города взял индийскых94, что разбивали по морю Индийскому. А князей поималъ семь да казну их взял, юкъ яхонтов, да юкь алмазу да кирпуков, да сто юков товару дорогово, а иного товару безчислено рать взяла. А стоял под городом два года95, а рати с ним двесте тысячь, да слоновъ сто, да 300 верблюдов.

Меликътучар пришол с ратию своею к Бедерю на курбантъ багрям, а по-рускому на Петров день. И султанъ послал 10 возыревъ стретити его за 10 ковов, а в кове по 10 вестъ, а со всяким возырем по 10 тысяч рати своей да по 10 слоновъ в доспесех.

А у меликътучара на всяк день садятся за софрею по пятисот человекъ. А с ним садятся три возыри за его скатертию, а с возырем по 50 человекъ, а его 100 человекъ бояринов вшеретных. У меликътучара на конюшне коней 2000, да 1000 оседланых и день и нощь стоят готовы, да 100 слонов на конюшне. Да на всякую нощь двор его стерегут сто человекъ в доспесех, да 20 трубников, да 10 нагаръ, да 10 бубнов великих - по два человека бьют.

Мызамылкъ, да Мекхан, да Хафаратхан, а те взяли три городы великие96. А с ними рати своей 100 тысяч человекъ да 50 слонов. А ть взял бесчислено яхонтов да камени всякого драгаго много множьство. А все то камение, да яхонты, да алмаз покупили на меликтучара, заповедал делярем пришие97, что гостем не продавати, а те пришли о Оспожине дни к Бедерю граду.

Султан выезжает на потеху в четвергъ да во вторникъ, да три с ним возыри выезжают. А брат выезжает султанов в понеделник с материю да с сестрою. А жонок двъ тысячи выеждает на конех да на кроватех на золоченых, да коней пред ними простых сто в доспесех золотых. Да пеших с нею много велми, да два возыря, да 10 возореней, да 50 слонов в попонах сукняных. Да по 4 человекы на слоне сидит нагих, одно платище на гузне. Да жонки пешие наги, а те воду за ними носят пити да подмыватися, а одинъ у одного воды не пиет.

Меликтучар выехалъ воевати индеян с ратию своею из града Бедеря на память шиха Аладина, а по-рускому на Покров святыя богородица, а рати вышло с ним 50 тысящь, а султан послал рати своей 50 тысящь, да три с ними возыри пошли, а с ними 30 тысячь. Да сто слонов с ними пошло з городкы да в доспесех, да на всяком слоне по 4 человекы с пищалми. Меликтучар пошол воевати Чюнедара великое княжение индийское.

А у бинедарьскаго князя98 300 слонов да сто тысяч рати своей, а коней 50 тысяч у него.

Султан выехал из града Бедеря восмой месяць по Велице дни99. Да с нимъ возыревъ выехало 26 возыревъ; 20 возыревъ бе-серменскых, а 6 возыревъ индийских. А с султаном двора его выехало сто тысяч рати своей конных людей, а двесте тысяч пеших, да 300 слонов з городки да в доспесех, да сто лютых зверей на двою чепехъ.

А з братом салтановымъ вышло двора его 100 тысячь конных, да 100 тысяч пеших людей, да 100 слонов наряженых в доспесех.

А за Малханом вышло двора его 20 тысяч конныхъ, а пеших 60 тысяч, да 20 слонов наряженых. А з Бездер-ханом вышло 30 тысяч конных, да и з братом, да пеших сто тысяч, да слонов 25 наряженых с городки. А с Сул-ханом вышло двора его 10 тысяч конных, а пеших 20 тысяч, да 10 слонов з городки. А с Возыр-ханом вышло 15 тысяч конных людей, да пеших 30 тысяч, да 15 слоновъ наряженых. А с Кутовал-ханом вышло двора его 15 тысяч конных, да пеших 40 тысяч, да 10 слонов. А со всяким возырем по 10 тысяч, а с ыным 15 тысяч конных, а пеших 20 тысяч.

А с ындейским авдономом вышло рати своей 40 тысяч конных людей, а пешихъ людей сто тысяч, да 40 слоновъ наряженых в доспесех, да по 4 человекы на них с пищалми.

А с султаном вышло возырев 26, а со всякымъ возырем по десяти тысяч рати своей, а пешихъ 20 тысящ, а с ыным возырем 15 тысяч конных людей и пеших 30 тысяч. А индийский 4 возыри великих, а с ними рати своей 40 тысячь конных людей, а пеших сто тысяч. И султан ополелся на индеян, что мало вышло с ним, и он еще прибавилъ 20 тысяч пеших людей, две тысячи конных людей, да 20 слонов. Такова сила султанова индейскаго бесерменьскаго. Мамет дени иариа. А растъ дени худо донот - а правую веру богъ выдает. А праваа вера бога единаго знати, и имя его призывати на всяком месте чисте чисто100.

В пятый же Велик день възмыслих ся на Русь. Идох из Бедеря града за месяць до улубагряма101 бесерменьскаго Мамет дени розсулял. А Велика дни кристьянскаго не ведаю Христова въекресения, а говейно же ихъ говех з бесермены, и розговехся с ними, и Велик день взял в Кельбери102 от Бедери 10 ковов.

Султан пришол да меликътучаръ с ратию своею 15 день по улебагряме, а в Келбергу. А война ся имъ не удала, один город взяли индийской103, а людей их много изгибло, и казны много истеряли.

А индийскый же салтан кадам велми силен, и рати у него много. А сидит в горе в Бичинегере, а град же его велми велик. Около его три ровы, да сквозе его река течет. А с одну страну его женьгель злый, а з другую страну пришол долъ, и чюдна места велми и угодна на все. На одну же страну приитти некуды, сквозь градо дрога, а града же взяти некуды, пришла гора велика да дебер зла тикень. Под городом же стаяла рать месяць104, и люди померли безводни, да голов велми много изгибло з голоду да з безводицы. А на воду смотрит, а взяти некуды.

А град же взял индийской меликъчанъ хозя, а взял его силою, день и нощь бился з городомъ 20 дни, рать ни пила, ни ела, под городом стояла с пушками. А рати его изгибло пять тысяч люду добраго. А город взял, ини высекли 20 тысяч поголовья мужскаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял великаго и малаго. А продавали голову полону по 10 тенекъ, а иную по 5 тенекъ, а робята по две тенкы. А казны же не было ничего. А болшаго города не взял.

А отъ Кельбергу поидох до Кулури. А в Кулури же родится ахикь, и ту его делают, на весь свет оттуду его розвозят. А в Курили же алмазников триста сулях микунет. И ту же бых пять месяць, а оттуду же поидох Калики. Ту же бозар велми великъ. А оттуду поидох Конаберга, а от Канаберга поидох к шиху Аладину. А от шиха Аладина поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури105, а от Сури поидох к Дабыли - пристанище Индийскаго моря.

Дабил же есть град велми велик, а к тому же Дабыли а съезжается вся поморья Индийская и Ефиопская. Ту же и окаянный аз рабище Афонасей бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вере по кристьянской, и по крещении Христове, и по говейнех святых отець устроеных, по заповедех апостольских и устремихся умом поитти на Русь. И внидох же в таву, и зговорих о налоне корабленем, а от своеа главы два златых до Гурмыза града дати. Внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за три месяцы бесерменскаго говейна106.

Идох же в таве по морю месяць, а не видех ничего. На другий же месяць увидех горы Ефиопскыа, ту же людие вси воскричаша: "Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти", а по-рускыи языком молвят: "Боже осподарю, боже, боже вышний, царю небесный, зде нам судил еси погибнути!"

В той же земли Ефиопской бых пять дни. Божиею благодатию зло ся не учинило. Много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом, ини судна не пограбили.

А оттудова же идох 12 дни до Мошката. В Мошкате же шестой Велик день взял. И поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых 20 дни. А из Гурмыза поидох к Лари, и в Лари бых три дни. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязе бых 7 дни. И из Ширяза поидох к Вергу 15 дни, а в Велергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езди 9 дни, а въ Езди бых 8 дни. А изь Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Пагани поидох Кашини, а в Кашини бых 5 дни. А ис Кашина поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А из Сава поидох к Султанью, а из Султания придох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбегъ. В орде же бых 10 дни, ано пути нет никуды. А на турскаго107 послал рати двора своего 40 тысяч. Ини Севасть взяли, а Тохат взяли да пожгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на караманского108 воюючи.

И яз из орды пошол ко Арцыцану, а из Орцыцана пошол семи в Трепизон.

В Трепизон же приидох на Покров святыя богородица и приснодевы Мариа, и бых же въ Трапизоне 5 дни. И на корабль приидох и сговорил о налоне - дати золотой от своеа главы до Кафы; а золотой есми взял на харчь, а дати в Кафе.

А в Трапизоне ми же шубаш да паша109 много зла учиниша.Хлам мой весь к себе възнесли в город на гору, да обыскали все - что мелочь добренкая, ини выграбили все. А обыскивают грамот, что есми пришол из орды Асанбега.

Божиею милостию приидох до третьяго моря Черного, а парсийскимъ языкомъ дория Стимбольскаа. Идох же по морю ветром 10 дни, доидох до Вонады, и ту нас сретили великый ветръ полунощный, възврати нас къ Трапизону, и стояли есмя в Платане 15 дний, ветру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды, и ветръ нас стречает злый, не дасть нам по морю ходити. Олло акь, олло худо перводигерь! Развие бо того иного бога не знаю.

И море же проидохъ,да занесе насъ сыс къ Баликаее, а оттудова к Токорзову, и ту стояли есмя 5 дни. Божиею милостию приидох в Кафу за 9 дни до Филипова заговениа. Олло перводигер!

Милостию божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рух оало, ааликъ солом. Олло акьберь. Аилягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагим. Хуво могу лези, ляляса ильлягу яалимуль гяпби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ляиляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу.

Примечания:

Хождение за три моря тверского купца XV в. Афанасия Никитина - бесспорно, один из наиболее замечательных памятников древнерусской литературы. Важнейшей особенностью этого памятника следует считать его совершенно неофициальный характер - это записки русского человека, попавшего на чужбину, не имевшие определенного адресата.

Мы ничего не знаем об Афанасии Никитине, кроме сведений, содержащихся в "Хождении", и заметки, предшествующей ему в летописной редакции. Как может быть установлено по этим источникам, путешествие Никитина происходило в 1468-1475 гг., незадолго до присоединения Твери к Московскому государству; умер он около 1475 г., не дойдя до Смоленска. Нет оснований считать Афанасия Никитина особенно предприимчивым купцом, сознательно стремившимся в Индию; не был он и дипломатом. Товары, с которыми он отправился в путь, предназначались, очевидно, для продажи на Кавказе. В Индию он пошел "от многия беды", после того как был ограблен в низовьях Волги. Единственным товаром, который он доставил в Индию, был купленный по дороге и проданный с большим трудом конь.

Путевые записки Никитина были, в сущности, дневником, только без разбивки на даты. Он предполагал, конечно, что его дневник прочтут на родине (именно поэтому он записывал наиболее сомнительные с официальной точки зрения разделы по-тюркски и персидскн), но не приспосабливал его к этикетным нормам, характерным для церковной и официальной светской литературы того времени. Своей непосредственностью и конкретностью "Хождение" напоминало рассказ Иннокентия о последних днях жизни Пафнутяя Боровского. Личностный характер рассказа Никитина, способность его автора раскрыть читателю свой внутренний мир - этими чертами "Хождение" перекликается с величайшим памятником древнерусской литературы, созданным два века спустя, - "Житием" протопопа Аввакума.

"Хождение за три моря" дошло до нас в трех изводах, или редакциях. Один из них содержится в составе Софийской второй и Львовской летописей, восходящих к своду 1518 г., отражавшему, в свою очередь, более ранний летописный свод 80-х гг. XV в.; второй входит в сборник конца XV - начала XVI в. из Музейного собрания ГБЛ (принадлежавший ранее Троицкому монастырю и именуемый поэтому обычно Троицким); третья редакция, входящая в состав поздней летопнсно-хронографнческой компиляции, относится уже к XVII в. Отрывки из "Хождения" читаются также в сборнике конца XV в.- ГБЛ, ф. 178, № 3271 (л. 35 об.).

В настоящем издании мы публикуем текст "Хождения за три моря" по Эттерову списку Львовской летописи (ГПБ, F. IV. 144, лл. 442 об. - 458 об.) с исправлением по Архивскому списку Софийской второй летописи (ЦГАДА, ф. 181, № 371/821, лл. 193-220 об.) и Троицкому списку (ГБЛ, ф. 178, № 8665, лл. 369-392 об.).

Два больших пропуска в летописном изводе ("...всех в Дербенте доброволно... Гурмызъ есть на острове, а ежедень..." - с. 448, "Приидох же в Бедерь... а виденье обезьянино" - с. 456) восполнены по Троицкому списку (вставки эти, в отличие от более мелких, не отмечены в тексте курсивом).

Создано: 24.12.2011 18:13

Страница 1 из 3

За какие «три моря» совершил свое «хождение» тверской купец Афанасий Никитин?

В 1466-1472 годах тверской купец Афанасий Никитин совершил путешествие в Персию и Индию, которое отразил в своем произведении «Хождение за три моря». Первое море - Дербентское, дарья Хвалисская, второе море - Индийское, дарья Гундустанская, третье море - Черное, дарья Стамбульская В этой первой в средневековой Европе книге, где дано вполне реалистическое и в то же время красочное описание Индии и путей, ведущих к ней из Восточной Европы. В 1466 году Афанасий Никитин отправился с торговыми целями из Твери вниз по Волге. Достигнув по Каспийскому морю Дербента и Баку, он затем приплыл в Персию (современный Иран), где жил около года. Весной 1469 года он прибыл в город Ормуз и по Аравийскому морю достиг Индии, где прожил около трех лет, много путешествуя. На обратном пути он через Персию дошел до Трапезунда (современный Трабзон), пересек Черное море и в 1472 году прибыл в Кафу (современная Феодосия). Таким образом, во время своего замечательного путешествия Афанасий Никитин пересек Каспийское, Аравийское и Черное моря.

Древнерусский текст. Источник, комментарии.

В лето 6983. Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца1, что былъ в Ындее 4 годы2, а ходил, сказывает, с Василиемъ Папиным. Азъ же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми - за год до казанского похода пришел из Орды, коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили3. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындея, умер, а сказывают, что, деи, Смоленьска недошед, умеръ4. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василию5, к дияку к великого князя на Москву.

За молитву святыхъ отець наших, господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй мя, раба своего грешнаго Афонасья Микитина сына6.

Се написах свое грешное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа7; 2-е море Индейское, дорея Гундустанскаа8; 3-е море Черное, дориа Стебольская9.

Поидох от Спаса святаго златоверхаго10 и сь его милостию, от государя своего от великаго князя Михаила Борисовича11 Тверскаго и от владыкы Генадия12 Тверскаго, и Бориса Захарьича13.

И поидох вниз Волгою. И приидох в манастырь Колязин ко святой Троицы живоначалной и къ святым мучеником Борису и Глебу14. И у игумена благословив у Макария и у святыа братьи. И ис Колязина поидох на Углеч15, и с Углеча отпустили мя доброволно. И оттуду поидох, с Углеча, и приехалъ есми на Кострому ко князю Александру16 с ыною грамотою великого князя. И отпустили мя доброволно. И на Плесо приехал есми доброволно.

И приехал есми в Новгород в Нижней17 к Михаиле х Киселеву, к наместьнику, и к пошлиннику к Ывану к Сараеву, и они мя отпустили доброволно. А Василей Папин проехал мимо город две недели18, и яз ждал в Новегороде в Нижнем две недели посла татарскаго ширваншина19 Асанбега, а ехал с кречаты от великого князя Ивана, а кречатов у него девяносто. И приехал есми с ними на низ Волгою. И Казань есмя проехали доброволно, не видали никого, и Орду есмя проехали, и Усланъ, и Сарай, и Берекезаны есмя проехали. И вьехали есмя в Бузанъ. Ту наехали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вести: "Кайсым салтан20 стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар". И посол ширваншин Асанбегъ дал имъ по однорятке да по полотну, чтобы провели мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове, по однорятке взяли, да весть дали в Хазтараханъ царю. И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с товарищи своими.

Поехали есмя мимо Хазтарахан, а месяць светит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: "Качма, не бегайте!" А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне и учали нас стреляти. И у нас застрелили человека, а у них дву татаринов застрелили. И судно наше меншее стало на езу,21 и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне.

А в болшом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянути вверхъ до езу. И тут судно наше болшее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверхъ нас не пропустили вести деля.

И пошли есмя в Дербенть, заплакавши, двема суды: в одном судне посол Асанбег, да тезикы22, да русаков нас десеть головами; а в другом судне 6 москвич, да шесть тверич, да коровы, да кормъ нашь. А въстала фуртовина на море, да судно меншое разбило о берег. А ту есть городок Тархи, а люди вышли на берегъ, и пришли кайтакы23 да людей поймали всех.

И пришли есмя в Дербенть, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени. И билъ есми челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поймали под Тархи кай-таки. И Асанбег печаловался и ездил на гору къ Булату-бегу. И Булатбегъ послал скорохода ко ширваншибегу, что: "господине, судно руское розбило под Тархи, и кайтаки, пришел, люди поймали, а товар их розграбили",

И ширваншабегъ того же часа послал посла к шурину своему Алильбегу, кайтачевскому князю, что: "судно ся мое розбило под Тархи, и твои люди, пришед, людей поймали, а товаръ их пограбили; и ты чтобы, меня деля, люди ко мне прислал и товар их собрал, занже те люди посланы на мое имя. А что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню. А те люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мне доброволно, меня деля". И Алильбегъ того часа люди отслал всех в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их к ширванши в ърду его, контулъ.

А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловалъ, чем дойти до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы, заплакавъ, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли. А иные осталися в Шамахее, а иные пошли роботать к Баке.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Баке, где огнь горить неугасимы24; а изъ Баки пошелъ есми за море к Чебокару.

Да тутъ есми жил в Чебокаре 6 месяць, да в Саре жил месяць, в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми месяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня25, Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило.

А из Дрея к Кашени, и тутъ есми был месяць, а из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездеи, и тутъ жилъ есми месяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны26. А изъ Торома к Лару, а изъ Лара к Бендерю, и тутъ есть пристанище Гурмызьское. И тут есть море Индийское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дория; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили.

А Гурмызъ есть на острове, а ежедень поимаеть его море по двожды на день27. И тут есми взял первый Великъ день28, а пришел есми в Гурмыз за четыре недели до Велика дни. А то есми городы не все писал, много городов великих. А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет. А в Гурмызе был есми месяць, а из Гурмыза пошел есми за море Индийское по Велице дни в Радуницу29, в таву с конми30.

И шли есмя морем до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дегу 4 дни; а от Дега Кузряту; а от Кузрята Конбаату. А тут ся родит краска да лекъ31. А от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пошли въ 7-ую неделю по Велице дни, а шли в таве есмя 6 недель морем до Чивиля.

И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и жонкы все нагы, а все черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку. А князь ихъ - фота на голове, а другая на гузне32; а бояре у них - фота на плеще, а другаа на гузне, княини ходят фота на плеще обогнута, а другаа на гузне. А слуги княжие и боярьскые - фота на гузне обогнута, да щит, да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами; а вси наги, да босы, да болкаты, а волосовъ не бреют. А жонки ходят голова не покрыта, а сосцы голы; а паропки да девочки ходят наги до семи лет, сором не покрыт.

А ис Чювиля сухом пошли есмя до Пали 8 дни, до индейскыя горы. А от Пали до Умри 10 дни, и то есть город индейскый. А от Умри до Чюнеря 7 дни.

Ту есть Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаровъ33. А держит, сказывають, семь темъ от меликъточара. А меликътучар седит на 20 тмах; а бьется с кафары34 20 лет есть, то его побивают, то он побивает ихъ многажды. Хан же Асъ ездит на людех. А слонов у него много, а коней у него много добрых, а людей у него много хоросанцев35. А привозят ихъ из Хоросаньские земли, а иные из Орапской земли, а иные ис Туркменские земли, а иные ис Чеботайские земли, а привозят все морем в тавах - индейские карабли.

И яз грешный привезлъ жеребца в Индийскую землю, и дошелъ есми до Чюнеря богъ далъ поздорову все, а стал ми во сто рублев. Зима же у них стала с Троицына дни36. А зимовали есмя в Чюнеря, жили есмя два месяца. Ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь. В те же дни у них орют да сеют пшеницу, да тутурган, да ногут, да все сьестное. Вино же у них чинят в великых орехех - кози гундустанская37; а брагу чинят в татну38. Кони же кормят нофутом, да варят кичирисъ39 с сахаром, да кормят кони, да с маслом, порану же дают имъ шешни40. В Индийской же земли кони у них не родят, вь их земле родятся волы да буйволы, на тех же ездят и товар, иное возят, все делают.

Чюнерей же град есть на острову на каменом, не оделанъ ничем, богом сотворен, А ходят на гору день по одному человеку: дорога тесна, а двема пойти нелзе.

В Ындейской земли гости ся ставят по подворьем, а ести варят на гости господарыни, и постелю стелют на гости господарыни, и спят с гостми. Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любят белых людей.

Зиме же у них ходит люди фота на гузне, а другая по плечем, а третья на голове; а князи и бояре толды на себя въздевают порткы, да сорочицу, да кафтан, да фота по плечем, да другою опояшет, а третьею голову увертит. А се оло, оло абрь, оло акъ, олло керем, олло рагим!

А в том в Чюнере ханъ у меня взял жеребца, а увядал, что яз не бесерменянин - русинъ. И он молвит: "Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в веру нашу - в Махмет дени; а не станеш в веру нашу, в Махмат дени, и жеребца возму и тысячю златых на голове твоей возму". А срок учинил на четыре дни, в Оспожино говейно на Спасов день41. И господь богъ смиловался на свой честный праздникъ, не оставил милости своеа от меня грешнаго и не велелъ погибнути в Чюнере с нечестивыми. И канун Спасова дни приехал хозяйочи Махмет хоросанецъ, и бил есми ему челом, чтобы ся о мне печаловал. И он ездил к хану в город да меня отпросил, чтобы мя в веру не поставили, да и жеребца моего у него взял. Таково осподарево чюдо на Спасовъ день. Ино, братие рустии християня, кто хощет пойти в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да воскликнув Махмета да пойти в Гундустанскую землю.

Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нет ничего на нашу землю: все товаръ белой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево. Ино возят ачеи моремъ, ини пошлины не дают. А люди иные намъ провести пошлины не дадут. А пошлин много, а на море разбойников много. А разбивают все кафары, ни крестияне, не бесермене; а молятся каменым болваном, а Христа не знают, ни Махмета не знают.

А ис Чюнеря есмя вышли на Оспожин день42 к Бедерю, к болшому их граду43. А шли есмя месяць до Бедеря; а от Бедеря до Кулонкеря44 5 дни; а отъ Кулонгеря до Кольбергу 5 дни. Промежу тех великих градов много городов; на всяк день по три городы, а иной по четыре городы; колко ковов45, толко градов. От Чювиля до Чюнеря 20 ковов, а от Чюнеря до Бедеря 40 ковов, а от Бедеря до Кулонгеря 9 ковов, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов.

В Бедере же торгъ на кони, на товар, да на камки46, да на шелкъ, на всей иной товар, да купити в нем люди черные; а иные в нем купли нет. Да все товар ихъ гундустанской, да съестное все овощь, а на Рускую землю товару нет. А все черные люди, а все злодеи, а жонки все бляди, да веди, да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелиемъ.

В Ындейской земли княжат все хоросанцы, и бояре все хоросанцы. А гундустанцы все пешеходы, а ходят перед хоросанцы на конех, а иные все пеши, ходятъ борзо, а все наги да боси, да щит в руце, а в другой меч, а иные с луки великими с прямыми да стрелами. А бой их все слоны. Да пеших пускают наперед, а хоросанцы на конех да в доспесех, и кони и сами. А к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кентарю47 кованых, да оболочат ихъ в доспехи булатные, да на них учинены городкы, да в городкех по 12 человекъ в доспесех, да все с пушками да с стрелами.

Есть у них одно место, шихбъ Алудин48 пиръ ятыр базар Алядинандъ. На год единъ базаръ, съезжается вся страна Индийская торговати, да торгуют 10 дни; от Бедеря 12 ковов. Приводят кони, до 20 тысящь коней продавати, всякый товар свозят. В Гундустаньской земли тъй торгъ лучьший, всякый товар продают и купят на память шиха Аладина, а на русскыи на Покров святыя богородица49. Есть в том Алянде50 птица гукукь, летает ночи, а кличет: "кукъ-кукь", а на которой хоромине седит, то тут человекъ умрет; и кто хощет еа убити, ино у ней изо рта огонь выйдет. А мамоны51 ходят нощи, да имают куры, а живут в горе или в каменье. А обезьяны, то те живут по лесу. А у них есть князь обезьяньскый, да ходит ратию своею. Да кто замает, и они ся жалуют князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и оны, пришел на град, дворы разваляют и людей побьют. А рати их, сказывают, велми много, а язык у них есть свой. А детей родят много; да которой родится ни в отца, ни в матерь, ини тех мечют по дорогам. Ины гундустанцы тех имают, да учат ихъ всякому рукоделию, а иных продают ночи, чтобы взад не знали бежать, а иных учат базы миканет.

Весна же у них стала с Покрова52 святыа богородица. А празднують шигу Аладину, весне две недели по Покрове, а празднуют 8 дни. А весну дрьжат 3 месяцы, а лето 3 месяца, а зиму 3 месяцы, а осень 3 месяца.

В Бедери же их стол Гундустану бесерменскому. А град есть великъ, а людей много велми. А салтан невелик53 - 20 лет а держат бояре, а княжат хоросанцы, а воюют все хоросанцы.

Есть хоросанець меликтучар боярин54, ино у него двесте тысящь рати своей, а у Меликхана 100 тысячь, а у Фаратхана 20 тысяч, а много техъ ханов по 10 тысящь рати. А с салтаном выходят триста тысящь рати своей.

А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добре и пышны велми. А все их носят на кровати своей на сребряных, да пред ними водят кони в снастех златых до 20: а на конех за ними 300 человекъ, а пеших пятьсот человекъ, да трубников 10 человекъ, да нагарниковъ 10 человекъ, да свирелников 10 человекъ.

Салтан же выезжает на потеху с матерью да з женою, ино с ним человекъ на конех 10 тысящь, а пеших пятьдесят тысящь, а слонов выводят двесте, наряженых в доспесех золоченых, да пред ним трубников сто человекъ, да плясцов сто человекъ, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним сто, да блядей сто, а все гаурокы.

В салтанове же дворе семеры ворота, а в воротех седит по сту сторожев да по сту писцов кафаров. Кто пойдет, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают. А гарипов не пускают въ град. А дворъ же его чюден велми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезан да златом описан велми чюдно. Да во дворе у него суды розные.

Город же Бедерь стерегут в нощи тысяща человекъ кутоваловых55, а ездят на конех в доспесех, да у всех по светычю.

А яз жеребца своего продал в Бедери. Да наложил есми у него шестьдесят да осмь футунов56, а кормил есми его год. В Бедери же змеи ходят по улицам, а длина ее две сажени. Приидох же в Бедерь о заговейне о Филипове57 ис Кулонгеря, и продахъ жеребца своего о Рожество.

И тут бых до Великого заговейна58 в Бедери и познася со многыми индеяны. И сказах имъ веру свою, что есми не бесерменинъ исаядениени семь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани59. И они же не учали ся от меня крыти ни о чемъ, ни о естве, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учалн крыти.

Да о вере же о их распытах все, и оны сказывают: веруем въ Адама, а буты60, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А веръ въ Индеи всех 80 и 4 веры, а все верують в бута. А вера с верою ни пиеть, ни ястъ, ни женится. А иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яйца ядять, а воловины не ядять никакаа вера.

В Бедери же бых 4 месяца и свещахся съ индеяны пойти к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскый Мягъкат, где их бутхана61. Там же поидох съ индеяны да будутханы месяць. И торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть, с пол-Твери, камена, да резаны по ней деяния бутовыя. Около ея всея 12 резано венцевъ, какъ бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое, человеческым образомъ являлся; другое, человекъ, а носъ слоновъ; третье, человекъ, а виденье обезьанино; в четвертые, человекъ, а образом лютаго зверя, а являся им все съ хвостомъ. А вырезан на камени, а хвостъ через него сажени.

К бутхану же съезжается вся страна Индийская на чюдо бутово62. Да у бутхана бреются старые и молодые, жонки и девочки. А бреют на себе все волосы, - и бороды, и головы, и хвосты. Да пойдут к бутхану. Да со всякие головы емлют по две шешькени63 пошлины на бута, а с коней по четыре футы. А съезжается к бутхану всех людей бысты азаръ лекъ64 вах башет сат азаре лек.

В бутхане же бут вырезан65 ис камени ис чернаго, велми великъ, да хвестъ у него через него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ ее, аки Устенеянъ царь66 Цареградскый, а в левой руце у него копие. А на нем нет ничего, а гузно у него обязано ширинкою, а видение обезьянино. А иные буты наги, нет ничего, кот ачюкъ, а жонки бутовы нагы вырезаны и с соромом, и з детми. А перед бутом же стоит волъ велми велик, а вырезан ис камени67 ис чернаго, а весь позолочен. А целуют его в копыто, а сыплют на него цветы. И на бута сыплют цветы.

Индеяне же не едят никоторого же мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, а свиней же у них велми много. Ядят же в день двожды, а ночи не ядят, а вина не пиют, ни сыты68. А з бесермены ни пиютъ, ни ядят. А ества же ихъ плоха. А один с одным ни пьет, ни есть, ни з женою. А едят брынец, да кичири с маслом, да травы розные ядят, а варят с маслом да с молоком, а едят все рукою правою, а левою не приимется ни за что. А ножа не дрьжат, а лжицы не знают. А на дорозе кто же варит себе кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермен крыются, чтоб не посмотрил ни в горнець, ни въ еству. А толко посмотрит, ино тое ествы не едят. А едят, покрываются платомъ, чтобы никто не виделъ его.

А намаз же их на восток, по-русьскыи. Обе руки подымают высоко, да кладут на темя, да ложатся ниць на земле, да весь ся истягнет по земли, то их поклоны. А ести же садятся, и оны омывают руки да ноги, да и рот пополаскивают. А бутханы же их без дверей, а ставлены на восток, а буты стоят на восток. А кто у них умрет, ини тех жгут да и попел сыплют на воду. А у жены дитя ся родит, ино бабит муж, а имя сыну дает отець, а мати дочери. А добровта у них нет, а сорома не знают. Пошел или пришелъ, ини ся кланяют по чернеческыи, обе руки до земли дотычют, а не говорит ничего.

К Первоти же ездят о Великом заговение, къ своему буту. Их туто Иерусалимъ, а бесерменскыи Мякъка, а по-русьскы Иерусалимъ, а по-индейскыи Порват. А съезжаются все наги, только на гузне плат; а жонки все наги, толко на гузне фота, а иные ф фотах, да на шеях жемчюгу много, да яхонтов, да на руках обручи да перстьни златы. Олло оакь! А внутрь к бутхану ездят на волех, да у вола рога окованы медию, да на шеи у него триста колоколцов, да копыта подкованы медию. А те волы аччеи зовут.

Индеяне же вола зовут отцем, а корову материю. А каломъ их пекут хлебы и еству варят собе, а попелом темъ мажутся по лицу, и по челу, и по всему телу знамя. В неделю же да в понеделник едят однова днем. В Ындея же какъпа чектуръ а учюсьдерь: секишь илирсень ики жител69; акичаны ила атарсын алты жетел берь; булара достуръ. А куль коравашь учюзь чяр фуна хубъ, бем фуна хубе сиа; капъкара амьчюкь кичи хошь.

От Первати же приехал есми в Бедерь, за пятнатцать денъ до бесерменьскаго улубагря70. А Великаго дни и въскресения Христова не видаю, а по приметам гадаю Великъ день бывает християньскы первие бесерменьскаго баграма за девять дни или за десять дни. А со мною нет ничего, никоей книги; а книги есмя взяли с собою с Руси, ино коли мя пограбили, инии ихъ взяли, а яз забыл виры кристьяньские всее. Праздники крестьянскые, ни Велика дни, ни Рожества Христова не ведаю, ни среды, ни пятница не знаю; а промежу есми вер таньгрыдан истремень ол сакласын: "Олло худо, олло акь, олло ты, олло акъберъ, олло рагымъ, олло керимъ, олло рагым елъло, олло карим елло, таньгресень, худосеньсень. Богъ един, тъй царь славы, творець небу и земли".

А иду я на Русь, кетъмышьтыр имень, уручь тутътым. Месяць мартъ прошел, и яз заговълъ з бесермены в неделю, да говел есми мъсяць, мяса есми не елъ и ничего скоромнаго, никакие ествы бесерменские, а елъ есми по двожды на день хлебъ да воду, авратыйля ятмадым. Да молился есми Христу вседрьжителю, кто сотворил небо и землю, а иного есми не призывал никоторого именемъ, богъ олло, богъ керим, богъ рагимъ, богъ худо, богъ акьберь, богъ царь славы, олло варенно, олло рагим ельно сеньсень олло ты.

А от Гурмыза итти морем до Галат 10 дни, а от Галатыдо Дегу шесть дни, а от Дега до Мошката 6 дни, а от Мошката71 до Кучьзрята 10 дни, а от Кучьзрята до Камбата 4 дни, а от Камбата до Чивиля 12 дни, а от Чювиля до Дабыля 6 дни. И Дабыло же есть пристанище в Гундустани последнее бесерменьству. А от Дабыля до Колекота 25 дни, а от Келекота до Силяна 15 дни, а от Силяна до Шаибата месяць итти, а от Шаибата до Певгу 20 дни, а от Певгу до Чини да до Мачина месяць итти, морем все то хожение. А от Чини до Китаа итти сухом 6 месяць, а морем 4 дни итти, арастъ хода чотъмъ,

Гурмыз же есть пристанище велико, всего света люди в нем бывают, всякый товар в нем есть, что во всем свете родится, то в Гурмызе есть все. Тамга же велика, десятое съ всего емлют.

Камбаят же пристанище Индийскому морю всему, а товаръ в нем все делают алачи, да пестреди, да киндяки72, да чинят краску нил, да родится в нем лекь да ахикь да лон.

Дабыло же есть пристанище велми велико, а приводят кони из Мисюря, изо Арабъстани, изъ Хоросани, ас Туркустани, из Негостани, да ходят сухом месяць до Бедери да до Кельбергу.

А Келекот же есть пристанище Индейскаго моря всего. А пройти его не дай бо никакову костяку: а кто его не увидит, тот поздорову не приидет морем. А родится в нем перець, да зеньзебил, да цвет, да мошкат, да каланфуръ, да корица, да гвоздники, да пряное коренье да адряк73, да всякого коренья в нем родится много. Да все в немъ дешево. Да кул да калавашь писааръ хубь сия.

А Силянъ же есть пристанище Индейскаго моря немало, а в немъ лежит баба Адамъ на горе на высоце. Да около ее родится камение драгое, да червьцы, да фатисы, да бабугури, да бинчаи, да хрусталь, да сумбада74. Да слоны родятся, да продают ихъ в локот75, да девякуши продают в вес.

А Шабатское пристанище76 Индейскаго моря велми велико. А хоросанцем дают алафу по тенке на день77, и великому и малому. А кто в нем женится хоросанець, и князь шабатскый дает по тысячи тенекъ на жертву, да алафу дает на всякый месяць по пятидесяти тенекъ. Да родится в Шабате шолкъ, да сандалъ, да жемчюгъ, да все дешево.

А в Пегу же есть пристанище немало. Да все в нем дербыши живут индийскыи, да родятся в нем камение драгое, маникъ, да яхут, да кирпук78; а продают же каменье деръбыши.

А Чинское же да Мачинское пристанище велми велико, да делают в нем чини, да продают же чини в вес, а дешево. А жоны их с мужи своими спят в день, а ночи жены их ходят спати к гарипом да спят с гарипы, да дают имъ алафу, да приносят с собою еству сахарную да вино сахарное, да кормят да поят гостей, чтобы ее любил, а любят гостей людей белых, занже их люди черны велми. А у которые жены от гостя зачнется дитя, и мужи дают алафу; а родится дитя бело, ино гостю пошлины 300 тенекъ, а черное родится, ино ему нет ничего, что пилъ да елъ, то ему халялъ.

Шаибат же от Бедеря 3 месяцы, а от Дабыля до Шабата 2 месяца морем итти, Мачим да Чим от Бедеря 4 месяцы морем итти, а там же делают чими, да все дешево.

А до Силяна 2 месяца итти морем, а до Келекота месяць итти.

В Шаибате же родится шолкъ, да инчи, да жемчюг, да сандалъ, слоны же продают в локот. В Силяне же родится аммоны79, да червьцы, да фатисы, да хрусталь, да бабугури. В Лекоте же родится перець, да мошкат, да гвоздники, да фуфал, да цвет. В Кузряте же родится краска да лукь, да в Камбояти родится ахикь.

Во Рачюре же родится алмаз бир кона да новъ кона же алмаз. Продают почку по пяти рублев80, а доброго по десяти рублевъ, нового же почка алмазу пенечьче кени, сия же чара - шеше кень, а сипит екъ тенка. Алмаз родится в горе каменой, а продают же ту гору каменую локот по две тысячи фунтов златых новаго алмаза, а кона алмазу продаютъ в локот по десяти тысяч фунтовъ златых. А земля же таа Меликъханова, а холопъ салтанов. А от Бедеря 30 ковов.

А сыто жидове зовут Шабат своими жидовы, а то лжут; а шаибатене не жидова, ни бесермена, ни кристьяне, иная вера индийскаа, ни с худы, ни з бесермены ни пиют, ни ядят, а мяса никакова не ядят. Да в Шабате же все дешево. А родится шолкъ да сахар, велми дешев. Да по лесу у них мамоны ходят да обезьяны, да по дорогам людей дерут; ино у них ночи по дорогам не смеют ездити обезьянъ деля да мамон деля.

От Шабата же 10 месяць сухом итти, а морем 4 месяцы аукыиков81. А у оленей кормленых режут пупки, а в нем мускус родится; а дикие олени пупкы из собя роняют по полю и по лесу, ино ис тех воня выходит, да и есть тот не свеж.

Месяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере82 в бесерменском в Гундустане, а бесермена баграм взяли в середу месяца83; а заговел есми месяца априля 1 день. О благовернии рустии кристьяне! Иже кто по многим землям много плавает, во многия беды впадают и виры ся да лишают кристьяньские. Аз же, рабище божий Афонасий, сжалихся по вире кристьянской. Уже проидоша 4 великая говейна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грешный не ведаю, что есть Велик день или говейно, ни Рожества Христова не знаю, ни иных праздников не ведаю, ни среды, ни пятницы не ведаю - а книг у меня нету. Коли мя пограбили, ини книги взяли у меня. Азъ же от многия беды поидох до Индия, занже ми на Русь пойти не с чем, не осталось у меня товару ничего. Первый же Велик день взял есми в Каине, а другый Велик день въ Чебокару84 в Маздраньской земле, третей Велик день в Гурмызе, четвертый Велик день взял есми в Ындее з бесермены в Бедере; ту же много плаках по вере кристьяньской.

Бесерменин же Меликъ, тот мя много понуди в веру бесерменьскую стати. Аз же ему рекох: "Господине! Ты намаз каларъсень, мен да намаз киларьменъ; ты бешь намазъ кыларъсиз, мен да 3 каларемен; мень гарипъ, а сень инчай". Он же ми рече: "Истинну ты не бесерменин кажешися, а кристьяньства не знаешь". Азъ же во многыя помышлениа впадох, и рекох в себе: "Горе мне, окаянному, яко от пути истиннаго заблудихся и пути не знаю, уже камо пойду. Господи боже вседрьжителю, творець небу и земли! Не отврати лица от рабища твоего, яко въ скорби семь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, господи, от пути истиннаго, настави мя, господи, на путь правый, яко никоея же добродетели в нужи тъй не сътворих тобе, господи боже мой, яко дни своя преплых во зле все. Господи мой, олло перводигерь, олло ты, карим олло, рагим олло, карим олло, рагимелло; ахамдулимо. Уже проидоша Великия дни четыре в бесерменской земле, а кристьянства не оставих. Дале богъ выдает, что будет. Господи боже мой, на тя уповах, спаси мя, господи боже мой".

В Ындее же бесерменской, в Великом Бедере, смотрил есми на Великую нощь на Великый день Волосыны да Кола в зорю вошли, а Лось главою стоит на восток.

На багрям на бесерменской выехал султан на геферич, ино с ним 20 возыров великых, да триста слонов наряженых в доспесех булатных да з городки, да и городкы окованы. Да в городках по 6 человекъ в доспесех, да и с пушками да и с пищалми, а на великом слоне по 12 человекъ. Да на всяком по два проборца великых, да к зубом повязаны великые мечи по кентарю, да к рылу привязаны великыа железныа гири85. Да человекъ седит в доспесе промежу ушей, да крюк у него железной великой, да тем его правят. Да коней простых тысяща86 в снастехъ златых, да верьблюдов сто с нагарами, да трубников 300, да плясцов 300, да ковре 300. Да на салтане кавтан весь сажен яхонты, да на шапке чичяк олмаз великый, да саадак87 золот сь яхонты, да три сабли на нем золотом окованы, да седло золото, да снасть золота, да все золото. Да пред ним скачет кафаръ пешь да играет теремцомъ88, да за ним пеших много. Да за ним благой слонъ идет, а весь в камке наряженъ, да обивает люди, да чепь у него железна велика во рте, да обивает кони и люди, кто бы на салтана не наступил блиско.

А брат султанов, а тот седит на кровати на золотой, да над ним терем оксамитен, да маковица золота съ яхонты, да несут его 20 человекъ.

А махтумъ89 седит на кровати же на золотой, да над ним терем шидян с маковицею золотою, да везут его на 4-х конех в снастехъ златых. Да около его людей многое множество, да пред нимъ певцы, да плясцов много; да все з голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да с сулицами, да с копии, да с луки с прямыми с великими. Да кони все в доспесех, да саадаки на них. А иные наги все, одно платите на гузне, сором завышен.

В Бедере же месяць стоит три дни полонъ. В Бедере же сладкаго овощу нет. В Гундустани же силнаго вару нет. Силен варъ в Гурмызе да в Кятобагряим, где ся жемчюг родит, да в Жиде, да в Баке, да в Мисюре, да в Оръобьстани, да в Ларь. А в Хоросанской земль варно, да не таково. А в Чеготани велми варно. В Ширязи, да въ Езди, да в Кашини варно, да ветръ бывает. А в Гиляи душно велми да парище лихо, да в Шамахее паръ лих; да в Вавилоне варно, да в Хумите, да в Шаме варно, а в Ляпе не так варно.

А в Севастии губе да в Гурзыньской земле добро обидно всем. Да Турская земля обидна велми. Да в Волоокой земле обидно и дешево все съестное. Да и Подольская земля обидна всем. А Русь еръ тангрыд сакласын; олло сакла, худо сакла! Бу даниада муну кибить ерь ектуръ; нечикь Урус ери бегляри90 акой тугиль; Урусь ерь абоданъ болсынъ; растъ кам даретъ. Олло, худо, богъ, данъиры.

Господи боже мой! На тя уповах, спасти мя, господи! Путине знаю, иже камо пойду из Гундустана: на Гурмыз пойти, а из Гурмыза на Хоросан пути нету, ни на Чеготай пути нету, ни в Бодату пути нет, ни на Катабогряим пути нету, ни на Ездь пути нет, ни на Рабостан пути нет. То везде булгакъ стал; князей везде выбил. Яишу мырзу убил Узоасанбегъ91, а султан Мусяитя окормыли92, а Узуосанбекъ на Ширязе селъ, и земля ся не скрепила, а Едигерь Махмет93, а тот к нему не едет, блюдется. А иного пути нет никуды. А на Мякку итти, ино стати в веру бесерменскую. Занеже кристьяне не ходят на Мякку веры деля, что ставять в веру. А жити в Гундустани, ино вся собина исхарчити, занеже у них все дорого: один есми человекъ, ино по полутретья алтына на харчю идет на день, а вина есми не пивал, ни сыты.

Меликътучар два города взял индийскых94, что разбивали по морю Индийскому. А князей поималъ семь да казну их взял, юкъ яхонтов, да юкь алмазу да кирпуков, да сто юков товару дорогово, а иного товару безчислено рать взяла. А стоял под городом два года95, а рати с ним двесте тысячь, да слоновъ сто, да 300 верблюдов.

Меликътучар пришол с ратию своею к Бедерю на курбантъ багрям, а по-рускому на Петров день. И султанъ послал 10 возыревъ стретити его за 10 ковов, а в кове по 10 вестъ, а со всяким возырем по 10 тысяч рати своей да по 10 слоновъ в доспесех.

А у меликътучара на всяк день садятся за софрею по пятисот человекъ. А с ним садятся три возыри за его скатертию, а с возырем по 50 человекъ, а его 100 человекъ бояринов вшеретных. У меликътучара на конюшне коней 2000, да 1000 оседланых и день и нощь стоят готовы, да 100 слонов на конюшне. Да на всякую нощь двор его стерегут сто человекъ в доспесех, да 20 трубников, да 10 нагаръ, да 10 бубнов великих - по два человека бьют.

Мызамылкъ, да Мекхан, да Хафаратхан, а те взяли три городы великие96. А с ними рати своей 100 тысяч человекъ да 50 слонов. А ть взял бесчислено яхонтов да камени всякого драгаго много множьство. А все то камение, да яхонты, да алмаз покупили на меликтучара, заповедал делярем пришие97, что гостем не продавати, а те пришли о Оспожине дни к Бедерю граду.

Султан выезжает на потеху в четвергъ да во вторникъ, да три с ним возыри выезжают. А брат выезжает султанов в понеделник с материю да с сестрою. А жонок двъ тысячи выеждает на конех да на кроватех на золоченых, да коней пред ними простых сто в доспесех золотых. Да пеших с нею много велми, да два возыря, да 10 возореней, да 50 слонов в попонах сукняных. Да по 4 человекы на слоне сидит нагих, одно платище на гузне. Да жонки пешие наги, а те воду за ними носят пити да подмыватися, а одинъ у одного воды не пиет.

Меликтучар выехалъ воевати индеян с ратию своею из града Бедеря на память шиха Аладина, а по-рускому на Покров святыя богородица, а рати вышло с ним 50 тысящь, а султан послал рати своей 50 тысящь, да три с ними возыри пошли, а с ними 30 тысячь. Да сто слонов с ними пошло з городкы да в доспесех, да на всяком слоне по 4 человекы с пищалми. Меликтучар пошол воевати Чюнедара великое княжение индийское.

А у бинедарьскаго князя98 300 слонов да сто тысяч рати своей, а коней 50 тысяч у него.

Султан выехал из града Бедеря восмой месяць по Велице дни99. Да с нимъ возыревъ выехало 26 возыревъ; 20 возыревъ бе-серменскых, а 6 возыревъ индийских. А с султаном двора его выехало сто тысяч рати своей конных людей, а двесте тысяч пеших, да 300 слонов з городки да в доспесех, да сто лютых зверей на двою чепехъ.

А з братом салтановымъ вышло двора его 100 тысячь конных, да 100 тысяч пеших людей, да 100 слонов наряженых в доспесех.

А за Малханом вышло двора его 20 тысяч конныхъ, а пеших 60 тысяч, да 20 слонов наряженых. А з Бездер-ханом вышло 30 тысяч конных, да и з братом, да пеших сто тысяч, да слонов 25 наряженых с городки. А с Сул-ханом вышло двора его 10 тысяч конных, а пеших 20 тысяч, да 10 слонов з городки. А с Возыр-ханом вышло 15 тысяч конных людей, да пеших 30 тысяч, да 15 слоновъ наряженых. А с Кутовал-ханом вышло двора его 15 тысяч конных, да пеших 40 тысяч, да 10 слонов. А со всяким возырем по 10 тысяч, а с ыным 15 тысяч конных, а пеших 20 тысяч.

А с ындейским авдономом вышло рати своей 40 тысяч конных людей, а пешихъ людей сто тысяч, да 40 слоновъ наряженых в доспесех, да по 4 человекы на них с пищалми.

А с султаном вышло возырев 26, а со всякымъ возырем по десяти тысяч рати своей, а пешихъ 20 тысящ, а с ыным возырем 15 тысяч конных людей и пеших 30 тысяч. А индийский 4 возыри великих, а с ними рати своей 40 тысячь конных людей, а пеших сто тысяч. И султан ополелся на индеян, что мало вышло с ним, и он еще прибавилъ 20 тысяч пеших людей, две тысячи конных людей, да 20 слонов. Такова сила султанова индейскаго бесерменьскаго. Мамет дени иариа. А растъ дени худо донот - а правую веру богъ выдает. А праваа вера бога единаго знати, и имя его призывати на всяком месте чисте чисто100.

В пятый же Велик день възмыслих ся на Русь. Идох из Бедеря града за месяць до улубагряма101 бесерменьскаго Мамет дени розсулял. А Велика дни кристьянскаго не ведаю Христова въекресения, а говейно же ихъ говех з бесермены, и розговехся с ними, и Велик день взял в Кельбери102 от Бедери 10 ковов.

Султан пришол да меликътучаръ с ратию своею 15 день по улебагряме, а в Келбергу. А война ся имъ не удала, один город взяли индийской103, а людей их много изгибло, и казны много истеряли.

А индийскый же салтан кадам велми силен, и рати у него много. А сидит в горе в Бичинегере, а град же его велми велик. Около его три ровы, да сквозе его река течет. А с одну страну его женьгель злый, а з другую страну пришол долъ, и чюдна места велми и угодна на все. На одну же страну приитти некуды, сквозь градо дрога, а града же взяти некуды, пришла гора велика да дебер зла тикень. Под городом же стаяла рать месяць104, и люди померли безводни, да голов велми много изгибло з голоду да з безводицы. А на воду смотрит, а взяти некуды.

А град же взял индийской меликъчанъ хозя, а взял его силою, день и нощь бился з городомъ 20 дни, рать ни пила, ни ела, под городом стояла с пушками. А рати его изгибло пять тысяч люду добраго. А город взял, ини высекли 20 тысяч поголовья мужскаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял великаго и малаго. А продавали голову полону по 10 тенекъ, а иную по 5 тенекъ, а робята по две тенкы. А казны же не было ничего. А болшаго города не взял.

А отъ Кельбергу поидох до Кулури. А в Кулури же родится ахикь, и ту его делают, на весь свет оттуду его розвозят. А в Курили же алмазников триста сулях микунет. И ту же бых пять месяць, а оттуду же поидох Калики. Ту же бозар велми великъ. А оттуду поидох Конаберга, а от Канаберга поидох к шиху Аладину. А от шиха Аладина поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури105, а от Сури поидох к Дабыли - пристанище Индийскаго моря.

Дабил же есть град велми велик, а к тому же Дабыли а съезжается вся поморья Индийская и Ефиопская. Ту же и окаянный аз рабище Афонасей бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вере по кристьянской, и по крещении Христове, и по говейнех святых отець устроеных, по заповедех апостольских и устремихся умом поитти на Русь. И внидох же в таву, и зговорих о налоне корабленем, а от своеа главы два златых до Гурмыза града дати. Внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за три месяцы бесерменскаго говейна106.

Идох же в таве по морю месяць, а не видех ничего. На другий же месяць увидех горы Ефиопскыа, ту же людие вси воскричаша: "Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти", а по-рускыи языком молвят: "Боже осподарю, боже, боже вышний, царю небесный, зде нам судил еси погибнути!"

В той же земли Ефиопской бых пять дни. Божиею благодатию зло ся не учинило. Много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом, ини судна не пограбили.

А оттудова же идох 12 дни до Мошката. В Мошкате же шестой Велик день взял. И поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых 20 дни. А из Гурмыза поидох к Лари, и в Лари бых три дни. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязе бых 7 дни. И из Ширяза поидох к Вергу 15 дни, а в Велергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езди 9 дни, а въ Езди бых 8 дни. А изь Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Пагани поидох Кашини, а в Кашини бых 5 дни. А ис Кашина поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А из Сава поидох к Султанью, а из Султания придох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбегъ. В орде же бых 10 дни, ано пути нет никуды. А на турскаго107 послал рати двора своего 40 тысяч. Ини Севасть взяли, а Тохат взяли да пожгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на караманского108 воюючи.

И яз из орды пошол ко Арцыцану, а из Орцыцана пошол семи в Трепизон.

В Трепизон же приидох на Покров святыя богородица и приснодевы Мариа, и бых же въ Трапизоне 5 дни. И на корабль приидох и сговорил о налоне - дати золотой от своеа главы до Кафы; а золотой есми взял на харчь, а дати в Кафе.

А в Трапизоне ми же шубаш да паша109 много зла учиниша.Хлам мой весь к себе възнесли в город на гору, да обыскали все - что мелочь добренкая, ини выграбили все. А обыскивают грамот, что есми пришол из орды Асанбега.

Божиею милостию приидох до третьяго моря Черного, а парсийскимъ языкомъ дория Стимбольскаа. Идох же по морю ветром 10 дни, доидох до Вонады, и ту нас сретили великый ветръ полунощный, възврати нас къ Трапизону, и стояли есмя в Платане 15 дний, ветру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды, и ветръ нас стречает злый, не дасть нам по морю ходити. Олло акь, олло худо перводигерь! Развие бо того иного бога не знаю.

И море же проидохъ,да занесе насъ сыс къ Баликаее, а оттудова к Токорзову, и ту стояли есмя 5 дни. Божиею милостию приидох в Кафу за 9 дни до Филипова заговениа. Олло перводигер!

Милостию божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рух оало, ааликъ солом. Олло акьберь. Аилягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагим. Хуво могу лези, ляляса ильлягу яалимуль гяпби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ляиляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу.

Примечания:

Хождение за три моря тверского купца XV в. Афанасия Никитина - бесспорно, один из наиболее замечательных памятников древнерусской литературы. Важнейшей особенностью этого памятника следует считать его совершенно неофициальный характер - это записки русского человека, попавшего на чужбину, не имевшие определенного адресата.

Мы ничего не знаем об Афанасии Никитине, кроме сведений, содержащихся в "Хождении", и заметки, предшествующей ему в летописной редакции. Как может быть установлено по этим источникам, путешествие Никитина происходило в 1468-1475 гг., незадолго до присоединения Твери к Московскому государству; умер он около 1475 г., не дойдя до Смоленска. Нет оснований считать Афанасия Никитина особенно предприимчивым купцом, сознательно стремившимся в Индию; не был он и дипломатом. Товары, с которыми он отправился в путь, предназначались, очевидно, для продажи на Кавказе. В Индию он пошел "от многия беды", после того как был ограблен в низовьях Волги. Единственным товаром, который он доставил в Индию, был купленный по дороге и проданный с большим трудом конь.

Путевые записки Никитина были, в сущности, дневником, только без разбивки на даты. Он предполагал, конечно, что его дневник прочтут на родине (именно поэтому он записывал наиболее сомнительные с официальной точки зрения разделы по-тюркски и персидскн), но не приспосабливал его к этикетным нормам, характерным для церковной и официальной светской литературы того времени. Своей непосредственностью и конкретностью "Хождение" напоминало рассказ Иннокентия о последних днях жизни Пафнутяя Боровского. Личностный характер рассказа Никитина, способность его автора раскрыть читателю свой внутренний мир - этими чертами "Хождение" перекликается с величайшим памятником древнерусской литературы, созданным два века спустя, - "Житием" протопопа Аввакума.

"Хождение за три моря" дошло до нас в трех изводах, или редакциях. Один из них содержится в составе Софийской второй и Львовской летописей, восходящих к своду 1518 г., отражавшему, в свою очередь, более ранний летописный свод 80-х гг. XV в.; второй входит в сборник конца XV - начала XVI в. из Музейного собрания ГБЛ (принадлежавший ранее Троицкому монастырю и именуемый поэтому обычно Троицким); третья редакция, входящая в состав поздней летопнсно-хронографнческой компиляции, относится уже к XVII в. Отрывки из "Хождения" читаются также в сборнике конца XV в.- ГБЛ, ф. 178, № 3271 (л. 35 об.).

В настоящем издании мы публикуем текст "Хождения за три моря" по Эттерову списку Львовской летописи (ГПБ, F. IV. 144, лл. 442 об. - 458 об.) с исправлением по Архивскому списку Софийской второй летописи (ЦГАДА, ф. 181, № 371/821, лл. 193-220 об.) и Троицкому списку (ГБЛ, ф. 178, № 8665, лл. 369-392 об.).

Два больших пропуска в летописном изводе ("...всех в Дербенте доброволно... Гурмызъ есть на острове, а ежедень..." - с. 448, "Приидох же в Бедерь... а виденье обезьянино" - с. 456) восполнены по Троицкому списку (вставки эти, в отличие от более мелких, не отмечены в тексте курсивом).