В розанов полагал что развитие цивилизации. «Я пришел в мир, чтобы видеть, а не совершить»

Розанов Василий Васильевич (1856-1919), русский мыслитель, прозаик, публицист, литературный критик. Родился 20 апреля (2 мая) 1856 в Ветлуге Костромской губ. в семье лесничего. Рано осиротел, детство прошло в нищете. Иждивением старшего брата окончил гимназию в Нижнем Новгороде и поступил на филологический факультет Московского университета, который окончил в 1880. До 1893 был учителем истории и географии в гимназиях Брянска, Ельца и г.Белого (Смоленской губ.). Учительская среда оказалась совершенно чуждой и даже враждебной Розанову, преподавание тяготило его, мешало писательству - естественному следствию его умственного развития еще в университетские годы.

Согласно Автобиографии (1890), важнейшим импульсом этого развития послужили сочинения Д.С.Милля, Д.И.Писарева, Н.А.Добролюбова и западноевропейских вульгарных материалистов. Целиком в этом русле написана первая статья Розанова Исследование идеи счастья как идеи верховного начала человеческой жизни, в 1881 отвергнутая журналом «Русская мысль» «по причине тяжелого слога». Зато другое его «небольшое исследование» Об основаниях теории поведения удостоилось университетской академической премии и явилось зародышем «сплошного рассуждения на 40 печатных листов» О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания. Оно вышло в Москве в 1886 и не имело ни малейшего резонанса в научно-философских кругах - по-видимому, было сочтено дилетантским умствованием, поскольку в нем предлагался полный пересмотр познавательной деятельности в качестве комплексного интеллектуального переживания.

Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником.
(ЖИЗНЬ)

Розанов Василий Васильевич

Философические устремления Розанова постепенно сменялись религиозными, о чем свидетельствуют его насыщенные полемикой статьи Органический процесс и механическая причинность (1889); Отречение дарвиниста (1889) - против проф. К.А.Тимирязева; Место христианства в истории (1890), Цель человеческой жизни (1892), Красота в природе и ее смысл (1894). Репутации философа они Розанову не создали, но помогли свести знакомство с Н.Н.Страховым и К.Н.Леонтьевым, а те открыли ему дорогу в консервативную журналистику - он стал одним из ведущих авторов новообразованного в 1890 журнала «Русское обозрение», издававшегося на личные средства Александра III при кураторствеК.П.Победоносцева. Свое публицистическое творчество 1890-х годов Розанов именовал «Катковско-Леонтьевским периодом». Он регулярно публиковался в «Русском вестнике», «Вопросах философии и психологии», «Биржевых ведомостях», «Московских ведомостях» и особенно в газете А.С.Суворина «Новое время» - штатным сотрудником этого издания Розанов стал в 1898. До этого он, оставив гимназическое преподавание и переехав в Санкт-Петербург, несколько лет служил чиновником Центрального управления государственного контроля («Служба была так же отвратительна для меня, как и гимназия»).

К началу 1900-х годов Розанов создал себе прочную репутацию плодовитого и яркого консервативного журналиста. Большая часть его многочисленных статей этого периода собрана в книгах Сумерки просвещения (1899), где на базе собственного опыта Розанов обличает российскую систему школьного образования; Природа и история (1899), Религия и культура (1899), Литературные очерки (1899). Однако главным и наиболее известным его сочинением стала опубликованная в 1891 в «Русском вестнике» и вышедшая несколькими отдельными изданиями (с приложением двух этюдов о Н.В.Гоголе) Легенда о Великом Инквизиторе Ф.М.Достоевского. Опыт критического комментария. Творчество и личность Достоевского изначально привлекали Розанова, и это предопределило не только его критическую репутацию, но и личную судьбу: чтобы лучше понять любимого писателя, Розанов женился на его бывшей любовнице, А.П.Сусловой (1839-1918), которая, изуродовав жизнь супругу и бросив его, не пожелала дать ему развода, и второй - счастливый - брак Розанова оставался в глазах церкви и государства незаконным со всеми вытекающими отсюда прискорбными последствиями. Легенда же положила начало изучению религиозных аспектов творчества Достоевского, хотя в ней речь идет не о самих произведениях, а о восприятии их содержания (о «понимании» литературы, формирующем мировоззрение), как и в других литературно-критических статьях Розанова, начиная с нашумевшего программного цикла Старое и новое (1892), где полемически мотивируется отказ от «наследства 60-70 годов».

Его собственная мучительная семейная ситуация (брачное сожительство, по церковным понятиям считавшееся блудом) спровоцировала напряженные размышления о значении и роли российской церковности (двухтомник Около церковных стен, 1907). Попытку решающего обобщения религиозной проблематики представляют книги Розанова Темный Лик (1911) и Люди лунного света(1912), где в сексуальном ключе выявляется и оценивается «метафизика христианства» и доказывается несостоятельность христианской религии с точки зрения обустройства обыденной жизни. Однако, по-видимому, неправомерно объявлять Розанова, как это делалД.С.Мережковский, подобным Фр.Ницше «антихристианином». Следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления. Так, ему удалось прослыть одновременно юдофилом и юдофобом; революционные события 1905-1907 он считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций - выступая в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, он под псевдонимом В.Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.

Его Апокалипсис нашего времени публиковался невероятным по тому времени двухтысячным тиражом в большевистской России с ноября 1917 по октябрь 1918 (десять выпусков). Характерно, что этот реквием по российскому государству и русской культуре первоначально мыслился как периодическое издание статей на темы политические, религиозные и общекультурные под общим заглавием Троицкие березки: «так, какую-нибудь ерунду, и вдруг - раз, мысль, два - мысль. Разрослось чудище...» (Розанов - Ткаченко, 1918, 31 марта). Жанр оправдал себя: Апокалипсис оказался редкостным и бесценным художественно-историческим свидетельством очевидца и мыслителя, погребенного под обломками рухнувшей империи.

Вот и совсем прошла жизнь... Остались немногие хмурые годы, старые, тоскливые, ненужные...
(ЖИЗНЬ)

Розанов Василий Васильевич

Центральной философской темой в творчестве зрелого Розанова стала его метафизика пола. В 1898 в одном из писем он формулирует свое понимание пола: «Пол в человеке - не орган и не функция, не мясо и не физиология - но зиждительное лицо... Для разума он не определим и не постижим: но он Есть и все сущее - из Него и от Него». Непостижимость пола никоим образом не означает его ирреальности. Напротив, пол, по Розанову, есть самое реальное в этом мире и остается неразрешимой загадкой в той же мере, в какой недоступен для разума смысл самого бытия. «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, т.е. что это загадка рождающегося пола». В розановской метафизике человек, единый в своей душевной и телесной жизни, связан с Логосом, но связь эта имеет место не в свете универсального разума, а в самой интимной, «ночной» сфере человеческого бытия: в сфере половой любви.

Розанов Василий Васильевич
Родился: 20 апреля (2 мая) 1856 года.
Умер: 5 февраля 1919 года.

Биография

Василий Васильевич Розанов (20 апреля (2 мая) 1856, Ветлуга, Костромская губерния, Российская империя - 5 февраля 1919, Сергиев Посад, РСФСР) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист.

Василий Розанов родился в городе Ветлуге Костромской губернии в многодетной семье чиновника лесного ведомства Василия Фёдоровича Розанова (1822-1861). Рано потерял родителей, воспитывался старшим братом Николаем (1847-1894). В 1870 году переехал с братьями в Симбирск, где его брат преподавал в гимназии. Сам Розанов позже вспоминал:

Нет сомнения, что я совершенно погиб бы, не «подбери» меня старший брат Николай, к этому времени закончивший Казанский университет. Он дал мне все средства образования и, словом, был отцом.

В Симбирске был постоянным читателем в публичной библиотеке Н. М. Карамзина. В 1872 году переехал в Нижний Новгород, где окончил гимназию.

После гимназии поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где слушал лекции С. М. Соловьёва, В. О. Ключевского, Ф. Е. Корша и др. На четвёртом курсе был удостоен стипендии имени А. С. Хомякова. Тогда же, в 1880 году, 24-летний Василий Розанов женился на 41-летней А. П. Сусловой, которая до замужества (в 1861-1866 гг.) была любовницей женатого Достоевского.

После университета

Окончив университет в 1882 году, отказался держать экзамен на степень магистра, решив заниматься свободным творчеством. В 1882-1893 годах преподавал в гимназиях Брянска, Симбирска, Ельца, Белого, Вязьмы. Его первая книга «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (1886) представляла собой один из вариантов гегельянского обоснования науки, но успеха не имела. В том же году Суслова покинула Розанова, отказавшись (и отказывалась всю его жизнь) пойти на официальный развод.

Большую известность получил литературно-философский этюд Розанова «Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского» (1891), положивший начало последующему истолкованию Ф. М. Достоевского как религиозного мыслителя у Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова и других мыслителей; позднее Розанов сблизился с ними как участник религиозно-философских собраний (1901-1903). В 1900 году Мережковским, Минским, Гиппиус и Розановым основывается Религиозно-философское Общество. С конца 1890-х годов Розанов стал известным журналистом позднеславянофильского толка, работал в журналах «Русский вестник» и «Русское обозрение», публиковался в газете «Новое время».

Второй брак

В 1891 году Розанов тайно обвенчался с Варварой Дмитриевной Бутягиной, вдовой учителя Елецкой гимназии.

Будучи преподавателем Елецкой гимназии, Розанов с другом Первовым делают первый в России перевод с греческого «Метафизики» Аристотеля.

Несогласие философа с постановкой школьного образования в России выражено в статьях «Сумерки просвещения» (1893) и «Афоризмы и наблюдения» (1894). В сочувственных тонах описывал брожение в период русской революции 1905-1907 годов в книге «Когда начальство ушло» (1910). Сборники «Религия и культура» (1899) и «Природа и история» (1900) были попытками Розанова найти решение социальных и мировоззренческих проблем в церковной религиозности. Однако его отношение к православной церкви («Около церковных стен», т. 1-2, 1906) оставалось противоречивым. Вопросам отношения церкви к проблематике семьи и сексуальным отношениям посвящена книга «Семейный вопрос в России» (т. 1-2, 1903). В сочинениях «Тёмный лик. Метафизика христианства» (1911) и «Люди лунного света» (1911) Розанов окончательно расходится с христианством по вопросам пола (противопоставляя при этом Ветхий Завет, как утверждение жизни плоти, - Новому Завету).

Разрыв с Религиозно-философским обществом

Статьи Розанова, посвящённые делу Бейлиса (1911) привели к конфликту с Религиозно-философским обществом, в котором состоял философ. Общество, признавшее процесс Бейлиса «оскорблением всего русского народа», призвало Розанова выйти из своего состава, что он вскоре и сделал.

Поздние книги - «Уединённое» (1912), «Смертное» (1913) и «Опавшие листья» (ч. 1-2, 1913-1915) - представляют собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению. Существует мнение, что в это время философ переживал глубокий духовный кризис, не находивший разрешения в безоговорочном принятии христианских догматов, к которому Розанов тщетно стремится; следуя этому воззрению, итогом мысли Розанова можно считать пессимизм и «экзистенциальный» субъективный идеализм в духе С. Кьеркегора (отличающийся, однако, культом индивидуальности, выражающей себя в стихии пола). Подверженный этому пессимизму, в набросках «Апокалипсис нашего времени» (выпуски 1-10, с ноября 1917 года по октябрь 1918 года) Розанов с отчаянием и безнадёжностью принимает неизбежность революционной катастрофы, полагая её трагическим завершением российской истории.

Воззрения и труды Розанова вызывали критику как со стороны революционных марксистов, так и либерального лагеря русской интеллигенции.

Переезд в Сергиев Посад

Летом 1917 года Розановы переехали из Петрограда в Сергиев Посад и поселились в трёх комнатах дома преподавателя Вифанской духовной семинарии (это жильё им подобрал философ о. Павел Флоренский). Перед кончиной Розанов открыто нищенствовал, голодал, в конце 1918 года обратился со страниц своего «Апокалипсиса» с трагической просьбой:

К читателю, если он друг. - В этот страшный, потрясающий год, от многих лиц, и знакомых, и вовсе неизвестных мне, я получил, по какой-то догадке сердца, помощь и денежную, и съестными продуктами. И не могу скрыть, что без таковой помощи я не мог бы, не сумел бы перебыть этот год. За помощь - великая благодарность; и слёзы не раз увлажняли глаза и душу. «Кто-то помнит, кто-то думает, кто-то догадался». Устал. Не могу. 2-3 горсти муки, 2-3 горсти крупы, пять круто испечённых яиц может часто спасти день мой. Сохрани, читатель, своего писателя, и что-то завершающее мне брезжится в последних днях моей жизни. В. Р. Сергиев Посад, Московск. губ., Красюковка, Полевая ул., дом свящ. Беляева.

В. В. Розанов умер 5 февраля 1919 года и был похоронен с северной стороны храма Гефсиманского Черниговского скита в Сергиевом Посаде.

Семья

Дочь - Верещагина-Розанова Надежда Васильевна (1900-1956), художница, иллюстратор.

Личность и творчество Розанова

Творчество и взгляды Розанова вызывают очень противоречивые оценки. Это объясняется его нарочитым тяготением к крайностям, и характерною амбивалентностью его мышления. «На предмет надо иметь именно 1000 точек зрения. Это „координаты действительности“, и действительность только через 1000 и улавливается». Такая «теория познания» действительно демонстрировала необычайные возможности специфически его, розановского, видения мира. Примером данного подхода может служить то, что революционные события 1905-1907 Розанов считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций - выступая в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, он под псевдонимом В. Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.

«Духовной» родиной для Розанова был Симбирск. Свою отроческую жизнь здесь он описал ярко, с большой памятью о событиях и тончайших движениях души. Биография Розанова стоит на трех основах. Это его три родины: «физическая» (Кострома), «духовная» (Симбирск) и, позднее, «нравственная» (Елец). В литературу Розанов вошёл уже сформировавшейся личностью. Его более чем тридцатилетний путь в литературе (1886-1918) был беспрерывным и постепенным разворачиванием таланта и выявлением гения. Розанов менял темы, менял даже проблематику, но личность творца оставалась неущербной.

Условия его жизни (а они были не легче, чем у его знаменитого волжского земляка Максима Горького), нигилистическое воспитание и страстное юношеское желание общественного служения готовили Розанову путь деятеля демократической направленности. Он мог бы стать одним из выразителей социального протеста. Однако юношеский «переворот» изменил его биографию коренным образом, и Розанов обрел свое историческое лицо в других духовных областях. Розанов становится комментатором. За исключением немногих книг («Уединенное», «Опавшие листья», «Апокалипсис нашего времени») необъятное наследие Розанова, как правило, написано по поводу каких-либо явлений, событий.

Исследователи отмечают эгоцентризм Розанова. Первые издания книг «опавших листьев» Розанова - «Уединенное», а затем и «Опавшие листья», - вошедшие вскоре в золотой фонд русской литературы, были восприняты с недоумением и растерянностью. Ни одной положительной рецензии в печати, кроме бешеного отпора человеку, который на страницах напечатанной книги заявил: «Я ещё не такой подлец, чтобы думать о морали».

Розанов - один из русских писателей, счастливо познавших любовь читателей, неколебимую их преданность. Это видно из отзывов особенно чутких читателей «Уединенного», правда, высказанных интимно, в письмах. Примером может служить емкий отзыв М. О. Гершензона: «Удивительный Василий Васильевич, три часа назад я получил Вашу книгу, и вот уже прочел её. Такой другой нет на свете - чтобы так без оболочки трепетало сердце пред глазами, и слог такой же, не облекающий, а как бы не существующий, так что в нём, как в чистой воде, все видно. Это самая нужная Ваша книга, потому что, насколько Вы единственный, Вы целиком сказались в ней, и ещё потому, что она ключ ко всем Вашим писаниям и жизни. Бездна и беззаконность - вот что в ней; даже непостижимо, как это Вы сумели так совсем не надеть на себя системы, схемы, имели античное мужество остаться голо-душевным, каким мать родила, - и как у Вас хватило смелости в 20-м веке, где все ходят одетые в систему, в последовательность, в доказательность, рассказать вслух и публично свою наготу. Конечно, в сущности все голы, но частью не знают этого сами и уж во всяком случае наружу прикрывают себя. Да без этого и жить нельзя было бы; если бы все захотели жить, как они есть, житья не стало бы. Но Вы не как все, Вы действительно имеете право быть совсем самим собою; я и до этой книги знал это, и потому никогда не мерял Вас аршином морали или последовательности, и потому „прощая“, если можно сказать тут это слово, Вам Ваши дурные для меня писания просто не вменял: стихия, а закон стихий - беззаконие».

Список значимых произведений

«О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки, как цельного знания» (М., 1886) - план познания мира.
«Цель человеческой жизни» («Вопросы философии», 1892, кн. 14 и 15) - критика утилитаризма.
«Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского, с присоединением двух этюдов о Гоголе» (СПб., 1893)
«Красота в природе и ее смысл» (М., 1894) - изложение эстетические воззрений, книга написана по поводу взглядов Вл. С. Соловьева.
«Религия и культура», сборник статей, (СПб., 1899) - философия истории, в связи с запросами и требованиями его современности.
«Место христианства в истории» («Русский Вестник», 1890, 1 и отд.)
Статьи о браке (1898) - выступил противником догматики.
«Сумерки просвещения» (СПб., 1899) - книга статей педагогического содержания.
«Литературные очерки» - сборник статей (СПб., 1899)
«В мире неясного и не решенного» (СПб., 1901)
«Природа и история. Сборник статей» (СПб., 1900)
«Семейный вопрос в России» (СПб., 1903)

Философия

Философия Розанова является частью общего русского литературно-философского круга, однако особенности его существования в этом контексте выделяют его фигуру и позволяют говорить о нём как о нетипичном его представителе. Находясь в центре развития российской общественной мысли начала 20 в., Розанов вел активный диалог со многими философами, писателями, поэтами, критиками. Многие из его работ были идейной, содержательной реакцией на отдельные суждения, мысли, работы Бердяева, В. С. Соловьёва, Блока, Мережковского и др. и содержали развернутую критику этих мнений с позиций его собственного мировоззрения. Проблемы, занимавшие мысли Розанова, связаны с морально-этическими, религиозно-идейными оппозициями - метафизика и христианство, эротика и метафизика, православие и нигилизм, этический нигилизм и апология семьи. В каждой из них Розанов искал пути к снятию противоречий, к такой схеме их взаимодействий, при которой отдельные части оппозиции становятся разными проявлениями одних и тех же проблем в существовании человека.

Интересна одна из интерпретаций философии Розанова, а именно как философии «маленького религиозного человека». Предметом его исследования становятся перипетии «маленького религиозного человека» наедине с религией, такое множество материала, указывающего на серьёзность вопросов веры, на их сложность. Грандиозностью задач, которые ставит перед Розановым религиозная жизнь его эпохи лишь отчасти связана с Церковью. Церковь не поддается критической оценке. Человек остается наедине с самим собой, минуя институты и установления, которые объединяют людей, дают им общие задачи. Когда так ставится вопрос, то проблема рождается сама собой, без дополнительного участия мыслителя. Религия по определению - объединение, собирание вместе и т. д. Однако понятие «индивидуальная религия» приводит к противоречию. Впрочем, если его истолковать таким образом, что в рамках своей индивидуальности религиозный человек ищет свой способ связи и объединения с другими, тогда все встает на нужные места, все приобретает смысл и потенциал для исследования. Именно его использует В. Розанов.

Журналистика

Исследователи отмечают необычный жанр сочинений Розанова, ускользающий от строгого определения, однако прочно вошедший в его журналистскую деятельность, предполагавший постоянную, как можно более непосредственную и вместе с тем выразительную реакцию на злобу дня, и сориентированный на настольную книгу Розанова «Дневник писателя» Достоевского. В опубликованных сочинениях «Уединенное» (1912), «Смертное» (1913), «Опавшие листья» (короб 1 - 1913; короб 2 - 1915) и предполагавшихся сборниках В «Сахарне», «После Сахарны», «Мимолетное» и «Последние листья» автор пытается воспроизвести процесс «понимания» во всей его интригующей и многосложной мелочности и живой мимике устной речи - процесс, слитый с обыденной жизнью и способствующий мыслительному самоопределению. Этот жанр оказался наиболее адекватным мысли Розанова, всегда стремившейся стать переживанием; и последнее его произведение, попытка осмыслить и тем самым как-то очеловечить революционное крушение истории России и его вселенский резонанс, обрела испытанную жанровую форму. Его «Апокалипсис нашего времени» публиковался невероятным по тому времени двухтысячным тиражом в большевистской России с ноября 1917 по октябрь 1918 (десять выпусков)

Религия в творчестве Розанова

Розанов так писал о себе: «Я принадлежу к той породе „излагателя вечно себя“, которая в критике - как рыба на земле и даже на сковороде». И признавался: «Что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно, я говорил и думал, собственно, только о Боге: так что Он занял всего меня, без какого-либо остатка, в то же время как-то оставив мысль свободною и энергичною в отношении других тем». Таким образом, Розанов говорил о себе, - не забывая Бога.

Розанов считал, что вся остальная религия стала индивидуальной, личным же стало христианство. Делом каждого человека стало выбирать, то есть осуществлять свободу, но не веры в смысле качества и конфессии - этот вопрос решен 2000 лет назад, но в значении качества укорененности человека в общей вере. Розанов убежден, что этот процесс воцерковления не может проходить механически, через пассивное приятие таинства святого крещения. Должна быть активная вера, должны быть дела веры, и здесь рождается убежденность, что человек не обязан мириться с тем, что он не понимает чего-то в реальном процессе жизнедеятельности, что все касающееся его жизни приобретает качество религиозности. По Розанову отношение к Богу и к Церкви определяется совестью. Совесть различает в человеке субъективное и объективное, индивидуальное и личное, существенное, главное и второстепенное. Он пишет: «Нужно различать в споре о совести две стороны: 1) отношение её к Богу; 2) отношение её к Церкви. Бог по учению христианскому есть Личный бесконечный дух. Каждый с первого же взгляда поймет, что отношение к Лицу несколько иное, чем к порядку вещей, к системе вещей. Никто решительно не скажет, что и Церковь лична: напротив, лицо в ней, напр. всякого иерарха, глубоко покоряется некоторому завещанному и общему порядку».

Тема пола

Центральной философской темой в творчестве зрелого Розанова стала его метафизика пола. В 1898 в одном из писем он формулирует свое понимание пола: «Пол в человеке - не орган и не функция, не мясо и не физиология - но зиждительное лицо… Для разума он не определим и не постижим: но он Есть и все сущее - из Него и от Него». Непостижимость пола никоим образом не означает его ирреальности. Напротив, пол, по Розанову, есть самое реальное в этом мире и остается неразрешимой загадкой в той же мере, в какой недоступен для разума смысл самого бытия. «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, то есть что это загадка рождающегося пола». В розановской метафизике человек, единый в своей душевной и телесной жизни, связан с Логосом, но связь эта имеет место не в свете универсального разума, а в самой интимной, «ночной» сфере человеческого бытия: в сфере половой любви.

Еврейская тема в творчестве Розанова

Еврейская тема в творчестве Василия Розанова занимала важное место. Это было связано с основами мироощущения Розанова - мистическим пансексуализмом, религиозным поклонением животворящей силе пола, утверждением святости брака и деторождения. Отрицая христианский аскетизм, монашество и безбрачие, Розанов находил религиозное освящение пола, семьи, зачатия и рождения в Ветхом завете. Но его антихристианский бунт смирялся его органическим консерватизмом, искренней любовью к русскому «бытовому исповедничеству», к семейным добродетелям православного духовенства, к освящённым традицией формам русской государственности. Отсюда проистекали и элементы откровенного антисемитизма Розанова, столь смущавшего и возмущавшего многих современников.

По оценкам Электронной еврейской энциклопедии высказывания Розанова иногда носили откровенно антисемитский характер. Так, в сочинении Розанова «Иудейская тайнопись» (1913) присутствует следующий фрагмент:

«Да вы всмотритесь в походку: идёт еврей по улице, сутуловат, стар, грязен. Лапсердак, пейсы; ни на кого в мире не похож! Всем не хочется подать ему руку. „Чесноком пахнет“, да и не одним чесноком. Жид вообще „скверно пахнет“. Какое-то всемирное „неприличное место“… Идёт какою-то не прямою, не открытою походкою… Трус, робок… Христианин смотрит вслед, и у него вырывается: - Фу, гадость, и зачем я не могу обойтись без тебя? Всемирное: „зачем не могу обойтись“…»

Однако при оценке взглядов Розанова следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления. Ему удалось прослыть одновременно юдофилом и юдофобом.

Розанов сам отрицает антисемитизм в своём творчестве. В письме М. О. Гершензону он пишет: «Анти-семитизмом, я, батюшка, не страдаю… Что касается евреев, то, … я как-то и почему-то „жида в пейсах“ и физиологически (почти половым образом) и художественно люблю, и, втайне, в обществе всегда за ними подглядываю и любуюсь.»

Во время дела Бейлиса Розанов опубликовал многочисленные статьи «Андрюша Ющинский» (1913), «Испуг и волнение евреев» (1913), «Открытое письмо С. К. Эфрону» (1913) «Об одном приёме защиты еврейства» (1913) "Недоконченность суда около дела Ющинского (1913), пр. По оценке Электронной еврейской энциклопедии Розанов в них пытается доказать справедливость обвинения евреев в ритуальном убийстве, мотивируя его тем, что в основе еврейского культа лежит пролитие крови.

Соединение восторженных гимнов библейскому иудаизму с яростной проповедью антисемитизма навлекло на Розанова обвинения в двурушничестве и беспринципности. За свои статьи о деле Бейлиса Розанов был исключён из Религиозно-философского общества (1913).

Сочинения

Литературные очерки. - СПб., 1899.
В мире неясного и нерешённого. - СПб., 1901.
Декаденты. - СПб., 1904.
Ослабнувший фетиш. - СПб., 1906.
Итальянские впечатления. - СПб., 1909, 320 с.
Люди лунного света: Метафизика христианства. - СПб., 1911.
Л. Толстой и русская церковь. - СПб, 1912.
Литературные изгнанники. - СПб., 1913.
Среди художников. - СПб., 1914, 500 с.
Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови. - СПб., 1914, VIII+302 с.
Война 1914 и русское возрождение, 2-е изд. - Пг., 1915.
Опавшие листья: Короб 2-й. - Пг., 1915.
Из последних листьев. Апокалиптика русской литературы // «Книжный угол». - 1918. - № 5.
Избранное. - Нью-Йорк, 1956.
К. Чуковский. Поэзия грядущей демократии. Уолт Уитмен
Ещё о «демократии», Уитмене и Чуковском
В. В. Розанов. Два письма В. В. Розанова к еврейскому народу(недоступная ссылка - история). Заметки по еврейской истории (№8(155) август 2012 года). Проверено 15 августа 2012.

Литература

Галковский Д. Счастливый Розанов (недоступная ссылка с 21-05-2013 (988 дней) - история, копия) - статья в «Литературной газете» о судьбе Розанова как писателя и философа в России.
Голлербах Э. В. В. Розанов. Жизнь и творчество. - Пг., 1922.
Грифцов Б. Три мыслителя. - М., 1911.
Грякалова Н. Ю. Гендерный проект В. В. Розанова и «русская идея» // Грякалова Н. Ю. Человек модерна: Биография - рефлексия - письмо. - СПб., 2008. - с. 120-130.
Лебедева В. Г. Феномен «панэвтихизма» в концепции Василия Розанова // Лебедева В. Г. Судьбы массовой культуры России. Вторая половина XIX-первая треть XX века. - СПб., 2007. - с. 136-140.
Михайловский Н. К. О г. Розанове, его великих открытиях, его маханальности и философической порнографии.
Свенцицкий В. Христианство и «половой вопрос» (По поводу книги В. Розанова «Люди лунного света») // Новая Земля. - 1912. - N 3/4, 7/8.
Селивачёв А. Ф. Психология юдофильства // Русская мысль, 1917, кн. 2, с. 40-64). Есть отдельный оттиск.
Селивачёв А. Ф. Психология юдофильства. В. В. Розанов // В. В. Розанов: Pro et contra. Книга 2. - СПб., 1995. - С. 223-239.
Шкловский В. Розанов, в кн.: Сюжет как явление стиля. - Пг., 1921;
Leskovec P. Basilio Rozanov e la sua concezione religiosa. - Roma, 1958: Rozanov. - L., 1962
Рубинс М.О. Василий Розанов и Русский Монпарнас (1920-1930-е гг.) // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына 2013 - М., 2014. - с. 541-562.
Руднев П. А. Театральные взгляды В. В. Розанова. - М.: Аграф, 2003. - 380 с., илл.
Равкин З. И. В. В. Розанов - философ, писатель, педагог. Жизнь и творчество. - М., 2002.

РОЗАНОВ, ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ (1856–1919), русский мыслитель, прозаик, публицист, литературный критик. Родился 20 апреля (2 мая) 1856 в Ветлуге Костромской губ. в семье лесничего. Рано осиротел, детство прошло в нищете. Иждивением старшего брата окончил гимназию в Нижнем Новгороде и поступил на филологический факультет Московского университета, который окончил в 1880. До 1893 был учителем истории и географии в гимназиях Брянска, Ельца и г.Белого (Смоленской губ.). Учительская среда оказалась совершенно чуждой и даже враждебной Розанову, преподавание тяготило его, мешало писательству – естественному следствию его умственного развития еще в университетские годы. Согласно Автобиографии (1890), важнейшим импульсом этого развития послужили сочинения Д.С.Милля , Д.И.Писарева , Н.А.Добролюбова и западноевропейских вульгарных материалистов. Целиком в этом русле написана первая статья Розанова Исследование идеи счастья как идеи верховного начала человеческой жизни , в 1881 отвергнутая журналом «Русская мысль» «по причине тяжелого слога». Зато другое его «небольшое исследование» Об основаниях теории поведения удостоилось университетской академической премии и явилось зародышем «сплошного рассуждения на 40 печатных листов» О понимании . Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания . Оно вышло в Москве в 1886 и не имело ни малейшего резонанса в научно-философских кругах – по-видимому, было сочтено дилетантским умствованием, поскольку в нем предлагался полный пересмотр познавательной деятельности в качестве комплексного интеллектуального переживания.

Философические устремления Розанова постепенно сменялись религиозными, о чем свидетельствуют его насыщенные полемикой статьи Органический процесс и механическая причинность (1889); Отречение дарвиниста (1889) – против проф. К.А.Тимирязева; Место христианства в истории (1890), Цель человеческой жизни (1892), Красота в природе и ее смысл (1894). Репутации философа они Розанову не создали, но помогли свести знакомство с Н.Н.Страховым и К.Н.Леонтьевым , а те открыли ему дорогу в консервативную журналистику – он стал одним из ведущих авторов новообразованного в 1890 журнала «Русское обозрение», издававшегося на личные средства Александра III при кураторстве К.П.Победоносцева . Свое публицистическое творчество 1890-х годов Розанов именовал «Катковско-Леонтьевским периодом». Он регулярно публиковался в «Русском вестнике», «Вопросах философии и психологии», «Биржевых ведомостях», «Московских ведомостях» и особенно в газете А.С.Суворина «Новое время» – штатным сотрудником этого издания Розанов стал в 1898. До этого он, оставив гимназическое преподавание и переехав в Санкт-Петербург, несколько лет служил чиновником Центрального управления государственного контроля («Служба была так же отвратительна для меня, как и гимназия»).

К началу 1900-х годов Розанов создал себе прочную репутацию плодовитого и яркого консервативного журналиста. Большая часть его многочисленных статей этого периода собрана в книгах Сумерки просвещения (1899), где на базе собственного опыта Розанов обличает российскую систему школьного образования; Природа и история (1899), Религия и культура (1899), Литературные очерки (1899). Однако главным и наиболее известным его сочинением стала опубликованная в 1891 в «Русском вестнике» и вышедшая несколькими отдельными изданиями (с приложением двух этюдов о Н.В.Гоголе) Легенда о Великом Инквизиторе Ф.М.Достоевского. Опыт критического комментария . Творчество и личность Достоевского изначально привлекали Розанова, и это предопределило не только его критическую репутацию, но и личную судьбу: чтобы лучше понять любимого писателя, Розанов женился на его бывшей любовнице, А.П.Сусловой (1839–1918), которая, изуродовав жизнь супругу и бросив его, не пожелала дать ему развода, и второй – счастливый – брак Розанова оставался в глазах церкви и государства незаконным со всеми вытекающими отсюда прискорбными последствиями. Легенда же положила начало изучению религиозных аспектов творчества Достоевского, хотя в ней речь идет не о самих произведениях, а о восприятии их содержания (о «понимании» литературы, формирующем мировоззрение), как и в других литературно-критических статьях Розанова, начиная с нашумевшего программного цикла Старое и новое (1892), где полемически мотивируется отказ от «наследства 60–70 годов».

К началу 1900-х годов мировоззрение Розанова вполне сформировалось: «понимание» в целом было предрешено и постоянно расширялось тематически, в принципе не имея пределов. Однако «пониманию» этому, на его собственный взгляд, недоставало органичности, которая требовала слияния мышления с бытом: именно он признавался «сферой целостного существования личности» (Н.Розин). Быт одушевляла стихия пола и скрепляли семейные узы. Соответствующие размышления и соображения Розанова, нередко спонтанные, вдохновили его статьи, собранные в двухтомнике Семейный вопрос в России (1905), а также, по собственным его словам, «главную идейную книгу» В мире неясного и нерешенного , вышедшую к 1904 двумя изданиями. Его собственная мучительная семейная ситуация (брачное сожительство, по церковным понятиям считавшееся блудом) спровоцировала напряженные размышления о значении и роли российской церковности (двухтомник Около церковных стен , 1907). Попытку решающего обобщения религиозной проблематики представляют книги Розанова Темный Лик (1911) и Люди лунного света (1912), где в сексуальном ключе выявляется и оценивается «метафизика христианства» и доказывается несостоятельность христианской религии с точки зрения обустройства обыденной жизни. Однако, по-видимому, неправомерно объявлять Розанова, как это делал Д.С.Мережковский , подобным Фр.Ницше «антихристианином». Следует учитывать и его нарочитое тяготение к крайностям, и характерную амбивалентность его мышления. Так, ему удалось прослыть одновременно юдофилом и юдофобом; революционные события 1905–1907 он считал не только возможным, но и необходимым освещать с различных позиций – выступая в «Новом времени» под своей фамилией как монархист и черносотенец, он под псевдонимом В.Варварин выражал в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.

Закономерной кульминацией творчества Розанова явились его сочинения необычного жанра, ускользающего от строгого определения, однако укорененного в его журналистской деятельности, предполагавшей постоянную, как можно более непосредственную и вместе с тем выразительную реакцию на злобу дня, и сориентированного на настольную книгу Розанова Дневник писателя Достоевского. В опубликованных сочинениях Уединенное (1912), Смертное (1913), Опавшие листья (короб 1 – 1913; короб 2 – 1915) и предполагавшихся сборниках В Сахарне , После Сахарны , Мимолетное и Последние листья автор пытается воспроизвести процесс «понимания» во всей его интригующей и многосложной мелочности и живой мимике устной речи – процесс, слитый с обыденной жизнью и способствующий мыслительному самоопределению. Этот жанр оказался наиболее адекватным мысли Розанова, всегда стремившейся стать переживанием; и последнее его произведение, попытка осмыслить и тем самым как-то очеловечить революционное крушение истории России и его вселенский резонанс, обрела испытанную жанровую форму. Его Апокалипсис нашего времени публиковался невероятным по тому времени двухтысячным тиражом в большевистской России с ноября 1917 по октябрь 1918 (десять выпусков). Характерно, что этот реквием по российскому государству и русской культуре первоначально мыслился как периодическое издание статей на темы политические, религиозные и общекультурные под общим заглавием Троицкие березки : «так, какую-нибудь ерунду, и вдруг – раз, мысль, два – мысль. Разрослось чудище...» (Розанов – Ткаченко, 1918, 31 марта). Жанр оправдал себя: Апокалипсис оказался редкостным и бесценным художественно-историческим свидетельством очевидца и мыслителя, погребенного под обломками рухнувшей империи.

Центральной философской темой в творчестве зрелого Розанова стала его метафизика пола. В 1898 в одном из писем он формулирует свое понимание пола: «Пол в человеке – не орган и не функция, не мясо и не физиология – но зиждительное лицо... Для разума он не определим и не постижим: но он Есть и все сущее – из Него и от Него». Непостижимость пола никоим образом не означает его ирреальности. Напротив, пол, по Розанову, есть самое реальное в этом мире и остается неразрешимой загадкой в той же мере, в какой недоступен для разума смысл самого бытия. «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, т.е. что это загадка рождающегося пола». В розановской метафизике человек, единый в своей душевной и телесной жизни, связан с Логосом, но связь эта имеет место не в свете универсального разума, а в самой интимной, «ночной» сфере человеческого бытия: в сфере половой любви. Розанову было чуждо то метафизическое пренебрежение родовой жизнью, которое в истории европейской и русской мысли представлено многими яркими именами. Философ-платоник, певец Вечной Женственности Вл.С.Соловьев сравнивал процесс продолжения рода человеческого с бесконечной вереницей смертей. Розанов же каждое рождение считал чудом – раскрытием связи земного мира с миром трансцендентным: «узел пола – в младенце», который «с того света приходит», «от Бога его душа ниспадает». Любовь, семья, рождение – это для Розанова и есть само бытие, и он готов был говорить об «онтологии» половой любви. Розановская апология телесности, его отказ видеть в теле, и прежде всего в половой любви, нечто низшее и тем более постыдное, в гораздо большей степени спиритуалистичны, чем натуралистичны. Розанов постоянно подчеркивал духовную направленность своей философии: «Нет крупинки в нас, ногтя, волоса, капли крови, которые не имели бы в себе духовного начала», «пол выходит из границ естества, он – вместе естественен и сверхъестественен» и т.п.

Религиозная позиция Розанова с течением времени претерпела серьезные изменения. В конце 1890-х годов он, сопоставляя стоицизм и христианство, утверждал: «Стоицизм есть благоухание смерти, христианство – пот, муки и радость рождающей матери, крик новорожденного младенца... Христианство – без буйства, без вина и опьянения – есть полная веселость, удивительная легкость духа, никакого уныния...». Позднее он приходит к выводу, что «из подражания Христу... в момент Голгофы – образовалось неутомимое искание страданий». Лично глубоко религиозный и никогда не отрекавшийся от православия (уже в последние годы жизни, отвечая на упреки в христоборчестве, заявляет, что «нисколько не против Христа»), Розанов видит суть религии в мироотрицании: «Из текста Евангелия естественно вытекает только монастырь... Иночество составляет метафизику христианства». Привязанный сердцем и умом ко всему земному, верящий в святость плоти, Розанов жаждал от религии прямого и непосредственного спасения и признания (отсюда тяготение к язычеству и Ветхому Завету). Путь через Голгофу, через «попрание» смерти Крестом, этот путь христианства представлялся позднему Розанову едва ли не равносильным отрицанию бытия вообще.

Умер Розанов в Сергиевом Посаде 23 января (5 февраля) 1919, в беспросветной нищете, изнуренный голодом и болезнями, пытаясь превозмочь отчаяние и обрести утешение в христианской вере.

«Он был редко прекрасный русский человек, с чистою, искреннею душою, язык коего никогда не знал лукавства: и поэтому качеству был почти уникум в русской словесности, довольно-таки фальшивой, деланой и притворной. В лице его добрый русский Бог дал доброй русской литературе доброго писателя». (В.В. Розанов о К. Леонтьеве)

Писать о философских взглядах В.В. Розанова чрезвычайно трудно, поскольку как философ В.В. Розанов - характерно русское явление и в качестве такового крайне нелегко поддаётся какой-либо окончательной оценке, классификации по школам и направлениям, тому, чтобы быть предметом беспристрастного исследования. Современникам он был известен по преимуществу как публицист и писатель - судя по многочисленным характеристикам, хотя и гениальный (см: В.А. Фатеев. В.В. Розанов. Жизнь. Творчество. Личность. Ленинград, 1991, с. 11-12), но крайне противоречивый - и по существу остался почти неизвестен как философ. В советское время его творчество и само его имя были подвергнуты сознательному забвению. В годы перестройки и последующее затем постсоветское время у нас хотя и были опубликованы некоторые его произведения, в целом его творчество оказалось по-прежнему невостребованным и вновь подверглось фигуре умолчания. Об этом можно судить по публикациям основного нашего академического философского издания - журнала «Вопросы философии» - за последние 10 лет (1989-1999). На фоне многочисленных статей, посвящённых проблемам русской философии, имя Розанова было упомянуто лишь дважды и то по поводу, а не в качестве предмета, заслуживающего самостоятельного внимания (см: Е.В. Иванова. Италия - Розанову. – «Вопросы философии», 1991, №3).

А между тем, В.В. Розанов - прежде всего и по преимуществу философ, который, хотя и не был философом по профессии, был, однако, философом по призванию, т.е. был философом милостью Божьей. Только исходя из этого обстоятельства, можно более или менее адекватно оценить его жизнь и творчество, место и роль в истории отечественной и мировой культуры. Только тогда за внешне противоречивыми высказываниями откроется исключительная цельность его личности.

Однако именно по причине глубокой оригинальности философии Розанова, которая в своих основных чертах сложилась уже в ранней работе «О понимании» (1886) и с позиций которой на протяжении всей своей жизни он принципиально оценивал всё происходящее вокруг и в самом себе, он был не понят и по достоинству не оценен современниками. С другой стороны, именно в силу исключительной актуальности философии Розанова в наши дни, он до сих пор остаётся едва ли не самым забытым среди отечественных мыслителей так называемого Серебряного века русской духовной культуры.

Первое утверждение разделяют и другие авторы. В частности, В. Бибихин в предисловии к книге В.В. Розанова «О понимании» подчёркивает: «Во всей работе о понимании у Розанова уже есть то невозмутимое безразличие к постройкам сознания, какое будет потом в розановской публицистике к современным ему политическим, этическим, идеологическим мнениям при безграничном, мы сказали бы даже - в хорошем смысле рабском уважении к устоям бытия (В.В. Бибихин. Время читать Розанова. – В.В. Розанов. О понимании. М., «Танаис», 1996, с. ХХ). Этой же точки зрения ещё ранее придерживался В.В. Зеньковский в известной «Истории русской философии».

Однако проблема состоит не в констатации факта, а в раскрытии его содержания. В достаточно полной мере на сегодня это представляется невозможным в силу трудности исследования и расшифровки этого всеобъемлющего и самобытного произведения. «О понимании» - светлая и просторная книга, - пишет В.В. Бибихин. - Она для будущего, для терпеливого разбора, для постепенного начала новой, совсем другой науки. Это школа нескованной, беспристрастной, терпеливой мысли». (В.В. Бибихин, там же, с. XV).

Между тем эта книга и не могла встретить иного приёма со стороны философского сообщества, какой она встретила в момент своего появления, а именно: полного и абсолютного непонимания. Во-первых, она создавалась в полной изоляции от кафедр и учёных советов и нигде не рассматривалась в качестве диссертации. Иными словами, профессура её попросту не знала, да и вряд ли бы кто из профессионалов её удостоил прочтением, поскольку имя автора никому ничего не говорило. Во-вторых, она была написана в полном отрыве от того круга проблем, который обсуждался в современной ей философии. Наконец, в-третьих, она была настолько самобытна по языку (в ней почти отсутствуют традиционные философские категории) и всеобъемлюща по тематике, что специалисту в области философии до сих пор представляется сочинением, написанным провинциальным дилетантом.

Для того, чтобы полнее понять причины и последствия для дальнейшей судьбы В.В. Розанова-философа неудачи, связанной с непониманием его книги «О понимании», сравним её судьбу с судьбой сочинения его современника В.С. Соловьёва «Кризис западной философии», которое он защитил в 1874 году в качестве магистерской диссертации, что принесло ему славу первого философа России. Будучи сыном известного профессора-историка, В.С. Соловьёв сам был тесно связан с академическими кругами. Его работа посвящена конструктивной критике того, как в западной философии решалась проблема теории познания, т.е. проблеме, которая уже на протяжении нескольких веков находилась в центре внимания философской общественности. Наконец, книга была написана по определённым языковым и логическим канонам и потому новизна выдвигаемых в ней идей была логически обоснована и органично вытекала из всего хода развития европейской и русской философии.

Неудача книги «О понимании» навсегда отрезала для Розанова путь к академической карьере: он разочаровался в профессорах философии и сохранил к ним неприязненное отношение на всю оставшуюся жизнь, убедившись в их профессиональной замкнутости и ограниченности. «…Самопополняющаяся коллегия профессоров тоже делает все усилия, чтобы к ним в среду не попал человек с мыслью, с творчеством, с воображением и догадкой», - писал он много лет спустя (Опавшие листья. Короб второй. – В.В. Розанов. Сочинения. Т.2. Уединённое. М., 1990, с. 447). Добавим, что Розанов был не одинок в своём непонимании: в истории философии это обычное явление, когда философы по профессии недолюбливают философов по призванию и наоборот (вспомним в этой связи судьбу А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора и т.д.). К тому же академическая карьера к этому времени ничуть и не привлекала В.В. Розанова, потому что он уже сложился и как личность, и как мыслитель, которому было бы довольно тесно в затхлой кафедральной атмосфере.

Самым же важным последствием для Розанова неудачи его первого философского труда было то, что он в дальнейшем навсегда отказался от изложения своих мыслей в форме абстрактных построений и обратился к живому образному стилю рассуждений по вполне конкретным житейским, обыденным явлениям. Это, в конечном счёте привело к тому, что философия Розанова стала не царством отвлечённой мысли, выраженном в форме системы абстрактных категорий, что является отличительной чертой философии в строгом академическом смысле слова, а процессом осмысления жизни, выраженном в живом слове. Читая Розанова, отчётливо ощущаешь (если изъясняться профессиональным философским высокопарным языком) тождество бытия и мышления. Человеку свойственно мыслить так же, как дышать, ходить, отправлять свои естественные потребности. Мысль и жизнь есть нечто единое, они представляют собой едино-раздельную целостность. Мы нигде не найдём у Розанова противопоставления мысли и жизни, бытия и мышления, что является характерной чертой едва ли не большинства философских построений. Поэтому мышление В.В. Розанова органично, естественно. Оно не оторвано от жизни и не противопоставлено ей. Отсюда простота и ясность языка, его яркая образность, задушевность и искренность тона, и удивительное ощущение живого присутствия личности автора, которое возникает при чтении книг Василия Васильевича. Возникает ощущение живой неторопливой и обстоятельной беседы с простым, добрым и умным человеком. Но эта простота и ясность есть не примитивность, а признак глубокой мудрости. Розанов, подобно Сократу, только прикидывается простаком, чтобы заново переосмыслить давно известные повседневные явления. Однако если Сократ был занят по преимуществу прояснением смысла общих понятий, то у Розанова исследуются не понятия, а стоящие за ними жизненные явления. Мысль Розанова - это живая, образная, сочная мысль, лишённая какой-либо надуманности и искусственной отрешённости от жизни. И в этом опять-таки проявляется характерно русский стиль его философствования, который заключается не в голой рациональности, систематичности, доказательности, логико-понятийной последовательности и законченности мысли, а в установке на стихию свободного, не скованного жёсткими рамками формальной логики размышления. Такой стиль вытекает из осознания ограниченности абстрактно-теоретического мышления, необходимости его дополнения нравственно-гуманистической оценкой. Объективно эта особенность была обусловлена историческими условиями развития русской философии, не имевшей ни академических свобод, ни традиций и развивавшейся не столько на университетских кафедрах, сколько в культуре в целом. Положительным следствием такого типа философствования является принципиальный антидогматизм, органическое неприятие схоластических рассуждений русской философской традицией. Отмечая эту черту русской философии, писатель В. Распутин утверждает: «Главное отличие её было не в открытиях ума, не в формальных и отвлечённых построениях, не в архитектуре мысли, заведённой на спор и доказательство, а в пластичности, удобности, красивости, обаятельности мысли, в которой ум руководствуется душой, а духовное и мирское сводятся в человеке без всяких усилий». («Наш современник», 1989, №11, с. 159). Эта характеристика в полной мере относится и к философии В.В. Розанова. Дело в том, что философия есть не только продукт деятельности чистого разума, не только итог специфических изысканий узкого круга специалистов. Она представляет собой концентрированное выражение духовного опыта нации, её неповторимого исторического пути, её творческого гения и созидательного интеллектуального потенциала. Это особенно важно для понимания русской философии, отличительной чертой которой является рассредоточение во всем контексте культуры, использование обширной гаммы выразительных средств - от развитого словесного творчества до не передаваемого вербальными способами символического искусства, применение разнообразной системы жанров - от эпистолярного в духе Петра Чаадаева до афоризмов Розанова.

Один из крупнейших наших специалистов по современной западной философии В.В. Бибихин отмечает, что Розанов уже в книге «О понимании» высказал некоторые идеи, получившие развитие в таких направлениях западной философии, как герменевтика Х.-Г. Гадамера, феноменология Э.Гуссерля, фундаментальная онтология М. Хайдеггера, «благоговение перед жизнью» А. Швейцера, лишь в ХХ столетии. Однако такое перечисление мало что может сказать непосвящённому читателю, тем более что Розанов как философ не укладывается ни в какую классификацию. Целесообразнее, наверное, остановиться на общей характеристике философии В.В. Розанова, показав в свете её некоторые проблемы, актуальность которых сегодня не вызывает сомнений.

Без преувеличения можно утверждать, что всё творчество В.В. Розанова - это постоянное, напряжённое, порою мучительное размышление на темы, традиционно являющиеся философскими: что есть Бог, мир, человек, каковы их связь и взаимоотношение. В то же время в нём всегда присутствует определённое, зачастую явно не выраженное понимание этих проблем. Исходя из этого понимания, Розанов пытается ответить на вопросы о том, что есть жизнь, смерть, любовь, душа, отчётливо осознавая при этом, что окончательный ответ невозможен. Таким образом, понимание есть учение о бытии (онтология) Бога, мира и человека. Вместе с тем, понимание - это и учение о познании (гносеология или теория познания) бытия Бога, мира и человека. И только в свете понимания как учения о бытии и понимания как учения о познании, возможно и понимание таких проблем, как жизнь, смерть, любовь, душа. Это, в свою очередь открывает возможность определённого понимания всех частных проблем, из чего складывается отношение ко всем явлениям общественной и личной жизни и их оценка. Эта «параллельность» бытия и нашего познания как-то, по собственному признанию Розанова, предстала ему в видении и определила самый замысел книги «О понимании». Как из семени развивается растение, так из глубин ума развивается все знание, - и этот образ «семени», положенный в основу первой книги, навсегда остался основным для Розанова.

Отсюда «бытие» без каких-либо его конкретных характеристик, существование как таковое, само по себе, есть исходный пункт и необходимое условие всякого понимания. Бытие само по себе есть чудо, дар Божий, высшая и безусловная ценность: «Самое существенное - просто действительность» (Опавшие листья. Короб первый, с. 378). Бытие требует внимательного и чуткого отношения к себе. «Теперь распространилось слово «чуткий»: нужно бы посмотреть книгу «О понимании», - писал он впоследствии - но в идеях «чуткости» и «настроения», с ярким сознанием их, с признанием их важности, я писал эту книгу». (Уединённое, с. 224). Только из такого понимания бытия могли родиться следующие строки: «Ах, люди - пользуйтесь каждым-то вечерком, который выйдет ясным. Скоро жизнь проходит, пройдёт, и тогда скажете «насладился бы», а уж нельзя: боль есть, грусть есть, «некогда»! Нумизматика - хорошо и нумизматику; книга - пожалуй, и книгу. Только не пишите ничего, не «старайтесь»: жизнь упустите, а написанное окажется «глупость» или «не нужно». (Уединённое, с. 260). Насколько человек чуток, насколько бережно и внимательно относится к бытию, насколько он его понимает, настолько отзывчиво и бытие, настолько и оно понимает человека. Само бытие, несмотря на свою извечную данность, не есть вместе с тем данность, обеспеченная статусом вечности, но есть нечто трепетное, нежное, хрупкое: «Мир вечно тревожен, и тем живёт» (Опавшие листья. Короб первый с. 297). Поскольку же человек неправильно понимает бытие, оно может и отказать человеку в самом праве на существование. Следует напомнить о том, что эта мысль была высказана тогда, когда ещё ни ядерного оружия, ни экологического кризиса и прочих глобальных проблем человечества, угрожающих самому его существованию, не было и в помине.

Бытие есть дар Божий, само же бытие Бога для Розанова всегда есть самоочевидный факт, не требующий никаких обоснований. С самого начала (то есть уже в книге «О понимании») Розанов проявил себя как религиозный мыслитель. Таким он оставался и всю жизнь, и вся его духовная эволюция, можно сказать, совершалась внутри его религиозного сознания. Однако, несмотря на то, что к проблеме религии В.В. Розанов подходит как философ испытующе и вопрошающе, его учение о Боге ничего общего не имеет с теологией в традиционном смысле слова - как теоретически обоснованной системой взглядов. Бог просто присутствует в мире и в душе, религиозный человек обнаруживает это присутствие, и ничего определенного о Боге и душе сказать нельзя, важно ощущать, что они есть. В философии ХХ века эта проблема была осознана философом Л. Витгенштейном как проблема молчания: о самом важном и существенном мы молчим, ибо ничего определённого сказать не можем, и если что-либо высказываем, то это есть не что иное, как словоблудие. Этические и религиозные истины не высказываются, а демонстрируются образом жизни, показуются примером, всякие слова их неизбежно обесценивают: «Собственно нравственно (не в книжно-теоретическом значении, а в житейском и практическом) есть такая вещь, о которой так же не говорят, как о воздухе или кровообращении, «нужны ли они»? Можно её отрицать, но пока дело не коснулось нас и жизни».(Опавшие листья. Короб первый, с. 392). Розанов своим целомудренно бережным, трепетным отношением и настороженностью ко всяким теоретическим построениям о Боге и морали, вытекающим из ясного понимания ограниченности таких построений и потому неизбежного опошления этих высоких предметов, словно предвосхитил знаменитый афоризм из «Логико-философского трактата»: «…то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чём невозможно говорить, о том следует молчать». (Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат. М., 1958, с.29). Философия Розанова, как и всякая подлинная философия, безусловно содержит в себе определённое этическое учение, хотя Розанов опять-таки почти не употребляет таких традиционных этических категорий, как добро и зло, долг, честь, достоинство, совесть, счастье и смысл жизни.

Мораль, как и религия, должна быть укоренена в сердце человека. Они возможны лишь как следствие Божьей благодати, либо же опять-таки как понимание, которое не даётся посредством поучения или назидания, потому что в этом случае они вырождаются в ханжество и могут служить прикрытием и оправданием самых гнусных деяний. Понимание же не приходит только по воле человека, оно даётся свыше и приходит тогда, когда человек к этому созреет: «Закатывается, закатывается жизнь. И не удержать. И не хочется задерживать. Как всё изменилось в смысле соответственно этому положению. Как теперь не хочется веселья, удовольствий. О, как не хочется. Вот час, когда добродетель слаще наслаждений. Никогда не думал, никогда не предполагал». (Уединённое, с. 274).

Этика В.В. Розанова строится не на рассудочно-рациональном обосновании морали, а на понятии (философской интуиции) любви. И в этом отношении он опять-таки целиком и полностью находится в русле традиции русского религиозного философствования, согласно которой сердце есть средоточие духовного начала, носитель истины, добра и красоты. Основу этики составляет не понятие долга (как у И. Канта) и не понятие пользы (утилитаризм Г. Спенсера), а учение о любви. Там, где нет любви, сострадания, живого человеческого участия, одним словом, там, где отсутствует тепло и понимание, там нет и морали.

И здесь мы подходим к тому, что составляет основу всей его философии и движущий мотив всего его творчества, а именно: к учению о любви. В.В. Розанова с полным правом можно назвать философом любви, а его философию - философией любви. Хотя в обширной антологии мировой философии любви В.В. Розанову всё-таки уделили место (см: Мир и эрос: Антология философских текстов о любви. М., 1991, с. 305-307), эта сторона его философского творчества не получила должного внимания и понимания. А между тем его учение о любви есть ключ к пониманию всего творчества Розанова. В целом философию Розанова - из всех «измов», которыми его награждали некоторые авторы (пантеизм, космоцентризм, теоцентризм, биоцентризм и т.д.), - можно назвать даже не пансексуализмом, а сексоцентризмом. Философом любви в России называли также В.С. Соловьёва. Однако у Соловьёва любовь скорее абстрактно-теоретическая категория, структурный элемент философской теоретической системы, мистический свет нездешних миров, предмет метафизических построений. Тем самым учение о любви у Соловьева носит неизбежно рассудочно-рационалистический, холодный характер. Совсем другое дело у Розанова. У него любовь вся насквозь полнокровная, земная, живая, любовь к конкретному человеку - не как к абстрактному индивиду или представителю рода в целом, а вот к данному, живущему здесь и теперь человеку, в его повседневной, обыденной, тленной и греховной телесности. Поэтому у Розанова мы нигде не найдём, как это было у Платона, сопоставления любви телесной и любви духовной, Афродиты Пандемос (любви вульгарной, простонародной) и любви духовной, любви как стремления к прекрасному идеалу - Афродиты Урании, ибо у него: «Всякая любовь прекрасна. И только она одна прекрасна. Потому что на земле единственное «в самом себе истинное» - это любовь». (Уединённое, с. 253). В любви проявляется целостность человеческой личности, единство духа и тела: «Без телесной приятности нет и духовной дружбы. Тело есть начало духа. Корень духа. А дух есть запах тела». (Опавшие листья. Короб первый, с. 392).

Любовь составляет сущность человека, основу жизни, начало религии и нравственности: «Мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете».(Опавшие.листья. Короб первый, с.366). Поэтому любовь является высшей нравственной и человеческой ценностью, где снимается противопоставление нравственного и эстетического, добра и красоты, обретается гармония чувства и разума. Словно предвидя то, что ХХ век поставит под сомнение ценность любви, Розанов страстно отстаивает право человека любить и быть любимым, буквально заклиная: «Отстаивай любовь свою ногтями, отстаивай любовь свою зубами. Отстаивай её против ума, отстаивай её против власти. Будь крепок в любви - и Бог тебя благословит. Ибо любовь - корень жизни. А Бог есть жизнь». (Опавшие листья. Короб первый, с. 324).

Любовь, по Розанову, лежит и в основании бытия, она космична, т.е, выражаясь философским языком, любовь наделяется онтологическим статусом, придавая целостность и единство миру и человеку: «Человек входит в мир… Но и мир входит в человека». (Опавшие листья. Короб второй, с. 449). Более того, земная половая любовь (отсюда то место, какое занимает в творчестве Розанова проблема пола) есть проявление воли Бога, замысла Творца о человеке, поэтому без неё невозможна никакая другая любовь, в том числе и духовная. По характеристике русского философа Н.А. Бердяева: «Всё творчество Розанова есть апофеоз рождающей жизни … Розанов хочет обоготворить рождающий пол. Рождение и есть победа над смертью, вечное цветение жизни. Пол - свят, потому что он есть источник жизни, антисмерть». (Н.А. Бердяев. Русская идея. – «Вопросы философии», 1990, №2, с. 138). В этом Розанов прямо противоположен другому русскому философу, Н. Фёдорову, который считал победу над смертью с помощью науки и техники - и тем самым преодоление полового пути размножения как ведущего к смерти - главной нравственной задачей человечества. Напротив, Розанов настороженно относится к техническому прогрессу, будучи одним из первых, кто увидел смертельную угрозу для жизни в наступающей научно-технической и товарно-денежной цивилизации, которая наряду с бытовым комфортом несёт обездушенно-механический характер человеческих отношений: «Техника, присоединившись к душе, дала ей всемогущество. Но она же её и раздавила. Получилась «техническая душа», лишь с механизмом творчества, а без вдохновения творчества». (Опавшие листья. Короб первый, с. 322). Эта мысль Розанова более чем актуальна сегодня, когда со всей очевидностью обнаружилось противоречие между техническим прогрессом и нравственным развитием человечества.

Однако любовь, согласно Розанову, лежит и в основе истинного познания. Она, во-первых, определяет сам предмет познания, мы стремимся к познанию того, кого или что мы любим: «Мы не по думанью любим, а по любви думаем. Даже и в мысли - сердце первое». (Опавшие листья. Короб первый, с. 368). Во-вторых, только в любви преодолевается противопоставление субъекта и объекта познания, а «лишь там, где субъект и объект - одно, исчезает неправда». (Опавшие листья. Короб первый, с. 323). В конце концов только любящему открывается истина: «Любовь исключает ложь: первое «я солгал» означает: «я уже не люблю», «я меньше люблю». Гаснет любовь - и гаснет истина. Поэтому «истинствовать на земле» - значит постоянно и истинно любить». (Уединённое, c. 253).

Таким образом, любовь является необходимым условием всякого бытия, любовь - высшая ценность, начало и основа религии и нравственности, любовь же является источником и способом истинного познания и критерием истины. Любовь - доминирующая философская интуиция у Розанова, а учение о любви объединяет все стороны (онтологию, теорию познания, антропологию, этику и эстетику) его философии в целостное мировоззрение. Любовь к Богу, к миру, к человеку, любовь к жизни, к женщине, к детям, наконец, любовь к Родине - становится пробным камнем и мерилом всех явлений действительности.

Розанов всё испытует любовью, чем и определяется его философская позиция, основу которой составляет, как и у Сократа, любовь и стремление к истине: «Правда выше солнца, выше неба, выше Бога: ибо если и Бог начинался бы не с правды - он - не Бог, и небо - трясина, и солнце - медная посуда». (Уединённое, с. 234). В этом долг, назначение и призвание философа, хотя такая установка приводит к одиночеству и непониманию, которое сопровождало Розанова со стороны русского общества на протяжении всей жизни. Уже в молодости он ясно осознавал все последствия этого пути и тем не менее избрал именно этот удел: «Для меня лично нет сомнения, что с этим достижением в душе моей воцарится постоянный холод и для меня утратятся и те небольшие радости, которые я имею теперь, когда или новая мысль осветит моё сознание, или когда я избегну какой-нибудь матерьяльной неприятности. Есть глубокая справедливость в мысли, что всё, что ни делает человек, он делает для того только, чтобы забыться». (О понимании, с. 493).

Такая позиция обязывала стоять вне политических партий и общественных движений с их неизбежной ограниченностью и борьбой низменных корыстных интересов. Розанов принципиально вне и против политики, потому что не видит в политике ни любви, ни правды, а разжигание политической борьбы - прямой путь к гибели России. «Эгоизм партий, выросших над нуждою и страданием России, - вот Дума и журнальная политика». (Опавшие листья. Короб первый, с.392). Сказано как будто сегодня и о нас сегодняшних. Политика иссушает душу, разжигает вражду и злобу между соотечественниками, губит и калечит жизнь людей, поэтому: «Нужно разрушить политику… Нужно создать а-политичность. «Бог больше не хочет политики, залившей землю кровью»… обманом, жестокостью. Как это сделать? Нет, как это возможно сделать? Перепутать все политические идеи… Сделать «красное - жёлтым», «белое - зелёным» - «разбить все яйца и сделать яичницу»» (Опавшие листья. Короб второй, с. 433). И хотя рецепт Розанова явно утопичен, проблема отчуждения политики от морали поставлена им предельно остро. Можно сказать, что проблема преодоления отчуждения политики от морали - проблема жизни и смерти человечества на пороге третьего тысячелетия, и Розанов был абсолютно прав, когда предрекал: «Я начал, но движение это пойдёт: и мы, философы, религионисты - люди уж, во всяком случае, «высшего этажа», чем в каком топчутся политики, - разрушим мыслью своею, поэзией своей, своим «другим огнем», своим жаром, - весь этот кроваво-гнойный этаж…». (Опавшие листья. Короб второй, с. 434). Розанов не ошибся в том, что придут продолжатели его дела: ХХ век породил движение ненасильственных действий в политике, у истоков которого стояли такие выдающиеся политические деятели и философы, как М. Ганди и М.Л. Кинг, а соотечественник и земляк В.В. Розанова А.А. Зиновьев предложил свой вариант решения этой проблемы, который, к сожалению, мало кому известен. Ключевой фигурой на отечественной политической арене является русский болтун - человек пустой и бесполезный для России: «Русский болтун везде болтается. «Русский болтун» ещё не учтенная политиками сила. Между тем она главная в родной истории. С ней ничего не могут поделать -никто не может. Он начинает революции и замышляет реакцию. Он созывает рабочих, послал в первую Думу кадетов. <…> Русь молчалива и застенчива, и говорить почти что не умеет: на этом просторе и разгулялся русский болтун». (Опавшие листья. Короб первый, с. 399-400).

Говоря о русских болтунах, которые, представляя ничтожную, по сравнению с русским народом, горстку политиков, на словах совершили чудо, сделав из России царской, церковной, крестьянской, кабацкой и ухарской Россию либерально-демократическую, европеизированную, в белых перчатках и «с книжкой «Вестника Европы» под мышкой», Розанов словно имел в виду наших современных реформаторов, которые пытаются из России коммунистической сделать Россию капиталистическую на американизированный или западноевропейский манер. Более чем актуально сегодня звучит предупреждение Розанова по поводу бездумной, грабительской приватизации. Уж кто-кто, а Розанов прекрасно знал отношение народа к частной собственности, как и происхождение этой собственности: «В России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарил», или кого-нибудь «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается». (Уединённое, с. 216). Когда читаешь Розанова, порою возникает ощущение, что время остановилось или вообще обратилось вспять, что если всё и течёт, то в нашем отечестве ничего не меняется: «Торг, везде торг, в литературе, в политике, - торг о славе; торг о деньгах; а упрекают попов, что они «торгуют восковыми свечами» и «деревянным маслом». Но у этих «торг» в 1/10 и они не образованы; а у светских 9/10, хотя они и «просвещены». (Уединённое, с. 268). Поразительное пренебрежение и забывчивость демонстрирует сегодня так называемая «политическая элита» по отношению к русской культуре, национальной духовной традиции, порою отказывая ей в цивилизованности, не понимая того, что русская культура «не впереди» и «не позади» мировой цивилизации, что мы не хуже и не лучше, а просто «другие» и в том может быть и состоит наша ценность и наш вклад в эту самую цивилизацию. Оценивая философию В.В. Розанова, глубокий знаток современной западной философии, переводчик с немецкого языка трудов классика немецкой философии ХХ века В.В. Бибихин пишет: «Но именно у нас Розанов смеет себе позволить бескрайнюю широту вопросов. После него говорить, принадлежит ли Россия мировой цивилизации, уже анахронизм. После Розанова Россия вся, с провинцией, деревней, пригородами, огородами, коровой, колодцем, с пьяным в канаве, вошла, широко въехала в единственную историю мира. Если кто-то ещё этого не заметил, а другой вообразил, что дело тут идёт всё ещё о чём-то специфическом вроде русской личности, то мы с гордостью скажем: розановская простота, кажущаяся наивностью, - признак нездешней силы». (В.В. Бибихин. Время читать Розанова, с. XXII). В Италии в 1990 году был организован первый зарубежный конгресс, посвященный творчеству В.В. Розанова, который в своё время написал в память пребывания в этой стране одну из своих лучших книг «Итальянские впечатления». Один из главных устроителей этого конгресса в своём докладе пытался ответить на вопрос, зачем надо изучать Розанова: «Внешне это был (Розанов) скорее неприятный человек, который при разговоре подплёвывал. Писал он в правых и левых изданиях, противореча сам себе. Интересовала его только проблема пола, а был он чуть ли не ханжой. Кроме того, он испытывал животную любовь к России (подчёркнуто мною – А.Д.). Очень сомнительным выглядит его отношение к христианству. Итак, я хочу обратиться к моим гостям с вопросом: если справедливы все те обвинения, которые выдвигались в адрес Розанова, зачем и почему мы изучаем его сегодня?» (цитируется по ст. Е.В. Ивановой «Италия - Розанову», «Вопросы философии», 1991, №3, с. 133). Как мы видим из всего вышеизложенного, такая постановка вопроса могла возникнуть из абсолютного незнания Розанова как философа. И тем не менее, Запад проявляет интерес к Розанову, хотя конференция носила историко-филологический, а не философский характер.

Автор данной статьи заканчивает её тем же, чем и начинал, а именно: констатацией факта, что В.В. Розанов как философ - явление малоизученное как у нас в стране, так и в мире. А между тем - это тема глубоко содержательная и благодарная. Тем более, что философское наследие Розанова исключительно актуально сегодня для нас и не утратит своей злободневности в обозримом будущем. В этой небольшой статье затронута лишь часть проблем, над которыми размышлял наш гениальный соотечественник и земляк, да и освещены они мною крайне поверхностно. Эта тема - предмет десятков диссертаций, которые, без всякого сомнения, когда-нибудь будут написаны. Особый интерес представляет тема «Розанов и Зиновьев», поскольку даже поверхностное сопоставление текстов этих русских философов, живших в различное время и творивших в различных исторических обстоятельствах, но обнаруживающих глубокое сходство самого стиля мышления и своей жизненной судьбы, говорит, если и не о прямом влиянии одного на другого, но опять-таки выражаясь профессиональным философским языком, которого терпеть не могут ни тот, ни другой, - структурных инвариантах «русского духа» как такового.

О н был одним из самых ярких и парадоксальных философов и публицистов Серебряного века. Его называли русским Фрейдом и русским Ницше. Его ненавидели революционные демократы и недолюбливали либералы. Ему удалось прослыть одновременно и юдофилом, и юдофобом. Циник и парадоксалист, он боялся пафоса. Его философия рассеивалась в мелочах, мелочи же приобретали философский статус.

Он хотел начать литературу «с другого конца», воспеть уединение, тепло частной жизни. Не раз его упрекнут в апофеозе тривиальности, назовут философским обывателем, «поэтом интерьерчика». А он оберегал и пестовал «маленькое» в себе. Отвечал на вопрос «что делать?» фразой, которой суждено стать крылатой: «Если это лето - чистить ягоды и варить варенье; если зима - пить с этим вареньем чай».

Василий Васильевич Розанов

20 апреля (2 мая) 1856 - 5 февраля 1919

Василий Васильевич Розанов - это, наверное, самый замечательный писатель среди русских мыслителей, великолепно владевший стилем, познавший магию слова. Он не создал какой-то определенной философской системы, да и не стремился к тому. Но Розанов стал основателем оригинального стиля философствования, который некоторые исследователи называют философским импрессионизмом.