Жизнь смерть и смысл жизни человека. Смерть придает смысл жизни

Жизнь, смерть и смысл жизни человека являются философскими проблемами, потому что никто не может дать объяснения этим словам и явлениям. Никто не может доказать что такое жизнь или смерть и для чего они существуют. Смерть - страшное и в то же время притягивающее слово, в ней так много загадки, которых нам не разгадать никогда. О ней можно думать всю жизнь, пытаясь ее понять и разгадать. А разгадать ее можно только при встрече с ней, а встретив смерть, мы теряем жизнь, поэтому о смерти до сих пор ничего не известно. Сколько жизней забирает смерть каждый час, или каждый день, месяц, год. В каких обличиях к нам приходит смерть? Смерть приходит к нам в виде старости, или в виде климатических явлений, в виде несчастных случаев, или в виде ножа в спину или в сердце. Смерть бывает разной, и в каком виде мы ее заслуживаем, определяет наша жизнь, как мы ее прожили, достойно или же низко.

1 261668

Фотогалерея: Жизнь, смерть и смысл жизни человека

Существо, с косой и в черном плаще с глубоким капюшоном, закрывающее лицо, приходящий за нашей душой. Кто он и чей посланник? Или это независимая инстанция, как суд, он определяет, куда отправить душу, в рай или в ад. Он является чистильщиком Земли, который делает выговоры человеку за его заслуги или за его ошибки. Он забирает души падших и возвышенных. Как нужно жить, чтобы смерть не забирала нас слишком рано?

С точки зрения медицины нужно вести здоровый образ жизни, заниматься спортом, и правильно питаться. А застрахованы ли мы от наследственных болезней, которые могут лишить нас жизни? С точки зрения религии, даруй жизнь другим, и жизнь будет дарована тебе, помоги ближнему, и Бог поможет тебе. Или же зачем бегать от смерти? Вдруг на той стороне реки, которая делит жизнь и смерть, подобия нас бегают от жизни, боясь, лишится смерти. Эти два неразделимых значения, не было бы смерти, не было бы жизни. Они взаимосвязаны.

А вдруг смерть это жизнь, только иная, так же как жизнь это смерть? А что если смерть в виде жизни на много проще и легче, чем наша жизнь. А мы цепляемся за наши жизни, как за последнюю каплю воды и стараемся хотя бы на час, но протянуть нашу жизнь и лишь бы не видеться со смертью. А что если наши грешные души просто наказаны и несут свое наказание в виде жизни, как зек в колонии строго режима. Ведь жизнь порой как наказание, в виде жизненных проблем. А что если наш мир и является адом, куда отправляются наказанные души.

Смерть это начало новой жизни, другой, которая предначертана нам, или которой мы лишились. Не зря появилась фраза «жизнь после смерти». А что если смерть - это дверь в новую жизнь. Мы боимся смерти, и страх нам свойственен, потому что мы всегда боимся неизвестного. Мы должны пережить смерть, что бы обрести вечную жизнь. Мы боимся смерти, потому что мы считаем, что настоящие мы это наше физическое обличие. Мы считаем, что умирая, мы теряем нашу индивидуальность и личность. Мы боимся потерять то, что копили всю жизнь непосильным трудом, мы боимся потерять наши материальные блага.

А тело это всего лишь пристанище для высшей материи, что называется душа. Тело со временем изнашивается, как туфли, стареет под воздействием времени и окружающей среды, а душа всегда остается такой, какая она есть, она несет свое наказание, возвращаясь на землю, вселяясь в новое тело, и так тысячу лет, из тела в тело, отбывает срок до ее окончания. А преждевременная смерть только усиливает наказание, увеличивая срок наказания, так же как увеличивают срок отбывания в колонии за побег из тюрьмы. А душа отбывшая свое наказание, больше не возвращается на Землю, вселяясь в тело. Она обретает полный покой.

Тысячелетиями люди пытаются разгадать смысл жизни и смерти, но все же никто не может дать толкований этим словам и явлениям. Есть много версий о смерти с точки зрения религии и науки, но ведь ничего не доказано.

А в чем состоит смысл жизни? Каждый человек, который способен мыслить не раз задумывался о смысле того, для чего он родился и живет. Мы все являемся частью высшего кругооборота, мы рождаемся, живем, умираем. Жить всегда намного сложнее, чем умирать говорят многие. А откуда известно, что умереть просто. Ведь это может сказать только умерший, а мертвые не говорят.

О жизни и смерти говорят веками, и столько же будут говорить, потому что это нечто высшее и недосягаемое для человека. О жизни и смерти говорят все, от самых известных до самых незнающих. Но кто бы и сколько бы ни говорил о жизни и смерти, все это останется всего лишь разговорами, и эти явления так и останутся самыми величайшими загадками вселенной.

Почему перед человеком встают вопросы о жизни и смерти, о том, что есть человек и зачем он в этом мире?

Появляемся мы здесь случайно, не по своей воле, нас могло бы и не быть, мы "заброшены" (М. Хайдеггер) в этот мир и обнаруживаем себя в потоке существования уже после того, как этот факт состоялся. Но, родившись, мы "обречены" на появление сознания, на то, что мир начнет пробуждаться, возникать, строиться в моем сознании. И тогда встает перед каждым вопрос: зачем я живу?

• 1. Можно видеть смысл жизни в том, чтобы жить: есть, пить, спать, работать, растить детей, радоваться всему, что приносит удовольствие и стремиться избегать неприятности. Такое бесхитростное отношение к жизни оправдано, ведь жизнь – ценность сама по себе, какой бы она ни была. Однако при этом смысл жизни дробится на множество мелких смыслов, заключенных в достижении частных, текущих целей. Бесконечная череда будничных дел и забот, безостановочная погоня за удовольствиями лишают личность свободы, навязывают ей стандартное существование, собственное подлинное Я подавляется и заменяется маской. В результате тот, кто полностью поглощен повседневной суетой жизни, утрачивает индивидуальное своеобразие своей личности, превращаясь в некое безличное существо – "маленького человечка".
• 2. Не удовлетворяясь подобным размыванием смысла, человек стремится обрести его в каких-то высших целях своего бытия. В этом случае жизнь перестает быть самоценностью – она подчиняется движению к намеченной цели. А цели могут быть различны: творчество (научное, художественное, техническое и т.п.), борьба за преобразование общества, власть, карьера, богатство, счастье другого человека, воспитание детей и др. Ради своей цели личность может даже пожертвовать жизнью, так как для нее лучше не жить вовсе, чем жить без смысла. Смысл жизни оказывается для нее тем стержнем, на котором держится ее Я и без которого она не может существовать. Итак, решение вопроса "Зачем Я живу?" в том, чтобы выбрать благородную цель и полностью посвятить свою жизнь ее достижению.

Но какой смысл имеет жизнь человека, если он знает, что он смертен? Смерть уравнивает всех: преследующие самые благородные цели умирают точно так же, как и те, кто жил бесцельно и бессмысленно. Так для чего же стремиться к чему-то, добиваться чего-то в жизни, если в конце концов итог для всех одинаков: небытие? "Люди суетливы, соперничают ради пустой мимолетной славы и рассчитывают на ненужные почести после смерти, – писал Ян Чжу, – в смерти существует тождество смрада и разложения, исчезновения, уничтожения."

Л. Толстой в своей "Исповеди" с ужасом признавался в том, что самые лучшие человеческие побуждения казались ему тщетными и глупыми перед лицом смерти. Даже любовь к семье, к детям была отравлена мыслью, что смерть ждет их так же, как и его самого. Человек приносит себя в жертву детям, они, повзрослев, жертвуют собой ради своих детей и т.д. Размышляя о том, как могут люди жить, чувствуя себя приговоренными к неминуемой смерти, Л. Толстой отмечал 4 выхода из этого положения:

• 1) выход неведения – не знать, не понимать того, что жизнь – бессмысленна;
• 2) выход эпикурейства – зная безнадежность жизни, пользоваться всеми благами;
• 3) выход силы – поняв, что жизнь бессмысленна, уничтожить ее;
• 4) выход слабости – понимая зло и бессмысленность жизни, продолжать тянуть ее, зная наперед, что ничего из нее выйти не может...

Нет людей, которые никогда не думали о смерти. Как бы к ней ни относиться, она – факт, отграничивающий бытие от небытия. Сила осознания факта смерти в том, что это – последний предел человека, проверка его жизненного пути. Поэтому размышления о смерти = размышления о жизни.

Жизнь и смерть – главная тема любой религии. Религия помогает преодолеть страх смерти, обещая загробное бессмертие, но для этого надо заслужить божьего снисхождения, то есть смысл жизни предопределяется Богом. Удерживая верующих от греха и наставляя их на путь праведный, связывая смысл жизни со стремлением к добру и борьбой против зла (козней дьявола), религия на протяжении столетий играет важную роль в нравственном воспитании людей. Но она выносит высший смысл жизни за ее рамки: жизнь оказывается лишь средством для достижения потусторонней цели лишь временным этапом на пути к царству небесному. Страх смерти сменяется страхом Божьей кары за грехи.

Материалистическая философия не страшится признать трагизм, она не утешает никакими надеждами на спасение души в потустороннем мире. Уход человека из жизни – ничем не восполнимая утрата: неповторимая, уникальная личность перестает существовать навсегда. Понимание собственной смерти как безвозвратного исчезновения из жизни плохо укладывается у нас в голове, мысль о ней всегда остается недодуманной. Предчувствие смерти мучительно, сопровождающие его переживания разрушают безмятежную радость бытия. Нельзя устранить трагизм смерти, смириться с нею. Но можно и нужно относиться к смерти не как к нависшей над нами роковой угрозе, делающей всю нашу жизнь абсурдом и бессмыслицей, а как к непреложному, обязательному условию человеческого существования, условию, которое надо учитывать, чтобы жить разумно и осмысленно.

Каждый культурный человек должен обладать определенным отношением к смерти, он обязан отчетливо представлять себе жизнь как отрезок пути, имеющий начало и конец. Тогда его размышления будут направлены на то, как достойно пройти этот путь между рождением и смертью. Понимание того, что смерть неизбежна, служит напоминанием, что встретить ее нужно с полным душевным спокойствием.

Одна из наук о человеке – БИОЭТИКА – рассматривает философскую проблему ЭВТАНАЗИИ (легкой смерти): дать ли человеку, когда его лечение бессмысленно и безнадежно, право распорядиться жизнью по своему усмотрению и, если нужно, помочь ему в этом.

С развитием реаниматологии возникло новое представление о смерти: если можно восстановить искусственно жизнеспособность человека, то остановка сердца и дыхания не является, как прежде, диагнозом смерти. Теоретически смертью считают необратимые изменения в мозге, хотя для буддизма и конфуцианства такая концепция смерти неприемлема – на Востоке запрещают трансплантировать органы при бьющемся сердце и мертвом мозге.

Хотя жизнь и смерть отрицают друг друга, но не абсолютно, ибо смерть содержится в самой жизни, является необходимым и закономерным результатом жизнедеятельности организма. Бытие человека сочетает в себе радость и страдание – таков закон мира, в котором мы живем. Переживания, связанные со смертью, – столь же необходимый элемент нашей жизни, как и многое другое. При всей своей горечи такие переживания не должны доводить нас до отрицания ценностей жизни, напротив, они заставляют дорожить каждым мгновением быстротекущей жизни (что не нужно бессмертным). А сознание того, что смерть – одинаковый удел всех людей, независимо от их отношения к жизни, не обессмысливает человеческое существование, а лишь подчеркивает общность наших конечных судеб, сближает и объединяет всех нас, способствует взаимопониманию, развитию чувств сострадания, сочувствия, солидарности.

В предельном случае человек как бы поднимается над трагизмом конца, рассматривая себя как звено в бесчисленном ряду поколений и в вечном круговороте природы. А. Эйнштейн на вопрос "Боится ли он смерти?" ответил: "Нет, я так слился со всем живым, что мне безразлично, где в этом потоке начинается или кончается чье-либо конкретное существование".

С точки зрения материализма никакого данного свыше смысла человеческая жизнь не имеет. Смысл жизни надо искать не вне ее, а в ней самой, и притом искать самостоятельно, не перекладывая на других: священника, философа, писателя. Интеллигентность человека проявляется и в том, что он вступает в диалог и пытается выработать свое собственное понимание смысла.

Жизнь человека – часть общей жизни: семьи, коллектива, народа, человечества. Эта общая жизнь – дар, которым люди владеют совместно. И в то же время каждый человек несет личную ответственность за сохранение и улучшение общей жизни. Именно благодаря заботам людей друг о друге общая жизнь человеческого рода не прекращается, хотя смерть постигает каждого. Индивидуальная жизнь получает смысл как часть общей, совместной жизни людей, когда личное счастье становится счастьем не только одного.

Человек, живущий для себя, теряет смысл жизни, отрывая свою жизнь от общей жизни, для него смерть – жестокий и бессмысленный конец всего, так как все – это только он сам. Но если то, чем живет и что делает человек, служит еще и благополучию других, то смерть не может уничтожить смысл его жизни, ведь смысл воплощается в его делах, в памяти людей. Умирая физически, человек остается жить в культуре. Для личности жизнь в культуре столь же реальна, сколь реальна для тела жизнь в природе. Человек бессмертен, пока жива культура, и сохранить культуру может только человек.

Высшего смысла ищет человек, ищет душа, бесконечная и безграничная душа человеческая. "Не иди вовне, иди вовнутрь, внутри человека обитает истина, и где ты найдешь себя ограниченным, там – внутри себя – выйди за пределы самого себя," – писал Августин Блаженный.

Совсем небольшой (по историческим меркам) отрезок между рождением и смертью предстоит пройти нам по земле. Но если человек ощущает в своей душе свое бессмертие и единение с бесконечной вселенной, с безграничным миром сущего – этот отрезок волшебно расширяется, раздвигается в безмерность. И тогда человек начинает понимать, что все подлинное, настоящее в его жизни, все, согласное с высшими законами нравственности, не подвластно быстротекущему времени.

Два взгляда на жизнь и смерть человека

С.С. Воронков
Трактат о Жизни и Смерти
Грааль 1998

Есть вопросы, от которых никуда не уйти, «роковые», «проклятые» вопросы о смысле жизни, бренности нашего существования, неотвратимости смерти. Вопросы о том, что есть жизнь для каждого из нас, ныне живущих, чем она была для наших предшественников, чем станет для будущего поколения, что будет там, за «последним барьером»…
Именно таким, неразрешимым вопросам посвящена монография С.С. Воронкова, физика и философа, человека, не побоявшегося бросить вызов религиозным догматикам и обскурантистам.
И сразу возникает вопрос: а стоит ли вообще поднимать эту тему? Уж очень она щекотливая, не для всех. Стоит ли вторгаться в область, о которой мы только можем строить догадки? По мнению автора, стоит. Ведь проблема смерти - самая фундаментальная (казалось бы) для каждого из нас в отдельности и для человечества в целом. Автор сразу оговаривается, что использует понятия «жизнь» и «смерть» в «специфически человеческом (экзистенциональном?), личностном смысле». Жизнь человека, это, по мнению автора, - жизнь его сознания, которое, в свою очередь, является результатом деятельности коры больших полушарий головного мозга. Т.е., есть сознание (и самосознание, термин автора – В.П.), есть жизнь; нет его и человек, можно сказать, мертв, он перестает быть человеком (сознавать себя), превращается в овощ. Сознание и самосознание - своеобразная, человеческая рефлексия материи, которую мозг перекодирует в человеческие понятия, с помощью которых он создает свой образ мира. В общем, все в духе марксистко-ленинского учения (а может, кантианского?). А что? Может быть, все так и есть?
Можно ли говорить, что человек вполне осознает свою собственную смерть? И да, и нет: все зависит от типа человека, от его жизненной установки. На примере других смертей он видит, что и его ждет неминуемый «уход из жизни» (но куда?), но … он с этим не может смириться. И начинает «изобретать» варианты обхода («нормальные герои всегда идут в обход»). Все умирают, а мне, может, повезет и…. А вот, говорят еще, есть загробная жизнь, это уже лучше, может быть, там не так и плохо будет. А еще есть «переселение душ», и я снова вернусь в этот мир, который так не хочется покидать. Все это, утверждает автор, не более чем иллюзии, порожденные «низкой культурой мышления», недостатками воспитания, образования. Таким людям необходимо «больше читать классиков художественной литературы, особенно русской», слушать серьезную, классическую музыку, интересоваться историей духовной культуры, исканиями великих умов в этой области. И тогда человек поймет, что … не стоит понапрасну тешить себя мыслями о возможности продолжения своей жизни, что все это - измышления и самообман. И ему станет легче?
Автор считает (может быть, вполне оправданно), что «к повороту (в сторону самообмана) в мировоззрении некоторых высокообразованных и в высшей степени интеллигентных людей толкает не что иное, как боязнь сделать вывод о бессмысленности (каждой отдельно взятой) жизни и страх перед бесследным уничтожением всякого индивидуального сознания» (с.21). Вот они, его главные, ключевые слова: «бессмысленность жизни» и «страх перед её полным уничтожением»! Ну, что тут скажешь. Сие есть тайна великая, перед которой склоняли голову многие великие умы человечества. А вот и главная концепция автора: «В мире нет ничего, кроме движущейся и вечно меняющейся материи. Вселенная как целое мертва. В ней нет сознания, мышления, процессы в ней происходят в соответствии с законами движения материи, которые принадлежат самой материи, а отнюдь не внесены в нее неким разумным существом. Это, по сути дела, - «слепые» законы, законы движения неживой и не осознающей себя материи» (с. 24). Какая самонадеянность!
Дальше - больше. Душевная, интеллектуальная жизнь человека зависит от состояния его головного мозга. «Физиология высшей нервной деятельности установила, что в период бодрствования в головном мозге и в его коре накапливаются продукты жизнедеятельности, часто просто вредные вещества, а кровь, циркулирующая по сосудам мозга, не успевает выводить такие вещества и освобождать от них мозг. Для этого нужен полный отдых (сон), который освобождает мозг от шлаков и подготавливает его к новому бодрствованию» (с. 24). Т.е. человек - машина, некий сложный компьютер, который время от времени «перегревается» и должен быть переключен на «спящий режим». Он, так же как и компьютер, время от времени ломается (здесь и алкоголь, и наркотики, травмы головы, или естественный износ организма в старости), и, в конце концов, вырабатывает свой «ресурс», в результате чего сознание ослабевает и полностью выключается в момент смерти.
А что же душа? Как быть с ней? Автор сетует, что даже специалисты в области психологии, « как это не покажется странным и невероятным», поддерживают идею о наличии у человека некоего особого духовного существа, которое, будто бы, не подчиняется общему для любых материальных образований закону изменения и превращения энергии, т.е. не подлежит уничтожению. Согласно верованиям индуизма, душа умершего переселяется в тело вновь родившегося человека или, что гораздо хуже, в тело какого-нибудь животного, например, свиньи, осла, тигра и т.п. При этом смерть и «перевоплощение» души сопряжены с полным (или частичным) забвением того, что было в прежней жизни. (Это, все же, по-моему, лучше, чем безапелляционное утверждение о полном уничтожении всего того, что я считаю «своей» личностью). Автор решительно отметает саму идею метемпсихоза, которая, по его мнению, просто «отвечает на какие-то глубинные, часто неосознаваемые, вопросы и желания многих людей». Ну, какие тут «глубинные» вопросы! Просто страх смерти и попытки «уйти от ответственности», «переложить ответственность на чужие плечи».
В основе иллюзии о возможности продолжения жизни (в смысле бытия сознания) после физической смерти лежит, по мнению автора, «древнее, многократно отвергавшееся и, тем не менее, продолжающее существовать в среде необразованных или просто далеких от науки и философии (!) людей представление о двойственности мира» (с. 30). Но с точки зрения последовательного материализма, (которой придерживается автор), «мир есть движущаяся материя. И кроме материи в мире ничего нет (как же это примитивно, … но факт?), нет никакой особой духовной субстанции, а духовная жизнь, мышление, познание, суть проявления сложных процессов в … головном мозге». Прелесть философского монизма - в его простоте и логической ясности. «Монизм обладает перед дуализмом несомненными и значительными преимуществами; дуализм же представляется как слабая, непоследовательная, внутренне противоречивая философия» (с.31). В сущности, разница между материализмом и идеализмом заключается в том, что материалист говорит только о том, что знает, а идеалист добавляет, что есть нечто, о чем он ничего не знает, называя это духовной, идеальной стороной бытия.
Автор - убежденный пессимист, сторонник пессимистического материализма (это еще не «клиника», но уже где-то рядом). Пессимистическое мировоззрение, по его мнению, дает человеку «верное и точное знание о его месте в мире». Истоки пессимизма лежат в древней религиозной философии. Здесь и греки античности и великий Шакья-Муни (Будда), создавший нравственное учение, высший идеал которого состоит «в подавлении всякого жизненного ощущения, в смерти заживо, в уничтожении всякой мысли и чувства», и представители позднего римского стоицизма Луций Анней Сенека (50-60 гг. н.э.) и Марк Аврелий Антонин (12-180 гг. н.э.), и деятели эпохи Возрождения Мишель Монтень (1553-1592 гг.) и Блез Паскаль (1623-1662 гг.).
Наиболее ярким выразителем пессимистической философии является, безусловно, выдающийся немецкий философ XIX века Артур Шопенгауэр. Он, конечно, идеалист, с сожалением отмечает автор, ибо в основе его учения лежит идеалистическое понятие «воли к жизни». Как утверждает Шопенгауэр, «воля к жизни» есть некая духовная сущность, недоступная познанию, которая составляет «сердцевину», внутреннее качество любого живущего существа. (Удивительно, как прозорлив был наш Александр Сергеевич, написав свои бессмертные строки: «На свете счастья нет, а есть покой и воля…»). Действительно, есть у всего живого неистребимое стремление жить, тянуться к свету, влиться во всеобщий поток жизни. И, по-моему, никакая это не «духовная сущность», а естественный, биологический код, заложенный в нас самой жизнью. «Стремление (к жизни) не имеет ни какой-либо конечной цели, ни смысла (а продолжение рода?), ни оправдания; это - непрестанное и бессознательное изменение. И вот, это непрекращающееся, бесцельное стремление и составляет основу всех наших страданий». Оказывается, воля к жизни - бич человечества! Она несет с собой неисчислимые страдания и вот, чтобы избавиться от них, нужно, по глубокому убеждению Шопенгауэра, избавиться от всяких устремлений, желаний, страстей, отречься от них, иначе говоря, совершить сознательное отречение от воли к жизни (с. 55). Здесь уже проглядывается Маркс, ведь это борьба, но борьба не за, а против жизни. Отсюда можно перекинуть мостик назад в историю, к катарам, богомилам, и, еще дальше, к гностикам. Но, ведь, это - просто какое-то извращение человеческой природы!
Многие из нас полагают, что жизнь не стоит и ломаного гроша, но … они ни за что не захотят с ней распроститься! Так что же держит нас на этой грешной земле, что заставляет умирающего хвататься за любую соломинку, дабы продлить свои дни страданий и мук? Разве не проще «умереть, уснуть, - не более, - и знать, что этим сном покончишь с сердечной мукою и тысячью терзаний, которым плоть обречена, о, вот исход многожеланный…». Так думает принц Гамлет, но … он боится! Вот как он продолжает свой знаменитый монолог: «Кто б нес такое бремя, стеная, весь в поту под тяготою жизни, когда бы страх чего-то после смерти, в неведомой стране, откуда ни единый не возвращался путник, воли не смущал, внушая нам скорей испытанные беды сносить, чем к неизведанным бежать». Именно страх смерти, полного и абсолютного уничтожения нашей мерзкой, но такой любимой нами плоти (да и духа, тоже), её превращение в полное и бессмысленное Ничто, и мирит нас со всеми бедами и превратностями нашего существования в этом мире. «Страх смерти в его развитой форме основан на понимании неизбежности уничтожения человека как биологического существа и вместе с тем исчезновения его сознания и самосознания, всего его внутреннего мира». Все это прекрасно понимают, но все, ведь, люди разные! Одни отмахнутся от неприятных мыслей, как от назойливой мухи, другие впадут в депрессию, примирятся с «судьбой», третьи пустятся во все тяжкие, в своем стремлении «урвать» как можно больше за то время, которое им отпущено. Все зависит от человека, от его склада ума, от темперамента. Большинство же, вообще, о смерти не думают. «Такие люди называют себя оптимистами, Они, как будто, не понимают, что со смертью, что для каждого сознательного существа со смертью навсегда заканчивается и его личная жизнь, и жизнь общественная (для него), и существование всего мира. И больше никогда, никогда ничего не будет, и это относится ко всем без исключения людям, в том числе оптимистического мировоззрения (с. 80). Древнегреческий философ Эпикур говорит: Ужасающее из зол - смерть - ничто для нас. Пока мы живы - смерти нет. Когда же она появится - нас уже нет… Мудрец … не бежит от жизни и не боится нежизни». На что автор вполне справедливо возражает, считая, что «люди боятся не самого мгновения смерти, а своего полного и бесповоротного исчезновения с лица Земли». Полемизирует автор и с другим представителем античности, римским философом Сенекой, который утверждает, что «смерть, которой мы так боимся, только видоизменяет жизнь, а не отнимает её». Не верит он, что «наступит день, когда мы снова выйдем на свет, и как знать, может быть, многие не захотели бы этого. Если бы не забыли о прежней жизни». «Удивительно, восклицает автор, что Сенека - человек с острым проницательным умом - мог тешить себя такого рода иллюзиями и оказался приверженцем грубого суеверия. Нелепость веры в перевоплощения душ становится очевидной, как только мы увидим вздувшийся, начавший разлагаться труп; неужели всерьез можно думать о возможности возобновления жизни и сознания того человека, жалкие останки которого мы сейчас видим?» (с.84)
Шопенгауэр, со своей стороны, предлагает свой рецепт примирения с неизбежностью смерти. Он считает, что человека надо довести до такого состояния, когда он будет желать смерти, в которой он видит избавителя от своих нравственных и физических мучений. Ну что ж, решение вопроса в духе Третьего Рейха: загнать всех «неарийцев» в концлагеря, где их «воля к жизни» будет сломлена и смерть покажется освобождением! Это - один путь, но, по мнению Шопенгауэра, он трудный. А более приятный путь освобождения от страха смерти, это - «естественная смерть». У постепенно ослабевающего человека с угасающим интеллектом мысль о смерти любо не появляется вовсе, либо если и появляется, то не вызывает сильных, мучительных переживаний. Шопенгауэру вторит наш выдающийся ученый И.И. Мечников, который предлагает добиваться продления жизни до такого момента, когда человек почувствует «пресыщение ею». Однако, автор показывает иллюзорность таких представлений. «Надежда на преодоление страха смерти иллюзорна, если под ним понимать отказ от боязни смерти… Единственное, на что можно рассчитывать, это замена ужаса смерти на чувство горечи из-за осознания безнадежности положения при приближении конца, на своеобразное смирение и даже примирение с мыслью о не столь уж далеком уничтожением личности» (с.93). Ну как не вспомнить здесь бессмертную фразу Николая Островского в его книге «Как закалялась сталь»: «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»… А разве не все равно, как прожил жизнь, если конец неминуем?
Далее автор обращается к понятию времени и его значения в жизни человека. По мнению автора, это понятие «не является непосредственным отображением реальности. Оно выработано людьми для того, чтобы выразить факт всеобщей изменчивости всего существующего». А главное в контексте книги, это то, что «время носит необратимый характер», и смерть есть неизбежный результат необратимости течения времени (с. 100). Что из этого следует? А только то, что человек проживает определенный отрезок времени, которому предшествовало небытие и который заканчивается (для него!) небытием. «Небытие есть то, о чем и сказать-то ничего нельзя, кроме того, это просто ничто... Сознательное бытие разделяет небытие на для небытия, оба одинаково бесконечные и одинаково бесформенные, однако выступающие для мыслящего субъекта как абсолютное ничто. И, тем не менее, они оцениваются этим субъектом не просто по-разному, а как совершенно противоположные одно другому (с. 107)».
Конечно, есть такая вещь, как память. Память значительно расширяет наш кругозор, позволяет нам создавать т.н. виртуальное пространство, вплетая факты прошлого и наши ментальные конструкты в ткань настоящего. Но что такое память? Это, ведь, продукт нашего сознания, которое в свою очередь, есть «особая, внутренняя сторона физиологических процессов в коре больших полушарий головного мозга, и, стало быть, может в любой момент оборваться, а вместе с ним исчезнут и память и всё, что им регистрируется и/или создается.
«Что было до рождения каждого из нас, а после рождения - до возникновения сознания (для развитого сознания и самосознания)? Ничего не было, и быть не могло. А что будет после смерти каждого человека для него же, для его сознания? Да тоже ничего! Но это совсем другое ничто. Это то ничто, о котором мы думаем с замиранием сердца, уже вкусив кое-что от жизни, каково бы ни было её содержание. Поэтому, наше отношение к тому, что каждый из нас вышел из ничто, и к тому, что каждый снова обратится в ничто, не может быть одинаковым; напротив, это отношение в обоих случаях совершенно противоположно...
Человек страшится не ничто, а полного, абсолютного уничтожения жизни, которая, несмотря ни на что, есть для каждого из нас величайшее, ни с чем несравнимое благо» (с. 111). «Для меня», откровенно признается автор, «главное (а точнее, единственное) - это то время, в котором я живу. Важно то, что я именно сейчас живу, мыслю, переживаю, а то, что меня не было тысячу или две тысячи лет тому назад, что все, что тогда было, для меня - абсолютное ничто, … то это меня совсем не волнует… И совсем другое - это приходящее постепенно понимание того, что впереди меня ждет новое ничто, к которому ни я, ни кто-либо другой, хоть изредка думающий о смерти, не может относиться так же, как к тому ничто, из которого мое Я (как и все другие «Я») неизвестно зачем появилось и к которому мы все относимся без всякого страха. Понимание того, что я, существующий сейчас и ощущающий наполненность своей жизни разнообразным многосторонним содержанием, по истечении нескольких лет, или десятков лет, умру, исчезну, и все то, что наполняет мою жизнь, делает её интересной и увлекательной, а иногда трудной и мучительной, тоже исчезнет и никогда больше не возвратится и вообще никогда, никогда ничего больше не будет - просто невыносимо... Это действительно страшно для всякого сознательного и сознающего себя существа, это на самом деле чудовищно и может вызывать ни с чем не сравнимый ужас… Жить, узнать «вкус» жизни, какой бы она ни была, привыкнуть к ней, к постоянной смене событий и впечатлений, а потом узнать, что через некоторое число лет все это исчезнет вместе со всем миром и исчезнет навсегда. Да, «есть от чего прийти в восторг!..» (с. 111).
Не знаю. Что-то мне не верится, что люди до конца осознают трагизм своего положения. Да и нужно ли это? Может в человеке, в его необъятном геноме, есть какая-нибудь спасительная молекула, которая ставит барьер между его существованием и пониманием его обреченности.
А ведь автор во многом прав! Мир, в целом, изменяется, развивается (?) сам по себе, по собственным (внутренним) законам, и наше появление в нем не имеет никакого значения для Вселенной. Оно случайно и не имеет никакого смысла для жизни на Земле. Поэтому смешно говорить о смысле любой отдельной человеческой жизни, т.к. смерть лишает её всякого смысла. Ну, какой смысл имеет та или иная жизнь (хоть последнего бедняка, хоть Гитлера или Сталина), если все заканчивается одним и тем же. Да живи ты хоть тысячу лет, а все равно, рано или поздно развалишься в прах и исчезнешь с лица Земли. Поневоле вспоминаются изречения пророка Экклезиаста, неоднократно упоминавшегося в книге автором: «Всё в мире, - говорит Экклезиаст, - и глупость и мудрость, и богатство, и нищета, и веселье, и горе - все суета сует и томление духа!... Человек умрет, и ничего не останется, и это глупо».
Многие философы и все религиозные мыслители … дают на вопрос о цели и смысле человеческой жизни положительные ответы, основанные на определенных иллюзиях (опять эти «иллюзии»!), предрассудках и мифологических представлениях. Другие же, учитывая достижения естественных наук, в первую очередь медицины, дают на те же вопросы отрицательные (или по крайней мере половинчатые) ответы. Ярчайшее описание трагических переживаний и размышлений, вызванных осознанием того, что на вопрос о смысле жизни может быть дан только отрицательный ответ, оставил Л.Н.Толстой в своей «Исповеди»:
«Что такое я и весь мир? - все и ничто, ничто и все…. Ты - то, что ты называешь твоей жизнью, ты - временное, случайное сцепление частиц. Взаимное воздействие, изменение этих частиц производит в тебе то, что ты называешь жизнью. Сцепление это продержится некоторое время, потом взаимодействие прекратится - и прекратится то, что ты называешь жизнью, прекратятся и все твои вопросы…. Развитие, совершенствование в бесконечном пространстве и времени не имеет ни цели, ни направления». И еще: «Истина была та, что жизнь есть бессмыслица. Я как будто жил, жил, шел, шел, и пришел к пропасти. Я ясно увидел, что впереди ничего нет, кроме погибели».
Многим, наверное, может показаться неоправданной, чрезмерно резкой и даже обидной (чуть ли не оскорбительной) характеристика жизни, как «сплошной бессмыслицы» (особенно из уст великого Льва Николаевича), но именно так характеризуют жизнь философы-пессимисты (к которым сам себя относит и наш автор).
Итак, что же мы имеем в «сухом остатке»?
«Исходя из всего сказанного, мы неизбежно приходим к крайнему, может быть, чрезмерно резкому и беспощадному выводу, что не только жизнь в целом не имеет смысла, но нет вообще никакого смысла (в абстрактно-общем значении этого слова) ни в одном движении нашего тела, нашей мысли, что все развитие, прогресс, совершенствование и самосовершенствование - и общественное и индивидуальное - оказывается чем-то эфемерным, призрачным: ничто из них не создает чего-либо, что не уничтожалось бы смертью; все они не избавляют нас от окончательного погружения в небытие» (с. 128).
Положение об абсолютной бессмысленности всякого бытия, в том числе и субъективного, - это первый принцип пессимистического мировоззрения. Т.е., материя изначально мертва, бытие бессмысленно, наше существование не имеет ни основания или оправдания, ни заранее заданной цели, ни смысла…
Есть ли что-нибудь в жизни, что оправдывает нашу жизнь? «Ничего! - восклицает автор (хочется добавить, в отчаянии!): жизнь есть бесцельный и лишенный смысла проблеск сознания в бездонном, безграничном океане Бытия» (с. 139).
На этом можно было бы и поставить точку, ибо что тут добавишь? «Оставь надежду всяк сюда входящий», это не о дантовском Аде, а о нашем с вами существовании. Да, видно прав был просветленный Будда, советуя порвать всякую связь с этим миром «иллюзий» (вот, и я туда же) и бесконечных перерождений, и устремиться недвижным взглядом в мир (да и мир ли?) безмятежного Ничто.
Но нам-то как быть? Ведь, невозможно жить с сознанием полной бессмысленности и бесцельности жизни. «Для того, чтобы жизнь имела смысл», (говорит автор, цитируя русского философа С.Л. Франка) необходимы два условия: существование Бога и наша собственная причастность Ему, достижимость для нас жития в Боге, или Божественной жизни». Вот мы и пришли к тому, с чего начинали: даже если Бога нет, его надо придумать, иначе всё валится в тартарары! Ну, что ж: будем жить, пребывая либо в блаженном неведении, либо в успокоительных «иллюзиях», а там будь что будет: смерть все спишет!
Заканчивая свой «трактат», Автор рисует поистине дантовскую картину человеческого бытия:
«Из мрака безбрежного небытия поднимается человеческий дух и, освещая слабым, колеблющимся, неровным светом случайно доставшееся ему «пространство» - его природное и социальное окружение, которое предстало перед ним без всякой причины и какого-либо смысла именно таким и вместе с тем единственно возможным и которое наполняет сознание человека, создавая тем самым его единственное в своем роде абсолютное бытие, - он быстро движется вперед без задержки и промедления, движется к тому, что неотвратимо ждет его, - к смерти, уничтожению, к погружению в абсолютное небытие, из которого он уже никогда не восстанет. С обеих сторон его существование заключено в бесконечный мрак, пустоту и безмолвие. Ни за что он не сможет вырваться из этой окаменевшей пустой оболочки бытия. А то, что наполняет и создает человеческое бытие - случайно, эфемерно, призрачно, внепричинно и вместе с тем фатально. И вне этого для человеческого сознания ничего нет. «Сначала» ничего не было, потом краткий сон, наполненный какими-то видениями. призраками, затем снова после ужасных мучений - мрак, пустота, ничто» (с. 204).
Но мы закончим наш обзор словами булгаковского героя: «Берлиоз - мертв, но мы-то живы!».

OSHO 100 миллионов читателей
Неведомое путешествие
За пределы последнего табу

«Весь» 2006

Нет, я, все-таки, не верю, что когда-нибудь (может быть, очень скоро!) меня не будет. Я знаю, что меня когда-нибудь не будет, а мир все так же будет существовать и люди будут рождаться, жить и умирать, но это … не укладывается в голове. Поэтому, я готов поверить любому шарлатану, дающему надежду на продолжение жизни.
Взять, хотя бы этого Ошо. Во-первых, кто он такой, чтобы говорить обо всем с таким апломбом! Как он проник в души стольких миллионов людей, отдавших ему свои деньги и волю (сто миллионов читателей)?
Кто он, этот Ошо? Очередной проповедник, манипулирующий мозгами доверчивых лохов? Или Предтеча, возвестивший миру, подобно Иоанну Крестителю, приход нового человека-киборга?
Эта книга, представляющая собой сборник его бесед с нами, - настоящий гимн смерти.
Жизнь и смерть неразделимы, но мы считаем, что важна только жизнь, и отбрасываем смерть, как нечто недостойное нашего внимания. Однако, человек, как и все живое, обречен на смерть уже самим своим рождением. Но, к сожалению, в отличие от животного мира он наделен, каким-никаким, но сознанием, что дает ему уникальную возможность «видеть себя со стороны». Он видит эту безжалостную цикличность существования всего живого, но упрямо не хочет признать себя частью её. Ошо же сразу «берет быка за рога, утверждая, что «если эта жизнь закончится смертью, тогда эта жизнь - только иллюзия». Т.е. смерть человека - не конец, а всего лишь переход его в другое состояние в бесконечном потоке жизни-смерти.
Ясно, что рано или поздно, но каждый из нас приходит к выводу, что он смертен. Но меняет ли это его жизнь, восприятие окружающего? Большинство из нас продолжает жить, как будто смерти вообще нет («умирают другие, но не я»), заполняя время заботами, увлечениями, борясь с недугами, и всячески отмахиваясь от мысли о неизбежном конце. Но смерть приходит, и хорошо, если это будет мгновенная смерть, когда у человека нет времени к ней подготовиться, а если это - неизлечимая болезнь, какой-нибудь там рак, или СПИД? Что тогда? Лечиться, бороться за жизнь, зная, что ты обречен? Здесь Ошо открывает свою «козырную» карту: смерть - не конец только в том случае, если к ней правильно подготовиться.
Первое, что нужно сделать, это - отбросить религиозные догмы! «Верование - только периферия центра, который называется сомнением: поскольку есть сомнение, вы создаете верование (с.20). Верование дешево, истина опасна, тяжела, трудна; человек должен за нее заплатить. Человек должен искать и исследовать, и нет гарантии, что она найдется, нет гарантии, что вообще есть какая-то истина. Её может вообще не существовать» (с. 25). (Блажен, кто верует, тепло ему на свете). Конечно, здесь есть немалая доля софистики, а проще говоря, словоблудия. Как человек может искать, оказавшись один на один с бесконечным, бесчеловечным космосом. Он ищет, но … ему нужно какое-то основание, рычаг, чтобы сдвинуть Землю со своей оси: либо наука, либо религия, а лучше и то, и другое. Но Ошо непоколебим. Он говорит: «Мне здесь нужны искатели, исследователи, а не верующие. Верующие - самые посредственные люди в мире, люди самого низкого в мире разума» (с. 26). Другими словами, не будьте баранами, не думайте, что заучив десяток молитв или сур, вы обретает вечную жизнь. «Ищите, и обрящете!».
Второе: смерть физическая - не настоящая, это - иллюзия (опять иллюзии!). Люди определяют смерть человека по его внешнему виду. Констатируя смерть, мы должны сказать: «Этого человека нет среди нас живущих». Т.е., мы не знаем точно, что с ним произошло. Знаем только, что механизм, поддерживающий в нас «жизненные функции», перестал работать, и тут же включился механизм разложения, механизм смерти. Но этот механизм действует и в живущем человеке. В нас постоянно что-то умирает и рождается.
Но главное, это - потеря сознания. Ошо утверждает, что потеря сознания - это средство, которое мы применяем против того, чего боимся. Например, если боль становится невыносимой, единственная альтернатива - это отключить ум. Человек «отключается», чтобы перестать осознавать боль. И тут Ошо выдвигает свой второй «тезис»: важно, чтобы смерть происходила в полном сознании и осознании процесса. «Смерть есть рассоединение тела и сознания. Называть это рассоединение смертью бессмысленно, - это просто ослабление, разрушение связи (чего?). Это не более, чем переодевание (с. 37)». Когда сознание устраняется из тела, это происходит не сразу; все тело не умирает в то же самое время. Сознание (как бы) сжимается вовнутрь, мало-помалу покидая каждую клеточку тела. «Оно отсоединяется в несколько стадий, и все стадии этого процесса можно перечислить умирающему, чтобы помочь ему остаться в сознании» (с. 36). Вот, оказывается, в чем дело! Надо помочь человеку осознавать процесс его умирания, до последнего момента оставляя его в сознании. Так делают в Тибете. «Там люди собираются вокруг умирающего и внушают ему, что он (как бы) не умирает. Человек закрывает глаза, и ему описывают весь процесс: как его жизненная энергия покидает ноги, руки, и теперь он не может говорить, и так далее - и тем не менее, говорят этому человеку, он сам все еще есть, он сохраняется» (с. 35).
Итак, иллюзия смерти - социальное явление, своего рода гипноз, под который подпадает человек Запада. Поэтому, на Западе всеми силами стараются забыть о смерти. Говорить о смерти здесь - табу. На Востоке, наоборот, табуирован секс, культ женского тела. «На Востоке, когда тебя хотят заставить осознать, что жизнь грязна, вносят идею женщины. Если ты любишь женщину, махатмы восклицают: «Что ты делаешь? Что такое женщина? Это только - мешок из кожи. А внутри у нее всевозможные грязные вещи» (с. 56).
На самом деле, жизнь и смерть неразделимы, и это особенно ярко проявляется в момент сексуального оргазма. В этот момент, «ты переживаешь жизнь в её вершине и смерть в её глубине» (с. 41). Поскольку смерть является кульминацией жизни, к ней нужно постоянно готовиться, чтобы умереть так, чтобы не рождаться снова (вот она, кардинальная идея буддизма!).
Необходимо умереть правильно и… достойно! «Смерть нужно принять, как великого гостя. Она не враг. Фактически, это дар, данным нам Богом. Это великая возможность, через которую можно пройти. Это может стать прорывом: ты можешь умереть бдительным (?), сознательным, осознанным и никогда больше не рождаться - и смерти больше не будет» (с.44).
Казалось бы, чем плохо: снова увидеть нашу родную матушку-Землю. Но это хорошо для нас, людей западного мира. Но для людей Востока - все наоборот. В Индии, когда человек умирает и его кладут на погребальный костер, ему разбивают голову. Это просто символично (?), потому что, если человек достиг своего предела, тогда голова раскалывается сама; но, как правило, люди не достигают своего просветления. И еще интересный факт «сознательного» подхода к смерти. «Прежде чем человек умрет, почти за девять месяцев до этого, с ним что-то происходит. Человек, прежде чем умереть, примерно за шесть месяцев до смерти, мало-помалу теряет способность видеть кончик своего носа, потому что постепенно у него закатываются вверх глаза. В смерти они полностью закатываются вверх, но они начинают закатываться, начинают свое обратное путешествие, за несколько месяцев перед смертью. Поэтому в Индии в деревнях говорят - должно быть, люди узнали это от йогов - что, прежде чем человек умирает, он перестает видеть кончик носа» (с. 45).
В чем же тайна искусства жизни? Ошо, как правоверный буддист, утверждает следующее: «Живи таким образом, чтобы никогда не было другого рождения, и умри таким образом, чтобы никогда не было другой смерти» (с. 52). Веселенькая перспектива!
Что же мешает человеку жить и умереть «осознанно»? Прежде всего, это - мирские желания: вот главное препятствие на пути к просветлению. Желания человека не оставляют его до самой смерти, когда его душа уже готова покинуть тело. «Будда говорит, что когда человек умирает, все его накопленные за всю жизнь желания, все кармы его жизни перепрыгивают, как энергетические волны в новую утробу. Это прыжок. В физике есть для этого точное слово: это называют квантовым скачком (разбирается!). Это скачок чистой энергии, в которой нет никакого вещества (с. 77)». Во, как! «Когда человек умирает, его тело распадается на элементы, но «нематериальная часть» - вибрация - выходит в эфир» (там же). Ну, тут мы уже заехали в такие дебри, из которых нам, дикарям-материалистам, без Божией помощи (или пол-литра) не выбраться. К тому же, рассуждает Ошо, наши, европейские языки (а точнее, дискретный способ мышления) плохо приспособлены для рассуждений на эту тему. Мы говорим: «человек идет», но это - неправильно! Это - грубое обобщение! На более тонком уровне, человек и ходьба - это нечто неразрывно связанное, это - событие! «Будда говорит, что жизнь состоит из событий. Жизнь значит «житие». Жизнь - это не существительное, а глагол. И все остальное - глаголы. Наблюдайте, и вы увидите, что все становится, ничто не статично (с.81)». Вот так и смерть: не факт, а процесс, постепенный переход человека (?) в другое измерение.
Т.о. чтобы умереть правильно, нужно прожить жизнь правильно (в общем-то, верно, но уж больно тривиально). Необходима медитация - постепенное становление «безмысленным». «Как только мысли исчезают, все кристально ясно: «мыслитель» - это только побочный продукт движущихся мыслей» (с. 88). Медитируя, человек постепенно освобождается от ментальных «шлаков», от всего, что накрепко связало его с видимым миром. «Как только ты понимаешь себя как чистое пространство, в котором происходят многие вещи, ты становишься отстраненным. Тогда ты становишься бесстрашным, потому что терять тебе нечего… Тогда ты больше не полон страсти к жизни… Ты не боишься смерти и не жаждешь жизни (Печальный Демон, Дух изгнания…). Ты просто есть - такой же чистый, как и безграничное небо снаружи; ты тоже становишься чистым небом внутри. И встречу этих двух небес, внутреннего и внешнего, Будда называет нирваной» (с. 89). Ну, просто поэзия! Я вообще заметил, что описание экстатических состояний у Ошо всегда поэтично. Это, видимо, древнее, исконное свойство поэтического языка: описание запредельного опыта.
Если этого (т.е. «обезмысливания») не происходит, происходит реинкарнация, возврат в этот мир, чтобы отрабатывать накопленную при жизни «плохую» карму. «Когда человек умирает, его память - не сущность - путешествует в новое материнское чрево. Теперь мы можем это понять: умирая, ты оставляешь волны памяти в эфире. Если ты был несчастен, все твои несчастья найдут себе какое-то место; они войдут в какую-то другую систему памяти» (с. 91). Инкарнирует страдание. «Раны миллионов людей движутся вокруг тебя, просто в поисках кого-то, кто хочет быть несчастным… Конечно, в блаженстве человек не оставляет никакого следа. Человек пробужденный умирает таким же образом, как птица движется по небу, не оставляя на своем пути никакого следа…» (с. 92).
Стало быть, жизнь имеет смысл! Она становится подготовкой к правильной смерти, чтобы умерев, уже никогда не возвращаться в этот грязный, полный пороков и страдания мир. Завидная цель! А мне, все-таки, хотелось бы снова вернуться в этот мир, пусть даже он полон страданий и бед. Только бы не исчезать навсегда! Так рассуждает человек Запада. Он видит в смерти своего жесточайшего врага. Отсюда, борьба за выживание, желание продержаться на «тонущем корабле» как можно дольше.
Мы завидуем тем, кто дожил до глубокой старости (сейчас это уже 100 лет и больше), хотя видим, что большинство долгожителей пребывают в маразме. Ошо все это отвергает. Если смерть - враг, говорит он, то жизнь тоже враг, потому как она неизбежно ведет нас в своему концу. Животный мир живет в счастливом неведении смерти и только человек осознает свой конец, и в этом его трудность. «Сознание - обоюдоострый меч; он режет в обе стороны… Сознание может стать благословлением, но может стать и проклятием» (с. 103). Человек, сознающий, что в конце его ждет полное исчезновение, уже при жизни мертвец, он мечется по жизни, как сумасшедший, в поисках выхода, или утешения. И, как результат, не живет полной жизнью. Страх смерти превращает человека в зомби. Он загоняет страх вглубь себя, в самое сердце, превращая его в ледышку (ну, как тут не вспомнить героя сказки Ганса Андерсена!). Разморозить сердце можно только с помощью правильной медитации. Медитируя, можно (и нужно!) освободиться от страха смерти, лишить её пугающего ореола. Только с помощью медитации можно (и нужно!) научиться жить тотально (вот, еще одно ключевое слово в лексиконе Ошо!).
«Страх смерти - это страх времени. А страх времени сидит глубоко внутри. Это страх непрожитых мгновений, непрожитой жизни, Что же делать?
Живи больше, живи более интенсивно. Живи опасно! Это твоя жизнь» (с.110).
Итак, основная проблема - постичь (как можно раньше!) науку жизни. Как прожил жизнь, так и умрешь! На самом деле, никто не боится, так уж активно, смерти, иначе жизнь стала бы уж совсем невыносимой. «Природа не хочет, чтобы ты чувствовал страх смерти, по той простой причине, что если этот страх начнет превалировать над всем остальным, ты не сможешь жить» (с.114). Люди боятся болезней, врачей, больниц, старости, наконец, но не самой смерти. Мы боимся потерять здоровье, и теряем его, терзаясь этими страхами.
Люди боятся жизни. Они огораживают себя частоколом табу и живут на своем маленьком пятачке, не желая ничего видеть за его пределами. Настоящая жизнь, по мнению Ошо, может быть только дикой (wild!). «Отбрось все страхи и прыгни тотально в жизнь» (с. 115). Провокационная мысль! Что это значит? Добавить в жизнь экстрим? Начать прыгать с парашютом (или с тарзанкой, на худой конец)? Носится по улицам в авто с бешеной скоростью? Рисковать жизнью, чтобы испытать оргазм? Нет, утверждает Ошо, сделай так, чтобы в жизни не было расчета! И тут же другой совет: живи отстраненно, научись видеть себя со стороны.
Люди, по мнению Ошо, делятся на материалистов, идеалистов и … просветленных! Материалист живет исключительно жизнью тела (это, по-видимому, все мы). Отсюда, все его жизнь - борьба (за существование?) со смертью, борьба, в которой он, по определению, лузер. Идеалист живет жизнью ума. «Он говорит о Боге, о душе, о религии и других великих вещах. Он говорит о другом мире - но все это просто разговоры… Политики, революционеры, так называемые теологи и священники - все они живут жизнью, отождествленной с умом, а настоящая жизнь остается за пределами тела и ума… Тело - это твоя внешняя скорлупа, а ум - внутренняя. Ты - за пределами того и другого. Это прозрение - начало настоящей жизни» (с.118). Просветленный человек - это человек, достигший полного очищения от всего мирского (впрочем, я умолкаю: здесь и сказать нечего). Он умирает тотально, и становится чистой энергией, которая превращает смерть в ни с чем несравнимый оргазм. (А что с ним дальше происходит, никто не знает. Даже Ошо).
Итак, главное, - чтобы смерть не застала тебя врасплох. Нужна подготовка. Для этого и существует медитация. И это не просто сидение в позе лотоса и размышление о том, о сем, пока не надоест. Нужна определенная установка. Нужна концепция. Во-первых. Смерть - это не конец, а только переход. Куда? В вечную жизнь? Нет, это - либо возвращение в наш мир отрабатывать карму, либо полное растворение (в чем?) в … Во-вторых, жизнь - подготовка к смерти (бррр…), и её надо прожить так, чтобы … с одной стороны, не потерять ни одного мгновения, а с другой, чтобы не дать ей полностью втянуть тебя в её пагубный круговорот. «Ты не ум, ты не тело, но что-то скрытое глубоко внутри тебя: наблюдатель» (с. 162). Этому и учит нас медитация. Итак, надо идти по жизни, принимая все, что она дает, как должное (со стоическим спокойствием), подставляя спину её ударам и тумакам. «Если приходит дрожь, дрожи. Если есть внутренний страх и ты дрожишь от него, дрожи от него. Ничего не делай. Позволь ему происходить. Он пройдет сам по себе… Оставайся свидетелем и позволь все (перевод!), что бы ни случилось» (с. 166). «Ни с чем себя не отождествляя, кто ты такой? Не ограничивая и не определяя себя, не создавая себе ограничения, если ты можешь оказаться текущим, просто видящим - это освобождение, это - великое освобождение» (с.170).
Итак, смерть - великий друг, она освобождает нас от всех привязанностей. Если цепляешься за жизнь, то смерть твой враг и палач. Но если ты не считаешь жизнь твоей собственностью, тогда и отдавать нечего! «Величайшее. Чему можно научиться (в этой жизни), - это ни за что не держаться: ни за любовь, ни за радость, ни за тело, ни за здоровье» (с. 176). И тогда смерть заключит тебя в свои (леденящие(?)) объятья целиком и полностью. И в этом счастье (но только не для нас!).
The Happy End

Только факт смерти ставит в глубине вопрос о смысле жизни. Жизнь в этом мире имеет смысл именно потому, что есть смерть. Смысл связан с концом. И если бы не было конца, т.е. если бы была дурная бесконечность жизни, то смысла в жизни не было бы. Смерть -предельный ужас и предельное зло - оказывается единственным выходом из дурного времени в вечность, и жизнь бессмертная и вечная оказывается достижимой лишь через смерть.

Платон учил, что философия есть не что иное, как приготовление к смерти. Но беда лишь в том, что философия сама по себе не знает, как нужно умереть и как победить смерть.

Жизнь благородна только потому, что в ней есть смерть, есть конец, свидетельствующий о том, что человек предназначен к другой, высшей жизни. В бесконечном времени смысл никогда не раскрывается, смысл лежит в вечности. Но между жизнью во времени и жизнью в вечности лежит бездна, через которую переход возможен только лишь путем смерти, путем ужаса разрыва. Гейдеггер говорил, что обыденность парализует тоску, связанную со смертью. Обыденность вызывает лишь низменный страх перед смертью, дрожание перед ней как перед источником бессмыслицы. Смерть есть не только бессмыслица жизни в этом мире, тленность ее, но и знак, идущий из глубины, указывающий на существование высшего смысла жизни.

Не низменный страх, но глубокая тоска и ужас, который вызывает в нас смерть, есть показатель того, что мы принадлежим не только поверхности, но и глубине, не только обыденности жизни во времени, но и вечности. Вечность же во времени не только притягивает, но и вызывает ужас и тоску. Смысл смерти заключается в том, что во времени невозможна вечность, что отсутствие конца во времени есть бессмыслица.

Но смерть есть явление жизни, она еще по эту сторону жизни, она есть реакция жизни на требование конца во времени со стороны жизни. Смерть есть явление, распространяющееся на всю жизнь. Жизнь есть непрерывное умирание, изживание конца во всем, постоянный суд вечности над временем. Жизнь есть постоянная борьба со смертью и частичное умирание человеческого тела и человеческой души.

Время и пространство смертоносны, они порождают разрывы, которые являются частичным переживанием смерти. Когда во времени умирают и исчезают человеческие чувства, то это есть переживание смерти. Когда в пространстве происходит расставание с человеком, с домом, с городом, с садом, с животным, сопровождающееся ощущением, что, может быть, никогда их больше не увидишь, то это есть переживание смерти. Смерть наступает для нас не только тогда, когда мы сами умираем, но и тогда уже, когда умирают наши близкие. Мы имеем в жизни опыт смерти, хотя и не окончательный. Стремление к вечности всего бытия есть сущность жизни. И вместе с тем вечность достигается лишь путем прохождения через смерть, и смерть есть участь всего живущего в этом мире, и, чем сложнее жизнь, чем выше уровень жизни, тем более ее подстерегает смерть.

Смерть, которая порождается природной закономерностью и к которой человек приговаривается биологическим процессом, есть самое индивидуально-личное в человеке. И она есть прежде всего прекращение сообщений с другими людьми и с жизнью космоса. Каждый человек должен пройти через трагедию смерти. Фрейд утверждает, что цель, к которой стремится всякая жизнь, есть смерть. Парадокс смерти в том, что смерть есть самое страшное зло, которое больше всего страшит человека, и через это зло раскрывается выход к вечной жизни, или один из выходов. Такими парадоксами наполнена наша жизнь. Плохая бесконечность жизни как раз и делала бы человека конечным существом.

Парадокс смерти имеет в мире не только этическое, но и эстетическое свое выражение. Смерть уродлива, и она есть предельное уродство, разложение, потеря лица, потеря всякого облика и лика, торжество низших элементов материального мира. И смерть прекрасна, она облагораживает последнего из смертньк и ставит его на одну высоту с самыми первыми, она побеждает уродство пошлости и обыденности. Смерть - это предельное зло, благороднее жизни в этом мире. Красота, прелесть прошлого связана с облагораживающим фактом смерти. Именно смерть очищает прошлое и кладет на него печать вечности. В смерти есть не только разложение, но и очищение. Испытания смерти не выдерживает ничто испортившееся, разложившееся и тленное. Это испытание выдерживает лишь вечное. Нравственный парадокс жизни и смерти выразим в этическом императиве: относись к живым, как к умирающим, к умершим относись, как к живым, т.е. помни всегда о смерти, как о тайне жизни, и в жизни, и в смерти утверждай всегда вечную жизнь.

Трагедию смерти можно сознать лишь при остром сознании личности. Трагедия смерти ощутима лишь потому, что личность переживается как бессмертная и вечная. Трагична лишь смерть бессмертного, вечного по своему значению и назначению. Смерть смертного, временного совсем не трагична. Трагична смерть личности в человеке, потому что личность есть вечная Божья идея, вечный Божий замысел о человеке. Личность не рождается от отца и матери, личность творится Богом. Человек в этом мире есть смертное существо. Но он сознает в себе образ и подобие Божье, личность, сознает себя принадлежащим не только к природному, но и к духовному миру. И потому человек почитает себя принадлежащим не только к природному, но и духовному миру. И потому человек почитает себя принадлежащим к вечности и стремится к вечности. Человек бессмертен и вечен, как духовное существо, принадлежащее к нетленному миру, но он есть духовное существо не естественно и фактически, он есть духовное существо, когда он осуществляет себя духовным существом, когда в нем побеждает дух и духовность, овладевает его природными элементами. Бессмертным оказывается вид, род, а не индивидуум. Бессмертие завоевывается личностью и есть борьба за личность. Фихте или Гегель не знают личного человеческого бессмертия. Человеческая личность и ее вечная судьба приносятся в жертву идее, ценности, мировому духу, мировому разуму и т.п.

Материализм, позитивизм и т.п. учения примиряются со смертью, узаконивают смерть и вместе с тем стараются забыть о ней, устраивая жизнь на могилах покойников. Отношение к смерти стоическое или буддийское бессильно перед ней и означает победу смерти, но оно благороднее родовых теорий, совершенно забывающих о смерти. Душевное, а не духовное отношение к смерти всегда печально и меланхолично, в нем всегда есть печаль воспоминания, не имеющего силы воскрешать. Только духовное отношение к смерти победно. Только христианство знает победу над смертью. Христианство учит не столько об естественном бессмертии, не предполагающем никакой борьбы, сколько о воскресении, предполагающем борьбу духовных, благодатных сил с силами смертоносными. Учение о воскрешении исходит из трагического факта смерти и означает победу над ним, чего нет ни в каких учениях о бессмертии, ни в орфизме, ни у Платона, ни в теософии. Только христианство прямо смотрит в глаза смерти, признает и трагизм смерти, и смысл смерти, и вместе с тем не примиряется со смертью и побеждает ее. Человек и смертен и бессмертен, он принадлежит и смертоносному времени и вечности, он и духовное существо, и существо природное. Смерть есть страшная трагедия, и смерть через смерть побеждается воскресением. Но смерть побеждается не природными, а сверхприродными силами.

6.2.2. Проблема бессмертия

Проблема бессмертия - основная, самая главная проблема человеческой жизни, и лишь по поверхности и легкомыслию человек об этом забывает. Иногда он хочет убедить себя, что забыл, не позволяет себе думать о том, что важнее всего. Все религии, начиная с зачаточных религиозных верований дикарей, строились в отношении к смерти. Человек есть существо, поставленное перед смертью в течение всей своей жизни, а не только в последний час жизни. Человек ведет двоякую борьбу: за жизнь и за бессмертие. Смерть есть явление еще внутри жизни, а не по ту сторону, самое потрясающее явление, пограничное с трансцендентным.

Сильное страдание всегда ставит вопрос о смерти и бессмертии. Но и всякое углубление жизни ставит все тот же вопрос. Было построено много типов религиозных и философских учений о победе над ужасом смерти и достижении реального или призрачного бессмертия: спиритуалистическое учение о бессмертии души; учение о перевоплощении душ; мистико-пантеистическое учение о слиянии с Божеством; идеалистическое учение о бессмертии идей и ценностей; христианское учение о воскресении целостного человека; притупление остроты проблемы смерти через слияние с коллективной жизнью на земле и через возможность земного счастья. Спиритуалистическое учение о бессмертии души сулит бессмертие лишь части человека, а не целостному человеку.

Учение о перевоплощении еще менее дает бессмертия целостному человеку, оно предполагает его разложение на отдельные элементы и ввержение человека в космический круговорот, оставляет его во власти времени. Человек может перейти в нечеловеческий род существования. Учение о слиянии с божеством не означает бессмертия личности, а лишь бессмертие безличных идей и ценностей. Идеалистическое учение также не означает бессмертия личности, а лишь бессмертие безличных идей и ценностей. Отворачивание от темы о бессмертии через обращенность к грядущему счастью человечества говорит о неразрешимости этой темы и о вражде к ее постановке. Только христианское учение о воскресении целостного человека отвечает на поставленный вопрос, но с ним связано много трудностей.

6.2.3. Бессмертие божественного в человеке

Человек бессмертен потому, что в нем есть божественное начало. Но бессмертно не только божественное в человеке, бессмертен весь состав человека, которым овладевает дух. Духовное начало и есть то начало в человеке, которое сопротивляется окончательной объективации человеческого существования, ведущей к смерти, окончательному погружению в смертоносный поток времени. Исключительная поглощенность своим личным бессмертием, как и своим собственным спасением, есть трансцендентный эгоизм. Идея личного бессмертия, выделенного из всеобщей эсхатологической перспективы, из мировой судьбы, противоречит любви. Но любовь есть главное духовное орудие в борьбе с царством смерти. Антиподы любовь и смерть между собой связаны. Любовь открывается с наибольшей силой, когда близка смерть. И любовь не может не победить смерть. Истинно любящий - есть победитель над смертью.

Бессмертие есть не человеческое и не божественное только дело, а дело богочеловеческое, дело свободы и дело благодати, дело, совершающееся снизу и сверху. Неточно думать, что человек есть по природе натурально бессмертное существо, и также неточно думать, что человек лишь сверху, от божественной силы получает свое бессмертие.

Ошибочность тут в разрыве богочеловеческой связи, в самоутверждении человека и в унижении человека, его человеческого. Мы сплошь и рядом мыслим о бессмертии, перенося на феноменальный мир то, что относимо только к нуменальному миру, и перенося на нуменальный мир то, что относимо лишь к феноменальному миру. Учение о бессмертии должно пройти через очищающую критику, через которую должно пройти и учение об откровении. Необходимо очищение от наивного антропоморфизма, космоморфизма и социоморфизма. Истинная перспектива бессмертия есть перспектива богочеловеческая, а не отвлеченно человеческая. И в проблеме бессмертия мы встречаемся с все той же диалектикой божественного и человеческого.

Древним свойственна была вера не в бессмертие человека и человеческого, а в бессмертие Бога и божественного. Душа связывается с дуновением, которое исходит от бога. Душа имеет тень. Очень широко было распространено верование, что нужно питать покойников, иначе могут быть с их стороны враждебные действия. На пути загробной жизни видели разного рода препятствия: в переходе опасных мест, во встрече с дикими зверями. Трудная и опасная борьба была и после смерти. Только в Египте были моральные требования для бессмертия. Египтяне первые признали человеческую душу бессмертной. Но сначала бессмертным признавался лишь один царь, потом привилегированный слой.

Душа, освобожденная от тела, бессмертна, потому что она божественна. Бессмертие зерна - источник веры в бессмертие у египтян.

Учение о перевоплощении, очень широко распространенное в древнем мире, связано с моральным возмещением, со злом, содеянным в прежних перевоплощениях. В зороастризме было уже воскресение во плоти. Очень характерно, что греки связывали надежды на бессмертие с душой, евреи же с Богом. Поэтому идея бессмертия души греческого происхождения. Спасение для евреев есть спасение всего народа. Вообще у пророков не было веры в личное бессмертие.

В эсхатологии есть различие перспективы мессианско - исторической и перспективы личного бессмертия. В христианство вошло и то, и другое. Древнееврейская религия учила о безнадежности Шеол после смерти и верила в награды лишь в этой жизни. Книга Иова обозначила глубокий кризис сознания. Лишь во II веке иудаизм принял верование о воздаянии в будущей жизни. Но евреи, в отличие от греков, пришли к верованию в воскресение с телом, а не в бессмертие души. Только Ессеи были спиритуалистического направления и видели в материи источник зла. Филон принадлежал к эллинистической мысли и имел не столько мессианские ожидания в отношении к народу, сколько индивидуальные ожидания в отношении к душе. Гностики думали, что духовный элемент в человеке должен отделиться от материи и соединиться с Богом, который не есть Творец мира. Но и иудаизм, и эллинизм кончили проблемой победы над смертью и завоеванием бессмертия.

Достигнуть бессмертия у греков - значит стать Богом. Бессмертие - есть проявление в человеке божественного начала, только оно и бессмертно. Бессмертны лишь герои, полубоги, а не обыкновенные люди. Есть раздельность человека и божественного рода, нет богочеловеческой связи. Вера в бессмертие души вышла из культа Диониса. Происходило смешение сверхчеловеческого и бесчеловеческого, исчезновение человеческого. Это в поздний час истории повторяется у Ницше. Человек смертей. Но бессмертие возможно, потому что в человеке есть божественное начало. В человеке есть титанический и дионисический элемент. Чисто греческая Аполлонова религия проникает в дионисическую стихию. Отсюда родился орфизм. Освобождение человека происходит не от самого человека, а от благодати спасающего Бога. Страдающий Бог своей смертью и воскресением дает человеку бессмертие. Гераклит учит, что душа есть огонь. В человеке есть Бог. Индивидуального бессмертия нет, есть лишь универсальный огонь. Пифагор признавал бессмертие души, но связывал с перевоплощением. У Анаксагора бессмертен дух, а не душа. Бессмертно общее, а не индивидуальное. Греческой трагедии чужда была идея потусторонности. Народной греческой вере чужда была идея бессмертия души по ее природе. Эта идея вынашивалась в теологии и философии. Искание бессмертия связано с мистериями.

Извне душа зависит от тела, а тело зависит от объектного физического мира. Человек превращен в одну из вещей мира. Биологически смерть происходит от разложения сложного состав организма. Клетка же бессмертна, потому что она проста. Вейсман думал, что клетка оплодотворенная виртуально бессмертна. Платон защищал возможность бессмертия на том основании, что душа проста. Это стало классическим аргументом, который носит натуралистический характер. Физическая энергия человеческого организма не погибает, а лишь трансформируется, рассеивается по миру. Возникает вопрос: что же делается после смерти с психической энергией? Человеческий организм имеет множественный состав, он колониален и потому легко разлагается. Личность есть единство и неизменность в постоянных изменениях множественного состава человека. Духовное начало и есть то, что поддерживает это единство и неизменность.

Но парадокс в том, что самое духовное начало требует смерти, ибо бесконечные стремления человека не осуществимы в пределах этого феноменального мира. Смерть царит лишь в мире феноменов, подчиненных космическому и историческому времени. В экзистенциальном времени она означает лишь опыт, лишь прохождение через испытание. Смерть есть судьба человека, прохождение самый иррациональный и самый потрясающий опыт.

Духовный смысл смерти иной, чем смысл биологический. В природе нет ничто, небытия, есть лишь изменение, разложение и сложение, развитие. Ужас ничто, бездна небытия существует лишь в отношении к духовному миру. В перспективе внутреннего существования никто, в сущности, не признает возможности окончательного исчезновения своего "я", того, что отвоевано как личность. Бердяев приводит в отношении этого рассуждения следующее: "Если нет для меня ничего после смерти, то я после смерти узнаю об этом. Если я умру и дальше не будет для меня никакой жизни, я исчезну окончательно, то и ничего не будет, ибо я был единственным доказательством существования мира".

Человеческая личность реальнее всего мира, она есть ноумен против феноменов, она в ядре своем принадлежит вечности. Но этого не видно извне, видно лишь изнутри. Человеческая душа ограничена телом, зависит от природной необходимости, но она внутренне бесконечна. Жизнь от рождения до смерти есть лишь маленький отрезок вечной судьбы. Человек ищет личного бессмертия, не бессмертия в объекте, а бессмертия в субъекте. Очень важно сознать, что только вечное реально. Все невечное, переходящее не имеет подлинной реальности. Ницше говорит, что для радости, счастья мгновения нужна была вечность и все оправдано.

6.2.4. Бессмертие личности

Бессмертие в родовой жизни, в детях и внуках, как и бессмертие в нации, в государстве, в социальном коллективе, ничего общего не имеет с бессмертием человека. Очень сложно и таинственно отношение между личностью и полом. Пол есть безличное, родовое в человеке, и этим отличается от эроса, который носит личный характер. С одной стороны, половая энергия есть помеха в борьбе за личность и спиритуализацию, она раздавливает человека своей натуральной безликостью, а с другой стороны, она может переключаться в творческую энергию, и творческая энергия требует, чтобы человек не был бесполым существом. Но настоящее преображение и просветление человека требует победы над полом, который есть знак падшести человека. С преодолением пола связано и изменение человеческого сознания. Бессмертие связано с состоянием сознания. Только целостное сознание, не раздвоенное, не разлагающееся на элементы и не слагающееся из элементов, ведет к бессмертию. Бессмертие в человеке связано также с памятью. Бессмертие есть просветленная память. Самое же страшное в жизни есть переживание безвозвратности, непоправимости, абсолютной утери.

Человек стремится к целостному бессмертию, к бессмертию человека, а не бессмертию сверхчеловека, интеллекта, идеального в себе начала, к бессмертию личного, а не безлично-общего. Проблему смерти связывают также с проблемой сна. Сновидение, говорит Фехнер, есть потеря умственного синтеза. Лишь освобождение сознания от исключительной власти феноменального мира раскрывает перспективу бессмертия.

Кошмарны перспективы бесконечных перевоплощений, перспективы совершенной потери личности в безликом Божестве и более всего перспектива возможности вечных адских мук. И если поверить в возможность бесконечного существования в условиях нашей жизни, которая часто напоминает ад, то это также было бы кошмаром, и вызывало бы желание смерти. У индусов перевоплощение было пессимистическим верованием. Буддизм, прежде всего, учит пути освобождения от мук перевоплощения. Верование в перевоплощение безблагодатное, и не дает освобождения от кармы. В нем безвыходность, нет выхода времени в вечность. Кроме того, учение о перевоплощении оправдывает социальную несправедливость, кастовый строй. Ауробиндо говорит, что тот, кто поддается печали и боли, кто раб ощущений, кто занят эфемерными предметами, не знает бессмертия.

Л. Толстой признает личную жизнь ложной жизнью, и личность не может наследовать бессмертия. Смерти нет, когда преодолевается личная жизнь. Учение Ницше о вечном возвращении есть античная греческая идея, которая знает лишь космическое время и целиком отдает человека во власть космического круговорота. Это кошмар того же типа, что идея бесконечного перевоплощения.

Наиболее персоналистический и человеческий, человечный характер носит учение Н. Федорова о воскрешении. Он требует возвращения жизни всем умершим предкам, не соглашается, чтобы кто-либо из умерших был рассматриваем как средство для грядущего, для торжества каких-либо безличных объектных начал. И речь идет о воскрешении целостного человека. Это не должно быть пассивным ожиданием воскресения мертвых, а активным участием, т.е. воскрешением.

Кошмарная идея ада связана была со смешением вечности и бесконечности. Но совершенно нелепа идея вечного ада. Ад есть не вечность, никакой вечности нет, кроме вечности божественной. Ад есть плохая бесконечность, невозможность выйти из времени в вечность. Это есть кошмарный призрак, порожденный объективацией человеческого существования, погруженного во время нашего зона. Если бы существовал вечный ад, это было бы окончательной неудачей и поражением Бога, осуждением миротворения, как дьявольской комедии.

Тема бессмертия человека заняла свое место в материалистическом мировоззрении. Материализм, всегда стремившийся понять мир без каких-либо субъективистских в него привнесений, с таких позиций развивал и данную тему. Однако материалисты античности исповедовали не столько стихийную диалектику, сколько механицизм, особенно в форме атомизма.

Идеалистическая система доказательств посмертного существования личности включает в себя немало и рациональных доводов. Например, Сократ говорил, что подобно тому, как сон противоположен бодрствованию и переходы между ними суть пробуждение и засыпание, противоположностью жизни является смерть, а переходом между ними - умирание и оживление. Поскольку же природа не должна хромать на одну ногу, умирание надо дополнить оживлением. И Сократ заключает; "Поистине существуют и оживление, и возникновение живых из мертвых. Существуют и души умерших, и добрые между ними испытывают лучшую долю, а дурные - худшую". Сократ также верит и в переселение душ.

Китайский философ Ян Чжу (ок.440 - 360 до н.э.) говорил, что смерть равняет всех: "При жизни существуют различия - это различия между умными и глупыми, знатными и низкими. В смерти существует тождество - это тождество смрада и разложения, исчезновения и уничтожения... Умирают и десятилетний, и столетний; умирают и добродетельный, и мудрый; умирают и злой, и глупый".

Ян Чжу категорически отрицал возможность личного бессмертия: "Согласно законам природы, нет ничего, что не умирало бы. Долгая жизнь человеку ни к чему. Если человек раз уже о чем-то слышал и, если он уже прошел через все это, то и сто лет покажутся ему достаточным сроком, чтобы все ему крайне надоело: ни тем более ли горькой показалась бы ему долгая жизнь?". Если за свою долгую жизнь человек не осуществил своего назначения, она не будет достойной и правильной, проживи он хоть 10000 лет. Но Ян Чжу решительно против преждевременного пресечения жизни: "Раз уже человек живет, то он должен принимать жизнь легко, предоставив ее естественному течению и исполнять до конца ее требования, чтобы спокойно ожидать прихода смерти. Когда же придет смерть, то и к ней следует отнестись легко, предоставив ее естественному течению, и принять до конца то, что она принесет, чтобы оставить свободу исчезновению. Зачем в страхе медлить или торопиться в этом промежутке между рождением и смертью? ".

Согласно учению черваков (древнеиндийская школа философии), существование мира обусловлено самопроизвольными комбинациями материальных элементов, и потому нет необходимости допускать бытие бога - творца. Можно обойтись без веры в бессмертие души. То, что люди называют душой, на самом деле есть обладающее сознанием живое тело. Существование души вне тела недоказуемо, поэтому и бессмертие ее доказать нельзя. После смерти организм снова разлагается на первоначальные элементы, соответствующей комбинацией которых он был. Человек в реальном мире испытывает и наслаждения, и страдания. Устранить последние полностью нельзя, однако их можно свести к минимуму, а первые, наоборот, к максимуму. Религиозные же понятия о добродетели и пороке - выдумка авторов священных книг.

Гераклит понимал смерть как элемент диалектики мирового процесса: "Огонь живет земли смертью, и воздух живет огня смертью; вода живет воздуха смертью, земля - воды смертью. Огня смерть - воздуха рождение, и воздуха смерть - воды рожденье. Из смерти земли рождается вода. Из смерти воды рождается воздух, из смерти воздуха - огонь, и наоборот". В этот круговорот он включает и душу, которая ему представляется материальной, одним из переходных состояний огня. Смерть и бессмертие он рассматривал как единство противоположностей: "Бессмертные - смертны, смертные - бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают".

Экология жизни. Психология: У смерти есть смысл. Если бы мы были бессмертны, то могли бы спокойно откладывать свои дела сколь угодно долго...

Мы обязаны использовать отведенное нам время максимально

Виктор Франкл считал, что у смерти есть смысл .

Если бы мы были бессмертны, то могли бы спокойно откладывать свои дела сколь угодно долго.

К сожалению, многие люди, особенно невротики, ведут себя, как бессмертные боги, откладывая свои дела. Однако перед лицом смерти мы обязаны использовать отведенное нам время максимально . Только тогда жизнь приобретает смысл.

Франкл считал, что в основе смысла человеческой жизни лежит принцип необратимости существования и именно эту мысль следует доводить до больных, чтобы они брали на себя ответственность за свою жизнь.

В общем виде ведущий принцип экзистенциального анализа Франкла можно сформулировать следующим образом: к любой ситуации следует подходить так, как будто живешь во второй раз и в прошлой жизни уже сделал ошибку, подобную той, которую сейчас пытаешься совершить . Представьте себя в такой ситуации, и вы немедленно осознаете всю глубину ответственности, которую несете в любой момент своей жизни.

Вначале жизнь представляет собой нетронутый «материал», но вот она разворачивается, и «материала» становится все меньше и меньше. Он превращается в «одежду». Это наши поступки, переживания, опыт - все то, что мы накопили на жизненном пути. А если ничего этого нет, то «материал» пропал безвозвратно - ушел на тряпки.

Франкл проводил еще одну аналогию. Так, по его мнению, человек словно скульптор своими руками ваяет свою жизнь. Поэтому и поступать следует так, как поступает скульптор. Ведь мастер старается еще в камне увидеть то, что из него можно сделать так, чтобы было меньше отходов. В работе по созданию своей жизни человек не должен останавливаться, поскольку не знает, сколько времени ему отпущено. Ни торопиться, ни простаивать не стоит. Неважно, если работа не завершена. Важно какого она качества.

Жизнь, по Франклу, имеет смысл, независимо от того, длинна она или коротка, воспроизводит себя или нет. Если бы жизнь бездетной женщины была абсолютно бессмысленной только потому, что у нее нет детей, это значило бы, что человечество живет для детей, и единственным смыслом жизни человека является воспроизведение себе подобных. Тогда получается, что каждое поколение передает проблему следующему, так и не разрешив ее.

Видеть в материнстве единственный смысл жизни женщины - значит бросать тень не только на жизнь женщин, не имеющих детей, но и на жизнь женщины-матери, низводя ее до уровня самки.

Удовлетворение сексуальных потребностей и биологическое воспроизводство - это два не самых важных аспекта брака. Франкл считал более важным «духовный фактор» - то, что мы называем любовью.

Франкл предупреждал нас, чтобы мы не стремились стать идеальными. Если бы все люди были идеальными, то каждого можно было бы заменить другим. Именно из нашего несовершенства вытекает незаменимость и невоспроизводимость каждого индивида, поскольку каждый из нас несовершенен на свой манер.

Чем более специфичен человек, тем менее он похож на других, тем менее он соответствует норме.

Мы - стадные животные. С этим ничего поделать нельзя. Поэтому Франкл отмечает, что в каждом из нас есть чувство стадности. Но у человека имеются задачи, выходящие за пределы чувства стадности. Личности необходимо сообщество, ибо лишь в нем жизнь приобретает смысл. Но и сообщество не может обойтись без отдельных личностей.

Франкл считает, что там, где не признается индивидуальность, нет сообщества, там - толпа, стадо . Толпа не терпит идивидуальности. Толпу он сравнивает с булыжной мостовой, а истинное сообщество с мозаичным рисунком. В булыжной мостовой один камень можно заменить другим; в мозаике каждый фрагмент незаменим. И если он выпадает, приходится перестраивать весь рисунок. Вот почему потеря личности для сообщества невосполнима. Сообщество подчеркивает индивидуальность ее членов, а толпа эту индивидуальность подавляет, ограничивая свободу личности ради равенства и подменяя братство стадным инстинктом.

Человек представляет собою нечто, завершенное в себе - его нельзя ни разделить, ни сложить с другими предметами. Его нельзя вводить составляющим элементом ни в какую систему высшего порядка, ведь при этом он теряет особое качество - чувство достоинства. Человек должен жить по формуле: быть - значит отличаться. Существование человека как личности означает абсолютную непохожесть его на других.

Толпа как таковая не имеет сознания и ответственности. Скрываясь и растворяясь в толпе, человек утрачивает важнейшее из присущих ему качеств - ответственность. Бегство «в толпу» - это освобождение от бремени собственной ответственности. Как только кто-нибудь начинает вести себя как частица «высшего целого», он начинает получать истинное наслаждение от того, что удалось сбросить с себя бремя собственной ответственности. Эта тенденция к избеганию бремени ответственности оказывается мотивом для любых форм коллективизма.

Истинное сообщество - это сообщество ответственных личностей; толпа же - это просто множество обезличенных существ.

Работы Франкла проникнуты уважением к человеку, к личности. Он заметил, что, когда дело доходит до оценки человеческих поступков, коллективизм приводит к нелепым заблуждениям. Вместо личной ответственности формируются конформность и уважение к социальным нормам. Индивид предстает как усредненный тип.

Но человек не машина, и оценка по типу ему не проходит. Чем более стандартизирована машина, тем она лучше; но чем больше стандартизирована личность, тем больше она растворяется в своем классе, национальности или характерологическом типе. Чем больше человек соответствует стандартному среднему, тем ниже он находится в нравственном отношении.

В нравственном плане идея коллективизма приводит к понятию коллективной вины: с людей спрашивают за то, за что они ответственности не несут. Тот, кто судит их, ответственности за приговор не несет.

Франкл считал, что у человека всегда есть возможность выбора, и он должен нести за него ответственность . Невротик сам себе не дает реализовывать собственные возможности, он сам себе мешает стать таким, каким он может быть. В результате он сам искажает свою жизнь. Быть человеком - это значит не только не походить на других, но также уметь становиться непохожим на себя, т. е. уметь изменяться.

Невротик, вспоминая свои неудачи, заключает, что его неудачная судьба определяет все его будущие ошибки. На самом деле ошибки должны служить плодотворным материалом для формирования лучшего будущего ; из собственных промахов следует извлекать уроки. Никогда не поздно учиться, но и никогда не рано: учиться всегда самое время, чему бы мы ни учились . Иначе мы можем уподобиться пьянице, которого убеждали бросить пить.

- Теперь уже поздно, - отвечал он.
- Но ведь это никогда не поздно! - продолжали убеждать его.
- В таком случае я обязательно брошу, но как-нибудь потом.

Интересны взгляды Франкла на судьбу. По его мнению, судьба, как и все свершившееся, должна всегда выступать стимулом к новым сознательным и ответственным действиям. Становясь прошедшим, наши реализованные возможности никогда не исчезнут бесследно. Действительность спасается от исчезновения, становясь прошлым. Момент превращается в вечность, если возможности, скрытые в нем, превращаются в реальность. Прошлое - великолепный склад, где сделанное хранится «навсегда». Тогда смерть не страшна.

Наше «Я» черпает энергию в инстинктах. Наши страсти это ветер, который дует, куда ему вздумается, а наше «Я» должно управлять парусами судьбы, чтобы плыть туда, куда нам надо. Хороший моряк может плыть и против ветра. А куда плыть? Вот для этого и нужен смысл жизни.

Изначальное слабоволие - это глупая выдумка. Слабовольным становится тот, у кого нет цели и кто не умеет принимать решений. Невротик каждый раз прогнозирует неудачу, поэтому ничего и не добивается. Он не хочет разрушать собственные ожидания.

Нередко и у врачей существует терапевтический нигилизм.

Франкл считает, что человек остается слабовольным до тех пор, пока он хочет оставаться слабовольным . Поэтому даже в депрессии незачем поддаваться психологической судьбе. Человек должен помнить, что солнце существует даже тогда, когда небо затянуто тучами . Нельзя оправдываться неправильным воспитанием, как это делают многие невротики. Последствия неправильного воспитания следует исправлять сознательными усилиями.

Франкл советует психотерапевтам руководствоваться следующими словами Гете:

«Если мы принимаем людей такими, какие они есть, мы делаем их хуже. Если мы относимся к ним так, как будто они уже таковы, какими им следует быть, мы помогаем им стать такими, какими они в состоянии стать».

Вот почему к детям следует относиться так, как мы относимся к взрослым.

Хорош и совет Ницше относиться к болезни, как к надоедливой собаке. Когда перестаешь на нее обращать внимание, она перестает кусаться. опубликовано